Два Катаева и почему их два / Поколения Переломов / К 120-летию
Ещё из литературных биографий
Два лика Валентина Катаева
26 января - 120 лет со дня рождения известного советского писателя
Удивительно, при расцвете так называемого «застоя» в СССР насчитывалось почти 11 тысяч членов Союза писателей! То была действительно интеллектуальная элита страны. Не зря их называли инженерами человеческих душ. Общество гордилось ими и воздавало соответствующие почести. ©По теме: Левитан и Сталинская премия Катаеву | Письмо двадцати пяти, а также Москва в объективе Ильфа | Булгаков - автор «12 стульев» и «ЗТ»?
Валентин Катаев
Так около 70 советских писателей были удостоены высокого звания Героя Социалистического Труда. Мой герой - русский писатель и поэт, драматург, журналист, киносценарист Валентин Петрович Катаев - из их числа.Однако кроме золотой Звезды он имел ещё два Георгиевских креста, орден Святой Анны 4-й степени, три ордена Ленина, орден Октябрьской Революции, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Дружбы народов и девять медалей. В победном 1945 году за повесть «Сын полка» Катаеву была присуждена Сталинская премия, которая нынче называется Государственной.
По числу высших наград страны Валентина Петровича смело можно полагать входившим в первую десятку советских писателей. Ещё при жизни он получил от государства десятитомное издание своих произведений. Такой чести удостаивались лишь избранные из избранных. И по праву. Не знаю, как нынешние поколения, а мы взрастали на «Кортике» А. Рыбакова, «Двух капитанах» В. Каверина, «Как закалялась сталь» Н. Островского, «Молодой гвардии» А. Фадеева и, конечно же, на «Белеет парус одинокий» и «Сыне полка» В. Катаева.
А ещё те из нас, кто хоть мало-мальски интересовался русской-советской литературой, хорошо знали его повесть «Растратчики» - фантасмагорическую историю бухгалтера Прохорова и кассира Ванечки, которые, соря казенными деньгами, колесят по России в поисках красивой жизни. Повесть перевели на многие языки мира, а в США она вообще стала бестселлером. Не меньшей популярностью пользовалась и комедия «Квадратура круга», направленная против обывательской пошлости и мещанского культа собственности. После длительной поездки в Магнитогорск Катаев написал роман-хронику «Время, вперед!», название которого подсказал ему В. Маяковский. Книга проникнута светлой верой в то, что начало первой пятилетки - это и есть заря новой эры. Главные герои романа - инженер Маргулиес, бригадир бетонщиков Саенко - видят смысл своей жизни в труде, опережающем время и преображающем жизнь. Здоровый, не иссякающий оптимизм этой истории побудил великого советского композитора Георгия Свиридова сочинить две оркестровых сюиты для фильма «Время, вперёд!». Их тему читатель и сегодня может услышать в заставке к вечерним новостям Первого канала.
В этих и других произведениях («Я сын трудового народа…», «Шёл солдат с фронта», «Маленькая железная дверь в стене», «За власть Советов») Валентин Петрович талантливо, радостно и созидательно воевал своим словом именно за ту самую власть Советов, вдохновлённый её великим вождём Лениным.
«И до 1917 года я уже кое-что слышал о Ленине... Слухи о нем просачивались и на фронты первой империалистической войны. Интерес к большевикам, вообще ко всему, что они несли с собой, был колоссальный. Именно политическое воздействие Ленина ощущали на себе мы, молодые писатели, нищие, голодные, но чрезвычайно революционно настроенные, когда в 1919 году стали выпускать свои собственные одесские "Окна РОСТА"... Сатирические стихи, фельетоны, рассказы немедленно превращались в плакаты, которые развешивались по городу. В это время я написал цикл сонетов о революции. Назвал его "Железо". Сонеты были посвящены Марксу, Энгельсу, Ленину, Демулену, Красноармейцу (конечно, с большой буквы). Всю свою сознательную жизнь я любил Ленина и всегда мечтал написать о нем книгу. Но Ленин - неисчерпаемая тема, которую один человек осилить не может. Поэтому я решил взять какой-нибудь небольшой период жизни Ленина» («Маленькая железная дверь…»). И в том был один творческий лик Катаева - светлый, социалистический.
Однако после известной «оттепели» в творчестве писателя начинается период так называемого «мовизма» - искусно растрёпанное письмо, противопоставленное письму старательно прилизанному. Этот придуманный метод - художественная стратегия, которой Катаев придерживался, ведя творческий эксперимент на "стыке" реализма и модернизма. Серьёзные критики полагают, что такая стилистика позволила писателю войти в глубочайшие слои человеческого сознания, переживающего свои отношения с Вечностью. А вся «новая проза» Катаева, составляет экзистенциальный конфликт под условным названием: тяжба со Смертью. Ну, я не литературный критик и не могу здесь давать профессиональных оценочных суждений. Для меня куда важнее подчеркнуть другое.
Лютый в прошлом социалистический реалист, решительный адепт социализма начинает яростно пересматривать все свои идеологические установки и морально-нравственные императивы.
Он пишет «Траву забвения» - монументальный памятник Бунину. «Алмазный мой венец» - здесь уже воздвигается памятник целой когорте советских поэтов - Багрицкому, Хлебникову, Маяковскому и Есенину - тоже недооценённых, по мнению автора, ни зашоренной, недалёкой властью, ни глухим и бесправным обществом. Перед нами разворачивается роман-загадка, роман-кроссворд, где все персонажи зашифрованы и выступают под прозвищами-масками. Ключик - Олеша, Командор - Маяковский, Королевич - Есенин, Друг и Брат - Ильф и Петров, Мулат - Пастернак, Птицелов - Багрицкий, Синеглазый - Булгаков и так далее практически обо всей творческой богеме двадцатых и тридцатых годов. В следующей книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Обертона» тщательно выписаны около трехсот новелл о сладкой, щемяще замечательной дооктябрьской действительности. И, наконец, повесть «Уже написан Вертер» об ужасах красного террора, о казнях невинных людей, о расстрельных списках на афишных тумбах, о засилье сексотов, о самоубийстве матери одной из жертв новой власти. Здесь 83-летний писатель раскрыл тайну о своём участии в белом движении и аресте одесским ЧК. Многими критиками повесть была названа откровенно «антисоветской». И то был второй лик Катаева, весьма условно говоря, белогвардейский.
О том, что Валентин Петрович всю свою жизнь прожил двуликим Янусом («зловатый и нежный») писали и говорили многие, да почти все, кто его знавал.
Иван Бунин, 1919 год: «Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки»». Спустя годы тот же Иван Алексеевич, читая вслух «Белеет парус…», восклицал: «Ну кто ещё так может писать?!» Вера Бунина полагала, что Катаев «сделан из конины. Его не любят за грубый характер». Осип Мандельштам: «В нём есть настоящий бандитский шик». А его жена Надежда Яковлевна всегда отзывалась «о Вале», как об очень талантливом, остроумном и остром человеке, одном из тех, кто составляет самое просвещённое крыло текущей многотиражной литературы. Дочь видного теоретика искусства Александра Вронского - Галина вспоминала, что у отца с Катаевым близких отношений не было - «отталкивал его цинизм». Борис Ефимов, знавший Катаева больше полувека, так и назвал главку своей книги «Два Катаева»: «Странным образом в Валентине Петровиче Катаеве сочетались два совершенно разных человека. Один - тонкий, проницательный, глубоко и интересно мыслящий писатель, великолепный мастер художественной прозы, пишущий на редкость выразительным, доходчивым, прозрачным литературным языком. И с ним совмещалась личность совершенно другого толка - разнузданный, бесцеремонно, а то и довольно цинично пренебрегающий общепринятыми правилами приличия самодур». Писатель Александр Нилин: «Цинизм Катаева - цинизм ребёнка, у которого для строгих родителей есть запасной, помимо того, что предъявляют в школе, дневник. Но, к огорчению всех благородных и порядочных людей, рискну сказать, что дару Катаева ничего не вредило». Мариэтта Шагинян: «Какой богоданный талант. Но какой без принципов и без совести человек. Змея как ни повернётся, всё блестит».
Однако, все эти отзывы сделаны, если так можно выразиться, походя и потому они, в основном, эмоционально-мимолётны. А вот в прошлом году вышла книга Сергея Шаргунова «Погоня за вечной весной» из серии «Жизнь замечательных людей». И в этом обстоятельном, увлекательном исследовании (писателю откровенно повезло с биографом для лучшей отечественной серии) уникальная амбивалентность Валентина Катаева раскрывается во всей своей противоречивой глубине. Перед нами предстаёт личность яркая, красочная, необычная и сама по себе, и, что более важно, исторически.
Ведь это же неоспоримый факт: основу, костяк советской интеллигенции составляли именно такие творцы, которые родились и сформировались в Российской Империи, а жили, творили и умирали в Советском Союзе.
И были они людьми Великого Перелома, столетие которого мы отметим в этом году. Главное событие ХХ века - социалистическая революция, радикальная смена общественно-исторической формации, когда история летела по меткому выражению Владимира Ленина «с быстротой локомотива», порождало разные, зачастую взаимоисключающие чувства и переживания - восторг и тревогу, упование и растерянность. Но лишь в таком сумасшедшем тигле истории могли выплавляться столь яркие и необычные художники, к которым, безусловно, принадлежал Катаев. Это только нам из спокойного (для кого-то застойного) советского далёка казалось, что тогда, на Великом Переломе у бытия наблюдались лишь два цвета - либо ты белый и, по советским меркам, контра, либо ты красный и потому кругом безупречен. На самом же деле всё было куда как сложнее, запутаннее и непонятнее. Жизнь и уникальная судьба Катаева - тому ярчайшее подтверждение.
… Его отец Петр Васильевич Катаев родился в семье священника из Вятки. Учился в духовной семинарии. Окончил с серебряной медалью историко-филологический факультет Новороссийского университета и многие годы преподавал в юнкерском и епархиальном училищах Одессы. Мать Евгения Ивановна, урожденная Бачей - дочь генерала, происходившего из древнего рода запорожских казаков. Супруги жили счастливо, нежно вкладывая в первенца свой ум и большие светлые души. Через шесть лет у них родился ещё один сын - Евгений, впоследствии ставший соавтором знаменитых романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».
В 1915 году, не окончив гимназии, Катаев ушел добровольцем в действующую армию. Служил в артиллерийской бригаде под началом полковника Алексинского, отца своей любимой девушки Ирины. Через год Валентин вернулся в Одессу для обучения в пехотном училище. Потом снова оказался на фронте. Получил два тяжелых ранения. Изрядно хлебнул отравляющего газа фосгена, от чего всю жизнь потом страдал хрипловатостью в голосе.
За боевые заслуги он был награждён двумя Георгиевскими крестами и орденом святой Анны IV степени, более известным как «Анна за храбрость», произведен в подпоручики и пожалован титулом личного, не передающегося по наследству дворянства.
Одесса после революции несколько раз переходила из рук в руки. Невероятный хаос, в котором совершенно немыслимо было хоть как-то упорядочить свою жизнь, политическая неразбериха, крушение надежд - вот чем был тот период для Катаева. Он мучительно искал свой путь. И в 1918 году вступил в вооруженные силы гетмана Скоропадского. После падения гетмана подался в добровольческую армию Деникина. Служил на бронепоезде «Новороссия» командиром первой башни. Участвовал в сражениях на два фронта - против петлюровцев в Виннице и против красных в Бердичеве. Как раз в то время написал стихотворение: «Что мне Англия, Польша и Франция!/ Пули, войте и, ветер, вей./ Надоело мотаться по станциям/ В бронированной башне своей…/ Ни крестом, ни рубахой фланелевой/ Вам свободы моей не купить./ Надоело деревни расстреливать/ И в упор водокачки громить».
Зимой 1920 года Катаев заболел сыпным тифом. Его эвакуировали в одесский госпиталь, откуда родные забрали домой. К тому времени в Одессе окончательно установилась советская власть. Ещё не выздоровевшего поручика заточили в тюрьму одесского ЧК. Никакого конкретного обвинения в контрреволюционной деятельности ему не предъявили, зато сама биография узника определённо «тянула на вышку». Спасло Катаева чудо, в чём он всю жизнь был твёрдо убеждён. На очередном допросе Валентина признал один из чекистов, запомнивший его выступления на литературных встречах одесского общества поэтов. Так осенью 1920 года Катаев оказался на свободе. О том страшном эпизоде свой жизни он позднее напишет рассказ «Отец».
После освобождения Валентин Петрович подался в Красную Армию. До самого конца Гражданской командовал артиллерийской батареей. Потом его направили в одесское бюро украинской печати.
Впечатления о том периоде жизни отразились в автобиографической повести «Записки о гражданской войне»: Тогда же он возглавил «Окна сатиры» украинского отделения РОСТА и познакомился с Юрием Олешей, Эдуардом Багрицким и Осипом Мандельштамом. Много лет спустя вспоминал о том времени: «Хохлы не любят не только евреев, они не любят нас, кацапов, тоже.
Они всегда хотели иметь самостийну Украину и всегда будут хотеть. Я хорошо помню их, особенно по Харькову, где я жил в двадцать первом году. Надо было находиться тогда там, чтобы понять, что такое украинский национализм. И вообще, я плохо понимаю их: что, им плохо живется, они не полные хозяева у себя, на Украине?
Даже здесь, в Кремле, они составляют, наверное, половину правительства».
В 1922 году Валентин Петрович переехал в Москву и стал работать в газете «Гудок». Известность к нему пришла после уже упоминавшейся повести «Растратчики», которую Константин Станиславский предложил переделать в пьесу и поставить во МХАТе. Вторая пьеса Катаева «Квадратура круга» прошла с успехом не только в Москве, но и в Нью-Йорке, на Бродвее. Укрепившись в газете и в столице, молодой писатель стал перетягивать к себе приятелей-одесситов. И вскоре его окружали Юрий Олеша, Исаак Бабель, Илья Ильф, Лев Славин, Семен Гехт, Эдуард Багрицкий, Евгений Петров. Причём младший брат как раз не намеревался стяжать писательские лавры, а хотел стать милиционером. На что старший ему заметил: «Каждый более или менее интеллигентный, грамотный человек может что-нибудь написать». И предложил в общих чертах сюжет «Двенадцати стульев». Ну как Пушкин Гоголю - идею «Ревизора». Вы, сказал, начните, я потом подключусь и всё отшлифую, как следует.
Позже Катаев отказался от участия в написании романа, признав, что «ученики побили учителя, как русские шведов под Полтавой». Только Ильф и Петров не забыли, кому именно обязаны идеей романа. Все тиражи «Двенадцати стульев» издавались и издаются по сию пору с посвящением Валентину Катаеву.
Во время Великой Отечественной войны Катаев служил военным корреспондентом газет «Правда» и «Красная звезда». Писал в них очерки, рассказы, публицистические статьи. А для себя писал стихи, кои сочинять начал в девять лет.
«Для меня, хотя и не признанного, но все же поэта, - много позже признавался Катаев, - поэзией, прежде всего, было её словесное выражение, то есть стихи. О, как много чужих стихов накопилось в моей памяти! Как я их любил! Это было похоже на то, что, как бы не имея собственных детей, я лелеял чужих». И это тем более удивительно, что за всю свою долгую литературную жизнь он так и не выпустил ни одного поэтического сборника!
Однажды Евгений Рейн спросил Валентина Петровича, почему тот не выпустил ни одной книги стихов, которые так нравились Бунину, Мандельштаму, Багрицкому. Катаев развел руками и ответил: «Не судьба…».
Зато судьба подарила ему другое счастье - журнал «Юность». Без особого риска быть неправильно понятым, замечу: даже если бы Валентин Петрович не написал в своей жизни ни строки собственных произведений, а только почти семи лет возглавлял и редактировал этот ежемесячник, его имя всё равно осталось бы навечно в отечественной литературе. Потому что по большому счёту в ней-то и было всего два настоящих советских журнала, как ярчайшие литературные явления - «Новый мир» и «Юность». Но мы должны в связи с этим вспомнить и другое. Катаева ведь не просто взяли и назначили на должность главного редактора молодёжного журнала. Он сам, что называется, с нуля придумал его концепцию и архитектонику. То же самое проделал и другой всеми признанный литератор Сергей Михалков. Возникла пикантная ситуация. Одни мэтры литературы поддерживали автора гимна. Другие отдавали предпочтение «Катаичу». По этому поводу специально заседало правление Союза писателей СССР и почти единодушно отдало предпочтение идее и замыслам Катаева. И он в итоге оказался столь же великим редактором, как и Александр Твардовский на «Новом мире».
- Нет, что ни говори,- сказал мне когда-то Аркадий Арканов,- но Катаев был великим редактором. Пожалуй, другого такого я в своей жизни больше не встречал. Да, он отказался печатать «Доктора Живаго». Но ведь ни разу не тиснул ни одной «сервильной речи на всякого рода совписовских радениях». Главное его достоинство - бескорыстная любовь ко всему хорошо написанному. По свидетельствам многих людей, близко знавших Валентина Петровича, он был ещё и бесстрашным человеком. Речь тут не только о храбрости, проявленная им в боях.
Катаев не боялся и во времена репрессий 1930-х годов. Он умел оставаться другом при любых жизненных обстоятельствах, пусть даже самых неблагоприятных и опасных.
В 1937 году публично выступал в защиту вернувшегося из ссылки Мандельштама. Один из немногих, посмевших это сделать. Секретарь Союза писателей Ставский писал в НКВД, что Катаев и ещё несколько человек «ставят вопрос о Мандельштаме и ставят остро». Катаев не побоялся пригласить опального поэта к себе домой. Он даже поссорился со своей женой Эстер Бреннер, посмевшей оборвать Мандельштама, когда тот резко говорил о Сталине в присутствии гостей. Вдове Мандельштама Катаев помогал всегда. В те годы он хлопотал за многих, подвергая себя самого опасности. Даже Александр Фадеев, говорят, предупреждал: «Тебе, Валя, впору за себя бояться, столько на тебя доносов, а ты в чужие дела лезешь!» Приезжая в Ленинград, он открыто посещал Михаила Зощенко, который в ту пору был тоже в опале.
Народная молва утверждает, что почти семилетний срок на редакторском посту, кончился для Катаева драматически. Его, якобы, сняли за публикацию «Звёздного билета» Аксенова. Другие уверены, что Валюн ушёл по собственной инициативе, обидевшись на отказ утвердить его главным редактором «Литературной газеты». Я не могу утверждать, что тут правда, а что досужие вымыслы. Мы с Валентином Петровичем не были друзьями. Но дым без огня бывает редко. К двадцатилетию журнала Катаев написал статью, опубликованную в № 6 за 1975 год. Утверждал, что «ушел со своего высокого поста, совершенно добровольно и без всякого скандала покинул хлопотливую должность, чтобы уже как частное лицо всецело отдаться радостям тихой семейной жизни и свободному литературному творчеству». Однако текст содержал язвительные намеки, и в тот раз были уволены сотрудники, допустившие его в печать.
Из дневника критика Игоря Дедкова: «Катаев шёл по Переделкино высокий, в тёмном пальто, худой, никого не замечая: он догуливал, доживал. Шёл человек - очень старый, но достаточно уверенно, без палки, погружённый в себя, - самое точное, что можно сказать, и я подумал, что вот он живой ещё весь, но вся жизнь его сейчас в голове - в этих последних попытках найти смысл в прожитом и примириться с концом, со своим уже теперь - не других - исчезновением».
12 апреля 1986 года, на 89-м году жизни, Валентина Петровича не стало…
Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 - 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».
Михаил Захарчук
«Столетие», 26 января 2017
Два лика Валентина Катаева
26 января - 120 лет со дня рождения известного советского писателя
Удивительно, при расцвете так называемого «застоя» в СССР насчитывалось почти 11 тысяч членов Союза писателей! То была действительно интеллектуальная элита страны. Не зря их называли инженерами человеческих душ. Общество гордилось ими и воздавало соответствующие почести. ©По теме: Левитан и Сталинская премия Катаеву | Письмо двадцати пяти, а также Москва в объективе Ильфа | Булгаков - автор «12 стульев» и «ЗТ»?
Валентин Катаев
Так около 70 советских писателей были удостоены высокого звания Героя Социалистического Труда. Мой герой - русский писатель и поэт, драматург, журналист, киносценарист Валентин Петрович Катаев - из их числа.Однако кроме золотой Звезды он имел ещё два Георгиевских креста, орден Святой Анны 4-й степени, три ордена Ленина, орден Октябрьской Революции, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Дружбы народов и девять медалей. В победном 1945 году за повесть «Сын полка» Катаеву была присуждена Сталинская премия, которая нынче называется Государственной.
По числу высших наград страны Валентина Петровича смело можно полагать входившим в первую десятку советских писателей. Ещё при жизни он получил от государства десятитомное издание своих произведений. Такой чести удостаивались лишь избранные из избранных. И по праву. Не знаю, как нынешние поколения, а мы взрастали на «Кортике» А. Рыбакова, «Двух капитанах» В. Каверина, «Как закалялась сталь» Н. Островского, «Молодой гвардии» А. Фадеева и, конечно же, на «Белеет парус одинокий» и «Сыне полка» В. Катаева.
А ещё те из нас, кто хоть мало-мальски интересовался русской-советской литературой, хорошо знали его повесть «Растратчики» - фантасмагорическую историю бухгалтера Прохорова и кассира Ванечки, которые, соря казенными деньгами, колесят по России в поисках красивой жизни. Повесть перевели на многие языки мира, а в США она вообще стала бестселлером. Не меньшей популярностью пользовалась и комедия «Квадратура круга», направленная против обывательской пошлости и мещанского культа собственности. После длительной поездки в Магнитогорск Катаев написал роман-хронику «Время, вперед!», название которого подсказал ему В. Маяковский. Книга проникнута светлой верой в то, что начало первой пятилетки - это и есть заря новой эры. Главные герои романа - инженер Маргулиес, бригадир бетонщиков Саенко - видят смысл своей жизни в труде, опережающем время и преображающем жизнь. Здоровый, не иссякающий оптимизм этой истории побудил великого советского композитора Георгия Свиридова сочинить две оркестровых сюиты для фильма «Время, вперёд!». Их тему читатель и сегодня может услышать в заставке к вечерним новостям Первого канала.
В этих и других произведениях («Я сын трудового народа…», «Шёл солдат с фронта», «Маленькая железная дверь в стене», «За власть Советов») Валентин Петрович талантливо, радостно и созидательно воевал своим словом именно за ту самую власть Советов, вдохновлённый её великим вождём Лениным.
«И до 1917 года я уже кое-что слышал о Ленине... Слухи о нем просачивались и на фронты первой империалистической войны. Интерес к большевикам, вообще ко всему, что они несли с собой, был колоссальный. Именно политическое воздействие Ленина ощущали на себе мы, молодые писатели, нищие, голодные, но чрезвычайно революционно настроенные, когда в 1919 году стали выпускать свои собственные одесские "Окна РОСТА"... Сатирические стихи, фельетоны, рассказы немедленно превращались в плакаты, которые развешивались по городу. В это время я написал цикл сонетов о революции. Назвал его "Железо". Сонеты были посвящены Марксу, Энгельсу, Ленину, Демулену, Красноармейцу (конечно, с большой буквы). Всю свою сознательную жизнь я любил Ленина и всегда мечтал написать о нем книгу. Но Ленин - неисчерпаемая тема, которую один человек осилить не может. Поэтому я решил взять какой-нибудь небольшой период жизни Ленина» («Маленькая железная дверь…»). И в том был один творческий лик Катаева - светлый, социалистический.
Однако после известной «оттепели» в творчестве писателя начинается период так называемого «мовизма» - искусно растрёпанное письмо, противопоставленное письму старательно прилизанному. Этот придуманный метод - художественная стратегия, которой Катаев придерживался, ведя творческий эксперимент на "стыке" реализма и модернизма. Серьёзные критики полагают, что такая стилистика позволила писателю войти в глубочайшие слои человеческого сознания, переживающего свои отношения с Вечностью. А вся «новая проза» Катаева, составляет экзистенциальный конфликт под условным названием: тяжба со Смертью. Ну, я не литературный критик и не могу здесь давать профессиональных оценочных суждений. Для меня куда важнее подчеркнуть другое.
Лютый в прошлом социалистический реалист, решительный адепт социализма начинает яростно пересматривать все свои идеологические установки и морально-нравственные императивы.
Он пишет «Траву забвения» - монументальный памятник Бунину. «Алмазный мой венец» - здесь уже воздвигается памятник целой когорте советских поэтов - Багрицкому, Хлебникову, Маяковскому и Есенину - тоже недооценённых, по мнению автора, ни зашоренной, недалёкой властью, ни глухим и бесправным обществом. Перед нами разворачивается роман-загадка, роман-кроссворд, где все персонажи зашифрованы и выступают под прозвищами-масками. Ключик - Олеша, Командор - Маяковский, Королевич - Есенин, Друг и Брат - Ильф и Петров, Мулат - Пастернак, Птицелов - Багрицкий, Синеглазый - Булгаков и так далее практически обо всей творческой богеме двадцатых и тридцатых годов. В следующей книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Обертона» тщательно выписаны около трехсот новелл о сладкой, щемяще замечательной дооктябрьской действительности. И, наконец, повесть «Уже написан Вертер» об ужасах красного террора, о казнях невинных людей, о расстрельных списках на афишных тумбах, о засилье сексотов, о самоубийстве матери одной из жертв новой власти. Здесь 83-летний писатель раскрыл тайну о своём участии в белом движении и аресте одесским ЧК. Многими критиками повесть была названа откровенно «антисоветской». И то был второй лик Катаева, весьма условно говоря, белогвардейский.
О том, что Валентин Петрович всю свою жизнь прожил двуликим Янусом («зловатый и нежный») писали и говорили многие, да почти все, кто его знавал.
Иван Бунин, 1919 год: «Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки»». Спустя годы тот же Иван Алексеевич, читая вслух «Белеет парус…», восклицал: «Ну кто ещё так может писать?!» Вера Бунина полагала, что Катаев «сделан из конины. Его не любят за грубый характер». Осип Мандельштам: «В нём есть настоящий бандитский шик». А его жена Надежда Яковлевна всегда отзывалась «о Вале», как об очень талантливом, остроумном и остром человеке, одном из тех, кто составляет самое просвещённое крыло текущей многотиражной литературы. Дочь видного теоретика искусства Александра Вронского - Галина вспоминала, что у отца с Катаевым близких отношений не было - «отталкивал его цинизм». Борис Ефимов, знавший Катаева больше полувека, так и назвал главку своей книги «Два Катаева»: «Странным образом в Валентине Петровиче Катаеве сочетались два совершенно разных человека. Один - тонкий, проницательный, глубоко и интересно мыслящий писатель, великолепный мастер художественной прозы, пишущий на редкость выразительным, доходчивым, прозрачным литературным языком. И с ним совмещалась личность совершенно другого толка - разнузданный, бесцеремонно, а то и довольно цинично пренебрегающий общепринятыми правилами приличия самодур». Писатель Александр Нилин: «Цинизм Катаева - цинизм ребёнка, у которого для строгих родителей есть запасной, помимо того, что предъявляют в школе, дневник. Но, к огорчению всех благородных и порядочных людей, рискну сказать, что дару Катаева ничего не вредило». Мариэтта Шагинян: «Какой богоданный талант. Но какой без принципов и без совести человек. Змея как ни повернётся, всё блестит».
Однако, все эти отзывы сделаны, если так можно выразиться, походя и потому они, в основном, эмоционально-мимолётны. А вот в прошлом году вышла книга Сергея Шаргунова «Погоня за вечной весной» из серии «Жизнь замечательных людей». И в этом обстоятельном, увлекательном исследовании (писателю откровенно повезло с биографом для лучшей отечественной серии) уникальная амбивалентность Валентина Катаева раскрывается во всей своей противоречивой глубине. Перед нами предстаёт личность яркая, красочная, необычная и сама по себе, и, что более важно, исторически.
Ведь это же неоспоримый факт: основу, костяк советской интеллигенции составляли именно такие творцы, которые родились и сформировались в Российской Империи, а жили, творили и умирали в Советском Союзе.
И были они людьми Великого Перелома, столетие которого мы отметим в этом году. Главное событие ХХ века - социалистическая революция, радикальная смена общественно-исторической формации, когда история летела по меткому выражению Владимира Ленина «с быстротой локомотива», порождало разные, зачастую взаимоисключающие чувства и переживания - восторг и тревогу, упование и растерянность. Но лишь в таком сумасшедшем тигле истории могли выплавляться столь яркие и необычные художники, к которым, безусловно, принадлежал Катаев. Это только нам из спокойного (для кого-то застойного) советского далёка казалось, что тогда, на Великом Переломе у бытия наблюдались лишь два цвета - либо ты белый и, по советским меркам, контра, либо ты красный и потому кругом безупречен. На самом же деле всё было куда как сложнее, запутаннее и непонятнее. Жизнь и уникальная судьба Катаева - тому ярчайшее подтверждение.
… Его отец Петр Васильевич Катаев родился в семье священника из Вятки. Учился в духовной семинарии. Окончил с серебряной медалью историко-филологический факультет Новороссийского университета и многие годы преподавал в юнкерском и епархиальном училищах Одессы. Мать Евгения Ивановна, урожденная Бачей - дочь генерала, происходившего из древнего рода запорожских казаков. Супруги жили счастливо, нежно вкладывая в первенца свой ум и большие светлые души. Через шесть лет у них родился ещё один сын - Евгений, впоследствии ставший соавтором знаменитых романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».
В 1915 году, не окончив гимназии, Катаев ушел добровольцем в действующую армию. Служил в артиллерийской бригаде под началом полковника Алексинского, отца своей любимой девушки Ирины. Через год Валентин вернулся в Одессу для обучения в пехотном училище. Потом снова оказался на фронте. Получил два тяжелых ранения. Изрядно хлебнул отравляющего газа фосгена, от чего всю жизнь потом страдал хрипловатостью в голосе.
За боевые заслуги он был награждён двумя Георгиевскими крестами и орденом святой Анны IV степени, более известным как «Анна за храбрость», произведен в подпоручики и пожалован титулом личного, не передающегося по наследству дворянства.
Одесса после революции несколько раз переходила из рук в руки. Невероятный хаос, в котором совершенно немыслимо было хоть как-то упорядочить свою жизнь, политическая неразбериха, крушение надежд - вот чем был тот период для Катаева. Он мучительно искал свой путь. И в 1918 году вступил в вооруженные силы гетмана Скоропадского. После падения гетмана подался в добровольческую армию Деникина. Служил на бронепоезде «Новороссия» командиром первой башни. Участвовал в сражениях на два фронта - против петлюровцев в Виннице и против красных в Бердичеве. Как раз в то время написал стихотворение: «Что мне Англия, Польша и Франция!/ Пули, войте и, ветер, вей./ Надоело мотаться по станциям/ В бронированной башне своей…/ Ни крестом, ни рубахой фланелевой/ Вам свободы моей не купить./ Надоело деревни расстреливать/ И в упор водокачки громить».
Зимой 1920 года Катаев заболел сыпным тифом. Его эвакуировали в одесский госпиталь, откуда родные забрали домой. К тому времени в Одессе окончательно установилась советская власть. Ещё не выздоровевшего поручика заточили в тюрьму одесского ЧК. Никакого конкретного обвинения в контрреволюционной деятельности ему не предъявили, зато сама биография узника определённо «тянула на вышку». Спасло Катаева чудо, в чём он всю жизнь был твёрдо убеждён. На очередном допросе Валентина признал один из чекистов, запомнивший его выступления на литературных встречах одесского общества поэтов. Так осенью 1920 года Катаев оказался на свободе. О том страшном эпизоде свой жизни он позднее напишет рассказ «Отец».
После освобождения Валентин Петрович подался в Красную Армию. До самого конца Гражданской командовал артиллерийской батареей. Потом его направили в одесское бюро украинской печати.
Впечатления о том периоде жизни отразились в автобиографической повести «Записки о гражданской войне»: Тогда же он возглавил «Окна сатиры» украинского отделения РОСТА и познакомился с Юрием Олешей, Эдуардом Багрицким и Осипом Мандельштамом. Много лет спустя вспоминал о том времени: «Хохлы не любят не только евреев, они не любят нас, кацапов, тоже.
Они всегда хотели иметь самостийну Украину и всегда будут хотеть. Я хорошо помню их, особенно по Харькову, где я жил в двадцать первом году. Надо было находиться тогда там, чтобы понять, что такое украинский национализм. И вообще, я плохо понимаю их: что, им плохо живется, они не полные хозяева у себя, на Украине?
Даже здесь, в Кремле, они составляют, наверное, половину правительства».
В 1922 году Валентин Петрович переехал в Москву и стал работать в газете «Гудок». Известность к нему пришла после уже упоминавшейся повести «Растратчики», которую Константин Станиславский предложил переделать в пьесу и поставить во МХАТе. Вторая пьеса Катаева «Квадратура круга» прошла с успехом не только в Москве, но и в Нью-Йорке, на Бродвее. Укрепившись в газете и в столице, молодой писатель стал перетягивать к себе приятелей-одесситов. И вскоре его окружали Юрий Олеша, Исаак Бабель, Илья Ильф, Лев Славин, Семен Гехт, Эдуард Багрицкий, Евгений Петров. Причём младший брат как раз не намеревался стяжать писательские лавры, а хотел стать милиционером. На что старший ему заметил: «Каждый более или менее интеллигентный, грамотный человек может что-нибудь написать». И предложил в общих чертах сюжет «Двенадцати стульев». Ну как Пушкин Гоголю - идею «Ревизора». Вы, сказал, начните, я потом подключусь и всё отшлифую, как следует.
Позже Катаев отказался от участия в написании романа, признав, что «ученики побили учителя, как русские шведов под Полтавой». Только Ильф и Петров не забыли, кому именно обязаны идеей романа. Все тиражи «Двенадцати стульев» издавались и издаются по сию пору с посвящением Валентину Катаеву.
Во время Великой Отечественной войны Катаев служил военным корреспондентом газет «Правда» и «Красная звезда». Писал в них очерки, рассказы, публицистические статьи. А для себя писал стихи, кои сочинять начал в девять лет.
«Для меня, хотя и не признанного, но все же поэта, - много позже признавался Катаев, - поэзией, прежде всего, было её словесное выражение, то есть стихи. О, как много чужих стихов накопилось в моей памяти! Как я их любил! Это было похоже на то, что, как бы не имея собственных детей, я лелеял чужих». И это тем более удивительно, что за всю свою долгую литературную жизнь он так и не выпустил ни одного поэтического сборника!
Однажды Евгений Рейн спросил Валентина Петровича, почему тот не выпустил ни одной книги стихов, которые так нравились Бунину, Мандельштаму, Багрицкому. Катаев развел руками и ответил: «Не судьба…».
Зато судьба подарила ему другое счастье - журнал «Юность». Без особого риска быть неправильно понятым, замечу: даже если бы Валентин Петрович не написал в своей жизни ни строки собственных произведений, а только почти семи лет возглавлял и редактировал этот ежемесячник, его имя всё равно осталось бы навечно в отечественной литературе. Потому что по большому счёту в ней-то и было всего два настоящих советских журнала, как ярчайшие литературные явления - «Новый мир» и «Юность». Но мы должны в связи с этим вспомнить и другое. Катаева ведь не просто взяли и назначили на должность главного редактора молодёжного журнала. Он сам, что называется, с нуля придумал его концепцию и архитектонику. То же самое проделал и другой всеми признанный литератор Сергей Михалков. Возникла пикантная ситуация. Одни мэтры литературы поддерживали автора гимна. Другие отдавали предпочтение «Катаичу». По этому поводу специально заседало правление Союза писателей СССР и почти единодушно отдало предпочтение идее и замыслам Катаева. И он в итоге оказался столь же великим редактором, как и Александр Твардовский на «Новом мире».
- Нет, что ни говори,- сказал мне когда-то Аркадий Арканов,- но Катаев был великим редактором. Пожалуй, другого такого я в своей жизни больше не встречал. Да, он отказался печатать «Доктора Живаго». Но ведь ни разу не тиснул ни одной «сервильной речи на всякого рода совписовских радениях». Главное его достоинство - бескорыстная любовь ко всему хорошо написанному. По свидетельствам многих людей, близко знавших Валентина Петровича, он был ещё и бесстрашным человеком. Речь тут не только о храбрости, проявленная им в боях.
Катаев не боялся и во времена репрессий 1930-х годов. Он умел оставаться другом при любых жизненных обстоятельствах, пусть даже самых неблагоприятных и опасных.
В 1937 году публично выступал в защиту вернувшегося из ссылки Мандельштама. Один из немногих, посмевших это сделать. Секретарь Союза писателей Ставский писал в НКВД, что Катаев и ещё несколько человек «ставят вопрос о Мандельштаме и ставят остро». Катаев не побоялся пригласить опального поэта к себе домой. Он даже поссорился со своей женой Эстер Бреннер, посмевшей оборвать Мандельштама, когда тот резко говорил о Сталине в присутствии гостей. Вдове Мандельштама Катаев помогал всегда. В те годы он хлопотал за многих, подвергая себя самого опасности. Даже Александр Фадеев, говорят, предупреждал: «Тебе, Валя, впору за себя бояться, столько на тебя доносов, а ты в чужие дела лезешь!» Приезжая в Ленинград, он открыто посещал Михаила Зощенко, который в ту пору был тоже в опале.
Народная молва утверждает, что почти семилетний срок на редакторском посту, кончился для Катаева драматически. Его, якобы, сняли за публикацию «Звёздного билета» Аксенова. Другие уверены, что Валюн ушёл по собственной инициативе, обидевшись на отказ утвердить его главным редактором «Литературной газеты». Я не могу утверждать, что тут правда, а что досужие вымыслы. Мы с Валентином Петровичем не были друзьями. Но дым без огня бывает редко. К двадцатилетию журнала Катаев написал статью, опубликованную в № 6 за 1975 год. Утверждал, что «ушел со своего высокого поста, совершенно добровольно и без всякого скандала покинул хлопотливую должность, чтобы уже как частное лицо всецело отдаться радостям тихой семейной жизни и свободному литературному творчеству». Однако текст содержал язвительные намеки, и в тот раз были уволены сотрудники, допустившие его в печать.
Из дневника критика Игоря Дедкова: «Катаев шёл по Переделкино высокий, в тёмном пальто, худой, никого не замечая: он догуливал, доживал. Шёл человек - очень старый, но достаточно уверенно, без палки, погружённый в себя, - самое точное, что можно сказать, и я подумал, что вот он живой ещё весь, но вся жизнь его сейчас в голове - в этих последних попытках найти смысл в прожитом и примириться с концом, со своим уже теперь - не других - исчезновением».
12 апреля 1986 года, на 89-м году жизни, Валентина Петровича не стало…
Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 - 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».
Михаил Захарчук
«Столетие», 26 января 2017