Сейчас даже трудно поверить, что это было, Ч. 7
Воспоминания о жизни в конце ХIХ - начале XX веков (Рыбинск, Молога, Гейдельберг, Берлин, Париж, Швейцария, Хабаровск и предчувствие революции)
Ранее: Ч.1 (начало), Ч.2, Ч.3, Ч. 4, Ч. 5, Ч. 6
Анна Борисовна Матвеева (Ревякина), авторВскоре после первой открытки последовала целая серия писем. Были открытки и в конвертах, но самое главное - был указан обратный адрес. Можно понять, как ликовали домашние, как усердно писали отчеты о своем житье-бытье Саша, Надя и Павел.
Надежда Ивановна подробно сообщала о домашних новостях, о том, как все боялись плохих вестей, а теперь радуются, что Митя жив и здоров, а Саша должна скоро родить. Павел в своих письмах рассказывал о друзьях, с которыми он гуляет, даже ходит на Волгу, а также читает, учится играть в шахматы и ждет от папы новых открыток.
Сашины письма были полны беспокойства о его здоровье, и только потом следовали краткие сообщение о том, что дома все в порядке.
Следующая серия писем от Дмитрия Ивановича не заставила себя долго ждать. Описания окрестных пейзажей и достопримечательностей в них немного, зато озабоченность состоянием жены - в каждом послании. «Постарайся пободрее себя чувствовать. Друг мой милый и бесценный, душою с тобой» (28 июня 1916 года). «Милая моя мама, жду твоих писем. Желаю тебе бодрости и здоровья. Крепко обнимаю тебя и Павла» (1 июля 1916 года). «Сегодня опять нет ни писем, ни телеграммы от тебя, боюсь и думать - как ты живешь. Всей душой желаю тебе бодрости, дай Бог здоровья и сил вынести ниспосланное. Храни тебя Господь. Целую и обнимаю. Твой Д. Ревякин. 5 июля 1916 года. Гельсингфорс».
Император Николай II обходит войска гарнизона крепости Свеаборг (Гельсингфорс - Хельсинки)
Ждать оставалось совсем недолго - 20 июля 1916 года Саша родила дочь. Роды были трудными для обеих. Поорав, как и положено любому входящему в этот мир, дочь стала спокойной и тихой, словно понимала, что маму не надо тревожить напрасно. Мать же была счастлива, она отдыхала... Дочка была очень спокойной, она с аппетитом сосала грудь, а наевшись, отпускала источник питания и засыпала, а если не спалось, то лежала и причмокивала губами. Любила купаться, и плакала редко. Мама и Надя подолгу стояли у кроватки, наблюдая за малышкой.
- Хорошо, что у меня дочка. Это Лиза мне напророчила; когда приедет - будет крестной.
Незаметно прошел июль, пора было подумать о крещении дочери, а пока ее звали Алей. Почему?
Надежда Ивановна ежедневно заходила к Ревякиным, чтобы понянчить Алю, дать советы по воспитанию:
- Саша, пока тепло, давай окрестим Алю.
- Да, Надя, пора. Я хочу, чтобы крестной матерью была Лиза. Сегодня же ей напишу.
Но «сегодня» не получилось, завтра и послезавтра тоже, а на четвертый день Лиза приехала. И в первое же воскресение девочку крестили в кладбищенской церкви и нарекли Ириной.
Правда, называть ее Ириной, Ирой, Ирочкой привыкли не сразу.
Проходили дни за днями; одна неделя сменяла другую, наступил сентябрь. У Павла начался учебный год, Иришке исполнилось два месяца. Ее поведение можно назвать образцовым: она спит ночами, уверенно держит головку, подает голос, когда хочет повернуться на животик. Что еще можно пожелать маме?
Приветъ изъ Рыбинска. Набережная, Пристани и Караванъ
Дмитрий Иванович пишет часто, иногда письма приходят сразу по два-три. Всего со 2 июня по сентябрь 1916 года Саша и Павел получили одиннадцать писем, которые просто чудом сохранились в нашем доме с той далекой поры. Приходили и денежные переводы.
Служба в Финляндии, в компании по строительству дорог и мостов была связана с командировками, но не представляла опасности для жизни. В каждом письме, кроме беспокойства о здоровье детей и жены, обязательно следовала коротенькая приписка, в каких местах, музеях удалось побывать, какие концерты послушать.
Наконец, в письме от 16 сентября Дмитрий Иванович пишет: «ожидаю времени, когда смогу приехать, думаю, что удастся числа 12-го - 13-го - 14-го. Целую тебя и детей. Ваш отец Д. Ревякин». Это последнее письмо в 1916 году.
Я очень долго разбирала эти письма, приходилось работать с лупой. Меня удивило, что мой дед жил самой обычной жизнью. Да, работа и командировка, но командировки никаких секретов не содержат, так как в письмах он сообщает, что ездил покупать лошадей или получал деньги, и еще можно проводить культурную программу (так скажем), то есть жить так, как он привык жить в Москве, в Петербурге, в Хабаровске. А война? Может быть, Финляндия не чувствовала ее в той мере, как другие страны Европы?..
Гельсингфорс - Хельсинки
А Саша ждала, ждала. Она ждала его давно, но теперь ожидание стало ощутимым, близким, неизбежным, и снова оно растянулось на невыносимо долгих два месяца.
Дмитрий Иванович приехал зимним декабрьским днем. Позвонил. Пришлось подождать. Что написать о минутах встречи? Естественно, громкие приветствия, радость, объятия, поцелуи. Саша задержалась у себя, и пока она собралась узнать, в чем дело, вошел Митя.
- Саша, Сашенька, - успел сказать муж.
- Митя... - силы изменили ей, она потеряла сознание.
Нашатырь, валерьянка и крепкие объятия мужа вернули ее к жизни. Она всласть поплакала на его плече....
Отпуск - это замечательно, но даже продолжительному отпуску приходит конец. Прошли рождественские праздники. Встретили новый 1917 год. Дмитрий Иванович уезжал к месту службы, обещал, что летом пришлет им вызов и они смогут приехать к нему в Эсбо.
Все вернулось «на круги своя»: война, ожидание писем, беспокойство.
Наконец, самое страшное - февраль 1917 года. Рухнуло самодержавие, страна оказалась ввергнутой в пучину революции. Жизнь в Рыбинске становится тревожной; создаются различные комитеты, Рыбинский Совет рабочих и солдатских депутатов. Рыбинские обыватели еще не в ужасе, но уже понимают, что будущее не сулит спокойствия.
В доме Коровкиных на Пушкинской улице пока все без каких-либо изменений. Правда, на заводе поговаривают о каких-то агитаторах. Но, в общем-то, завод работает. Пока...
Рыбинскъ. Набережная и мельница Е.С. Калашникова
У Ревякиных тоже жизнь идет нормально. Все здоровы, Иринушка уже садится, интересуется игрушками. Павел учится успешно, а впереди лето и поездка в Финляндию. Саша в ожидании вызова. Возможно, были сомнения - придет ли? Но все получилось. В конце мая они были в Эсбо, жили в поместье Эвре - Левкулла, в доме г. Экка.
Они ходили гулять по окрестностям Эсбо, а если прогулка предполагалась на 3-4 часа, то Иришу оставляли на няню. Видимо, такое было возможно. Саша с Павлом регулярно ходили в ближайшую деревеньку за молоком, творогом, сметаной.
Однажды (как рассказывала бабушка) они переходили мостик и увидели кошелек, сиротливо валявшийся на мосту. Бабушка подняла его, увидела, что там деньги, и стала в недоумении - что делать с кошельком? Навстречу ей шла местная женщина, и бабушка спросила, не знает ли она, чей это кошелек? Женщина сказала: «Вы положите его на перила. Кто потерял - вернется». Перила были не узкими, и кошелек остался ждать своего хозяина, а бабушка, возвращаясь домой, вспомнила Швейцарию, где жители оставляли у двери заказы на молоко и хлеб и потом оттуда же брали сдачу, которая им причиталась. Когда же в России так будет? И будет ли?
Летние месяцы были прекрасны. Однажды отец подвел к дому лошадку и предложил сыну прокатиться верхом. Мальчишка был счастлив. С тех пор, как только папа возвращался из очередной поездки, Павел осваивал азы верховой езды.
В то же время его сестра училась ходить по земле. Незаметно прошел июнь, в июле отметили день рождения Ириши. Отпуск подходил к концу. В первой половине августа Саша засобиралась домой. Дмитрий Иванович понимал, что пора: нужно готовиться к новому учебному году, нужно выяснить, что принесла революция, нужно найти няню, так как мама собиралась работать. Отец проводил их до русской границы. Поезда пока ходили исправно; среди пассажиров шли разговоры о революции, о двоевластии, о свергнутом государе. Все это Сашу тревожило, но, слава Богу, их путешествие закончилось благополучно.
Зато в Рыбинске обстановка накалялась. Создавались различные организации под руководством эсеров и меньшевиков, им противостояла большевистская ячейка. В городе назревал голод.
Коровкины были озабочены и, пожалуй, напуганы ходом событий. Маслозавод работал, но владелец был подотчетен какому-то комиссару.
Петр Николаевич понимал, что с заводом ему придется расстаться, и у него хватило ума, пока возможно, взять из банка часть хранившихся там капиталов.
- Шура, возьми и ты хотя бы часть того, что у тебя есть, - посоветовал он.
Совет был мудрым, «так как в декабре 1917 года в городе начались погромы и грабежи, а 26 января 1918 года в Рыбинск прибыл отряд матросов Балтийского флота для наведения порядка», как сказано в книге «Рыбинск. Документы и материалы по истории города». Конечно, мне об этом говорила бабушка, но мне хотелось проследить хронологию событий.
Отец в сентябре 1917-го прислал одно письмо, адресованное Павлу и датированное 13-м ноября. Всё, больше писем они не получали. Наступил 1918 год.
Петр Николаевич оказался прав: в январе 1918 года все городские банки были национализированы. Ревякины лишились пятнадцати тысяч рублей золотом. Саша была довольна тем, что по совету Коровкина успела изъять из сейфа шкатулку с драгоценностями. Зато теперь стал другой вопрос: куда упрятать то не слишком многое, что было куплено в Швейцарии, в Хабаровске, в Харбине. Несмотря на присутствие моряков, в городе продолжалось мародерство.
Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь, в 1941-46 гг. был затоплен водами Рыбинского водохранилищаДоставать продукты становилось все труднее. Рыбинские женщины всех сословий и состояний кинулись по деревням менять самые дорогие свои вещи на мясо, масло, картошку. Саша не была исключением. Сначала в обмен шло постельное белье, а оно было замечательным. Ведь приданое ей шили монашенки Мологского монастыря. Как же давно это было! Какие дивные узоры белой гладью по голландскому полотну были вышиты их руками! А как жаль было расставаться с простынями и подзорами, полотенцами и наволочками. Но дети должны есть. Ничего, жизнь не кончается, наживем другое.
Труднее всего для Саши было отсутствие писем от мужа. В голове гнездились мысли совсем не оптимистические. Не будучи ортодоксально верующей, она теперь каждый вечер зажигала свечу перед образом Николая Чудотворца и молилась о здравии Дмитрия, плакала и просила святого о защите. После молитвы она чувствовала себя увереннее. Верилось в лучшее.
В самом деле, их ожиданию пришел конец. В ноябре 1918 года Дмитрий Иванович вернулся домой. Он был в каком-то коротеньком тулупчике. Оказалось, что в одной из командировок на Западном фронте он был взят в плен, попал в Германию. Там заболел, лечился в немецком лазарете, откуда его скоро и выписали, подлечив.
Теперь они вместе. Очень жаль, что совсем ненадолго.
Продолжение следует ...
публикация подготовлена при помощи Михаила Матвеева
Ранее: Ч.1 (начало), Ч.2, Ч.3, Ч. 4, Ч. 5, Ч. 6
Анна Борисовна Матвеева (Ревякина), авторВскоре после первой открытки последовала целая серия писем. Были открытки и в конвертах, но самое главное - был указан обратный адрес. Можно понять, как ликовали домашние, как усердно писали отчеты о своем житье-бытье Саша, Надя и Павел.
Надежда Ивановна подробно сообщала о домашних новостях, о том, как все боялись плохих вестей, а теперь радуются, что Митя жив и здоров, а Саша должна скоро родить. Павел в своих письмах рассказывал о друзьях, с которыми он гуляет, даже ходит на Волгу, а также читает, учится играть в шахматы и ждет от папы новых открыток.
Сашины письма были полны беспокойства о его здоровье, и только потом следовали краткие сообщение о том, что дома все в порядке.
Следующая серия писем от Дмитрия Ивановича не заставила себя долго ждать. Описания окрестных пейзажей и достопримечательностей в них немного, зато озабоченность состоянием жены - в каждом послании. «Постарайся пободрее себя чувствовать. Друг мой милый и бесценный, душою с тобой» (28 июня 1916 года). «Милая моя мама, жду твоих писем. Желаю тебе бодрости и здоровья. Крепко обнимаю тебя и Павла» (1 июля 1916 года). «Сегодня опять нет ни писем, ни телеграммы от тебя, боюсь и думать - как ты живешь. Всей душой желаю тебе бодрости, дай Бог здоровья и сил вынести ниспосланное. Храни тебя Господь. Целую и обнимаю. Твой Д. Ревякин. 5 июля 1916 года. Гельсингфорс».
Император Николай II обходит войска гарнизона крепости Свеаборг (Гельсингфорс - Хельсинки)
Ждать оставалось совсем недолго - 20 июля 1916 года Саша родила дочь. Роды были трудными для обеих. Поорав, как и положено любому входящему в этот мир, дочь стала спокойной и тихой, словно понимала, что маму не надо тревожить напрасно. Мать же была счастлива, она отдыхала... Дочка была очень спокойной, она с аппетитом сосала грудь, а наевшись, отпускала источник питания и засыпала, а если не спалось, то лежала и причмокивала губами. Любила купаться, и плакала редко. Мама и Надя подолгу стояли у кроватки, наблюдая за малышкой.
- Хорошо, что у меня дочка. Это Лиза мне напророчила; когда приедет - будет крестной.
Незаметно прошел июль, пора было подумать о крещении дочери, а пока ее звали Алей. Почему?
Надежда Ивановна ежедневно заходила к Ревякиным, чтобы понянчить Алю, дать советы по воспитанию:
- Саша, пока тепло, давай окрестим Алю.
- Да, Надя, пора. Я хочу, чтобы крестной матерью была Лиза. Сегодня же ей напишу.
Но «сегодня» не получилось, завтра и послезавтра тоже, а на четвертый день Лиза приехала. И в первое же воскресение девочку крестили в кладбищенской церкви и нарекли Ириной.
Правда, называть ее Ириной, Ирой, Ирочкой привыкли не сразу.
Проходили дни за днями; одна неделя сменяла другую, наступил сентябрь. У Павла начался учебный год, Иришке исполнилось два месяца. Ее поведение можно назвать образцовым: она спит ночами, уверенно держит головку, подает голос, когда хочет повернуться на животик. Что еще можно пожелать маме?
Приветъ изъ Рыбинска. Набережная, Пристани и Караванъ
Дмитрий Иванович пишет часто, иногда письма приходят сразу по два-три. Всего со 2 июня по сентябрь 1916 года Саша и Павел получили одиннадцать писем, которые просто чудом сохранились в нашем доме с той далекой поры. Приходили и денежные переводы.
Служба в Финляндии, в компании по строительству дорог и мостов была связана с командировками, но не представляла опасности для жизни. В каждом письме, кроме беспокойства о здоровье детей и жены, обязательно следовала коротенькая приписка, в каких местах, музеях удалось побывать, какие концерты послушать.
Наконец, в письме от 16 сентября Дмитрий Иванович пишет: «ожидаю времени, когда смогу приехать, думаю, что удастся числа 12-го - 13-го - 14-го. Целую тебя и детей. Ваш отец Д. Ревякин». Это последнее письмо в 1916 году.
Я очень долго разбирала эти письма, приходилось работать с лупой. Меня удивило, что мой дед жил самой обычной жизнью. Да, работа и командировка, но командировки никаких секретов не содержат, так как в письмах он сообщает, что ездил покупать лошадей или получал деньги, и еще можно проводить культурную программу (так скажем), то есть жить так, как он привык жить в Москве, в Петербурге, в Хабаровске. А война? Может быть, Финляндия не чувствовала ее в той мере, как другие страны Европы?..
Гельсингфорс - Хельсинки
А Саша ждала, ждала. Она ждала его давно, но теперь ожидание стало ощутимым, близким, неизбежным, и снова оно растянулось на невыносимо долгих два месяца.
Дмитрий Иванович приехал зимним декабрьским днем. Позвонил. Пришлось подождать. Что написать о минутах встречи? Естественно, громкие приветствия, радость, объятия, поцелуи. Саша задержалась у себя, и пока она собралась узнать, в чем дело, вошел Митя.
- Саша, Сашенька, - успел сказать муж.
- Митя... - силы изменили ей, она потеряла сознание.
Нашатырь, валерьянка и крепкие объятия мужа вернули ее к жизни. Она всласть поплакала на его плече....
Отпуск - это замечательно, но даже продолжительному отпуску приходит конец. Прошли рождественские праздники. Встретили новый 1917 год. Дмитрий Иванович уезжал к месту службы, обещал, что летом пришлет им вызов и они смогут приехать к нему в Эсбо.
Все вернулось «на круги своя»: война, ожидание писем, беспокойство.
Наконец, самое страшное - февраль 1917 года. Рухнуло самодержавие, страна оказалась ввергнутой в пучину революции. Жизнь в Рыбинске становится тревожной; создаются различные комитеты, Рыбинский Совет рабочих и солдатских депутатов. Рыбинские обыватели еще не в ужасе, но уже понимают, что будущее не сулит спокойствия.
В доме Коровкиных на Пушкинской улице пока все без каких-либо изменений. Правда, на заводе поговаривают о каких-то агитаторах. Но, в общем-то, завод работает. Пока...
Рыбинскъ. Набережная и мельница Е.С. Калашникова
У Ревякиных тоже жизнь идет нормально. Все здоровы, Иринушка уже садится, интересуется игрушками. Павел учится успешно, а впереди лето и поездка в Финляндию. Саша в ожидании вызова. Возможно, были сомнения - придет ли? Но все получилось. В конце мая они были в Эсбо, жили в поместье Эвре - Левкулла, в доме г. Экка.
Они ходили гулять по окрестностям Эсбо, а если прогулка предполагалась на 3-4 часа, то Иришу оставляли на няню. Видимо, такое было возможно. Саша с Павлом регулярно ходили в ближайшую деревеньку за молоком, творогом, сметаной.
Однажды (как рассказывала бабушка) они переходили мостик и увидели кошелек, сиротливо валявшийся на мосту. Бабушка подняла его, увидела, что там деньги, и стала в недоумении - что делать с кошельком? Навстречу ей шла местная женщина, и бабушка спросила, не знает ли она, чей это кошелек? Женщина сказала: «Вы положите его на перила. Кто потерял - вернется». Перила были не узкими, и кошелек остался ждать своего хозяина, а бабушка, возвращаясь домой, вспомнила Швейцарию, где жители оставляли у двери заказы на молоко и хлеб и потом оттуда же брали сдачу, которая им причиталась. Когда же в России так будет? И будет ли?
Летние месяцы были прекрасны. Однажды отец подвел к дому лошадку и предложил сыну прокатиться верхом. Мальчишка был счастлив. С тех пор, как только папа возвращался из очередной поездки, Павел осваивал азы верховой езды.
В то же время его сестра училась ходить по земле. Незаметно прошел июнь, в июле отметили день рождения Ириши. Отпуск подходил к концу. В первой половине августа Саша засобиралась домой. Дмитрий Иванович понимал, что пора: нужно готовиться к новому учебному году, нужно выяснить, что принесла революция, нужно найти няню, так как мама собиралась работать. Отец проводил их до русской границы. Поезда пока ходили исправно; среди пассажиров шли разговоры о революции, о двоевластии, о свергнутом государе. Все это Сашу тревожило, но, слава Богу, их путешествие закончилось благополучно.
Зато в Рыбинске обстановка накалялась. Создавались различные организации под руководством эсеров и меньшевиков, им противостояла большевистская ячейка. В городе назревал голод.
Коровкины были озабочены и, пожалуй, напуганы ходом событий. Маслозавод работал, но владелец был подотчетен какому-то комиссару.
Петр Николаевич понимал, что с заводом ему придется расстаться, и у него хватило ума, пока возможно, взять из банка часть хранившихся там капиталов.
- Шура, возьми и ты хотя бы часть того, что у тебя есть, - посоветовал он.
Совет был мудрым, «так как в декабре 1917 года в городе начались погромы и грабежи, а 26 января 1918 года в Рыбинск прибыл отряд матросов Балтийского флота для наведения порядка», как сказано в книге «Рыбинск. Документы и материалы по истории города». Конечно, мне об этом говорила бабушка, но мне хотелось проследить хронологию событий.
Отец в сентябре 1917-го прислал одно письмо, адресованное Павлу и датированное 13-м ноября. Всё, больше писем они не получали. Наступил 1918 год.
Петр Николаевич оказался прав: в январе 1918 года все городские банки были национализированы. Ревякины лишились пятнадцати тысяч рублей золотом. Саша была довольна тем, что по совету Коровкина успела изъять из сейфа шкатулку с драгоценностями. Зато теперь стал другой вопрос: куда упрятать то не слишком многое, что было куплено в Швейцарии, в Хабаровске, в Харбине. Несмотря на присутствие моряков, в городе продолжалось мародерство.
Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь, в 1941-46 гг. был затоплен водами Рыбинского водохранилищаДоставать продукты становилось все труднее. Рыбинские женщины всех сословий и состояний кинулись по деревням менять самые дорогие свои вещи на мясо, масло, картошку. Саша не была исключением. Сначала в обмен шло постельное белье, а оно было замечательным. Ведь приданое ей шили монашенки Мологского монастыря. Как же давно это было! Какие дивные узоры белой гладью по голландскому полотну были вышиты их руками! А как жаль было расставаться с простынями и подзорами, полотенцами и наволочками. Но дети должны есть. Ничего, жизнь не кончается, наживем другое.
Труднее всего для Саши было отсутствие писем от мужа. В голове гнездились мысли совсем не оптимистические. Не будучи ортодоксально верующей, она теперь каждый вечер зажигала свечу перед образом Николая Чудотворца и молилась о здравии Дмитрия, плакала и просила святого о защите. После молитвы она чувствовала себя увереннее. Верилось в лучшее.
В самом деле, их ожиданию пришел конец. В ноябре 1918 года Дмитрий Иванович вернулся домой. Он был в каком-то коротеньком тулупчике. Оказалось, что в одной из командировок на Западном фронте он был взят в плен, попал в Германию. Там заболел, лечился в немецком лазарете, откуда его скоро и выписали, подлечив.
Теперь они вместе. Очень жаль, что совсем ненадолго.
Продолжение следует ...
публикация подготовлена при помощи Михаила Матвеева