Люди. Ускользающая жизнь: Вологодское, Ч. 3/3 (начало)
Люди. Ускользающая жизнь
Я мог бы назвать этот проект "Уходящей натурой", ведь намерен рассказать о встречах с людьми и явлениями, которых, вероятно, уже и нет в нашем мире.
Мне часто так и говорят: "Надо же, сколько у тебя запечатлено уходящей натуры!" Но "натура" - это природа, стереотип не работает. Все же я хочу рассказать о жизни, а не о природе. Настоящей, невыдуманной; она хоть и неказиста, эта "сермяжная правда", но ведь порой хочется натурального продукта (эх, без производного от слова "натура" не обошелся...), а не каких-нибудь "чипсов" с усилителями вкуса и консервантами, которые преподносят глянцевые журнали и топ-блогеры.
Путешествия по глубинной России дарили мне сонмы встреч. Эти годы были удивительны, и, вероятно, большего счастья мне уже не испытать. И уже неважно, в каких "эмпиреях" обитают те, к кому мои зачастую запутанные и тернистые пути однажды привели.
Фото и текст © Геннадия Михеева
В оглавлениеПроект «Люди»
Вологодское (последняя треть)
Самоварное братство
Строго говоря, самовар - всего лишь устройство для кипячения воды. Но только у нас, в России, простую и банальную вещь сумели превратить в истинное произведение искусства.
Юрий Александрович Пряловский родился и всю свою жизнь прожил в Вологде, и семейное предание о том, что некогда одного из его предков - польского дворянина - сослали в этот негромкий городок (по традиции, Вологда издавна принимала людей, неугодных властям), уже в детстве нашего героя звучало как сказка. Пожалуй, больше всего эта легенда ныне хранится во внешности Юрия Александровича, так неотразимо походящего на польского пана. Прошлое - прошлым, а дело, которому наш герой посвятил всю свою сознательную жизнь, не принадлежит к занятиям благородных людей. А именно, Юрий Александрович работал... лудильщиком.
Название профессии звучит, вроде бы, не очень и приглядно, но по мнению Пряловского, она не только одна из древнейших на Земле специальностей, но и сложнейшая. Лет эдак тысячу назад медное ведро ценилось не дешевле лошади и тот, кто обладал ремеслом починки бытовых металлических емкостей, пользовался заслуженным уважением. Новые времена, правда, слово «лудильщик» заменили на «гальваник», отчего суть профессии, конечно, не изменилась.
А начиналось все еще в конце 50-х годов. Тогда Юрий Александрович, вернувшись из армии, пошел устраиваться на работу в контору, носящую название «Рембыттехника». Ну, что-то вроде комбината бытового обслуживания. Так вышло, что назначили его, как молодого и подающего надежды, начальником цеха, в котором как раз и трудились лудильщики и гальваники - чинили стиральные машины, тазы, холодильники, самовары. В начальниках он пробыл недолго. В подчиненных у Пряловского числился один замечательный мастер, по фамилии Драчкевич: он был безногим инвалидом, между прочим, бывшим латышским стрелком, но инвалид этот владел паяльником и другими лудильными инструментами с потрясающей виртуозностью. Он часто говорил: «Юра, учись, учись... со специальностью этой никогда не попадешь!» И Юра учился... И в скором времени из начальников перешел в рядовые лудильщики. В каковой должности до самой пенсии и проработал.
В те времена, когда Вологда была, по выражению нашего героя, еще «настоящей, деревянной», по одноименной реке довольно интенсивно ходили пароходы, да так, что до многих глубинных мест области можно было добраться только на плавсредстве. (В нынешние времена теплоходы по Вологде почти не ходят, но «настоящая, деревянная» северная русская жемчужина, на мой взгляд, еще существует.) Так вот: когда открывалась по весне навигация по реке, из дальних сел в «Рембыттехнику» везли поврежденные вещи, и, что характерно, подавляющее большинство из них составляли... самовары. А как же еще: электричество тогда проведено было далеко не везде, да к тому же во многих семьях самовары являлись главной родовой ценностью.
Сколько их прошло через руки Юрия Александровича? Конечно, он не считал, но, если приблизительно прикинуть, их было тысячи и тысячи. До определенного момента мастер относился к этим предметам быта, как к тем же кастрюлям или чайникам. Да, если припомнить, в те времена даже иконы считались простыми и ненужными досками! Но однажды Юрий Александрович вынужден был пересмотреть такое непредвзятое отношение. А случилось так, что он попытался переделать старенький самовар в вазу. Отнял ручки, снял краник, верх снес, смотрит: получается что-то не то. И так крутил он самовар, и эдак - все равно получается не ваза а какой-то «уродец». И, только когда Пряловский снова поставил все на свои места, перед ним предстало ни что иное, как... произведение искусства! У которого ничего не отнимешь, и к которому ничего не прибавишь.
Жизнь от этого открытия не перевернулась, но относиться стал Юрий Александрович к своему делу как-то иначе. К тому времени грянула в стране перестройка, которая одной из своих щупалец задела и нашего лудильщика. У него появились солидные клиенты. Они просили отреставрировать самовары, которые приносили, со всей возможной тщательностью, так как после реанимации вещи эти уходили «за кордон», и, как можно предположить, за немалые деньги. Выяснилось, что самовары - не только наша, русская экзотика, но и предмет собирательства богатых людей, пребывающих вне пределов нашей родины. Процесс этот продолжался до той, без сомнения, прекрасной минуты, когда они не познакомились Андреем Амбурцевым. Андрей работает массажистом в госпитале (хоть и имеет два высших образования). И однажды Юрий Александрович пришел к нему лечиться.
Андрей к тому времени уже начинал интересоваться самоварами, и на «самоварной» почве они подружились. Амбурцев, придя в гости к Пряловскому, увидел, как мастер может из горстки металлолома воссоздать самовар во всей своей красоте, сам дал на реставрацию самовар, и понял, что Пряловского ему подарила судьба. Дело в том, что Андрей уже стал понемногу коллекционировать самовары, но в подавляющем большинстве случаев новые раритеты приходили в его руки в том состоянии, когда их можно было назвать «куском драного металла». Руки Юрия Александровича преображали этот «кусок»... и это привело к тому, что у Андрея небольшой интерес к собирательству перерос в настоящую страсть.
Среди их знакомых, между прочим, есть один генерал, который на самоварах построил себе карьеру (до высокого звания дослужился). То тут подарит самовар, то там преподнесет - вот тебе и служебное продвижение.
Наши герои придерживаются иной направленности, о чем будет сказано чуть ниже. Как реставрируется самовар? В первую очередь он полностью разбирается. До последней детальки. Удаляется накипь (все это делается на огне), и потом металл протравливается кислотой. Это, естественно, самое неприятное в работе лудильщика. Юрий Александрович вынужден пользоваться противогазом, который не всегда способен задержать кислотные пары. Про это он говорит:
«Сам не знаю, как сохранился я... ведь иногда так «нахватаешься» кислотных паров - не продохнешь... Но я никогда не курил, и не пил.»
Детали прочищаются песком, промываются водой и намазываются новой «отравой» - травленой кислотой. Изнутри самовар лудится оловом, порошковым нашатырем удаляется грязь и, после выправления поверхности, можно приступать к сборке. Припаиваются ручки, кран, труба, все выравнивается, подгоняется, после чего можно приступать к полировке. Полируется самовар войлочными кругами, пастой гойя, мягкой тряпочкой. Последний этап - привинчивание изготовленных специально деревянных ручек.
На словах-то это просто, но на деле приходится всегда преодолевать различные «нештатные» ситуации. Бывают тяжеленные самовары, килограмм на пятнадцать, а держать в руках их нужно часами. Однажды Андрей из-под пресса извлек практически чистый лист металла, в котором едва угадывалось, что это сравнительно недавно был самовар. Плоский лист - и все! И сделал же мастер... неплохой самовар получился.
У найденных самоваров хроническая проблема - отсутствие деталей:
«веточки с ключом» (краника), конфорки, отдушника, колпачка. И у Юрия Александровича под рукой имеется целый набор запчастей, да у любого коллекционера такой набор наличествует. Но есть другая проблема: у каждого самовара свой стандарт и иногда мастер вынужден переделывать детали, подгонять, а то и изготавливать заново.
Источники пополнения коллекции самые разные. Так, из недавно найденного самовара 1840-го года изготовления хозяева... кормили собаку во дворе. Поскольку у Андрея специальность, дарящая людям здоровье, некоторые раритеты ему дарят благодарные пациенты. Но самый главный «самоварный» источник - приемные пункты по сбору цветных металлов, на профессиональном сленге коллекционеров они называются «утильками». Пьяницы и другие маргинальные элементы до коллекционеров, конечно, не доходят. Они несут последнее пропивать в «утильки». Там им за самовар, как за лом, заплатят рублей 200, в то время как за некоторые самоварные раритеты цена может доходить и до 5000 долларов.
Любовью к самоварам (как, наверное, и ко всему блестящему) особенно отличаются цыгане. Представители этой свободолюбивой нации передают самовары из поколения в поколение, как самые дорогие семейные реликвии, и порой самовар ценится даже дороже коня. Но, к сожалению, в последнее время и цыгане сильно обеднели, да к тому же осовременились, так что «золотобокие кони» постепенно исчезают из их быта.
С раритетами у Андрея постоянно возникают сложности. Самая главная из них - нехватка места для их хранения. А посему его собрание постоянно колеблется вокруг цифры «20». А могло бы быть и 300, и 400... Самовары проходят через его руки, но далеко не все из них задерживаются в коллекции Амбурцева. Но они с некоторых пор никогда не исчезают из его поля зрения!
Штука в том, что «самоварной болезнью» (то есть, страстью к их собирательству) заражаются многие из его знакомых. В госпитале, в котором он работает, теперь пять «самоварщиков». Судился он за свой дом, общался с адвокатами, и нескольких из них тоже заразил «самоварной болезнью». Когда Андрей отсудил свой домик, находящийся в самом центре Вологды, архитектор-реставратор Виктор Борисовский, помогавший ему в оформлении внешнего облика жилища, тоже, естественно, приобщился к делу самоварного собирательства. Больше всего Виктора, как профессионала, удивило... совершенство самоварных форм.
Самовар можно созерцать бесконечно, он никогда не наскучит - и теперь Виктор использует «самоварную эстетику» (ведь это порождение чисто русского художественного мира!) в своих архитектурных проектах.
Постепенно в работе Андрея сформировался категорический принцип: «Ни одного самовара - из России!» Все раритеты, прошедшие через его руки (и руки его друзей), оседают в собраниях людей, не собирающихся самовары ни продавать, ни дарить чужакам. Бывает, они вместе организовывают выставки. И на этих выставках именитые столичные гости, или знатные чиновники из областных администраций предлагают... подарить какой-нибудь из самоваров «себе, родному». Когда Андрей, или Юрий Александрович, по возможности, вежливо отказывают, те заводят разговор о продаже. Не зная, конечно, что разговор бесполезен. Преловский обычно парирует такие предложения следующей простой фразой: «Родина не продается».
2.
А посему весь материал остается в родной Вологодской области. Андрей называет это «живой экспозицией», так как несколько сот самоваров из их, фактически, общего собрания моментально, если это понадобится, могут быть выставлены в каком-нибудь зале, если это понадобится. К тому же, между «самоварщиками» непрерывно происходит обмен, и общение не прерывается никогда.
Вообще-то, в самой Вологде производила в старину самовары только одна «фирма» - мастера Молчанова. Основные российские самоварные центры находились в Туле, Москве, Ярославле и Варшаве, где артелей, наподобие Молчановской, насчитывалось по многу десятков.
Есть старинная загадка: «медный бес на стол залез». Ответ очевиден, конечно, но среди самоваров по-настоящему медных было не так уж и много.
Только на заре самоварного дела их делали исключительно из красной меди, а потом стали использовать более дешевые сплавы типа латуни. Хотя, истории известны и серебряные самовары (таких было довольно много), и даже золотые. Красная (чистая) медь - металл, обладающий исключительной теплопроводностью. Именно из нее стали делаться первые самовары где-то в середине 1750-х годов.
Родина самовара - Урал. Изобретатель его, как и других замечательных вещей, окружающих наш быт, естественно, остался неизвестен. Вначале их производство наладили кустари, вскоре же освоено было серийное изготовление самоваров на Демидовских заводах. Первые самовары не были похожи на нынешние; они предназначались к использованию в дорожных (или походных) условиях и были невелики. Один из первых самоваров назывался «сбитенник» о больше всего он напоминал обыкновенный чайник с вставленной в него трубой. Примерно такой же была «бульетка», в которой можно было сварить суп или кашу. Вскоре освоены были таки самоварные формы, как «банка», «ваза», «яйцо», «шар», «репка», «бочка». Та форма, в которой самовар дошел до наших дней, в какой мы его привыкли видеть, называется «банкой».
Самоварный «бум» пришелся на 70-е годы XIX века. Производство их развилось до такой степени, что организовывались специальные выставки, где самоварам даже вручались медали. Оттиски былых наград помещались на самоварные бока, и среди самоваров выделялись такие «кавалеры», чьи медали не умещались даже по периметру. Из старых самоваров не тускнели только серебряные (и, естественно, золотые) но, когда изобрели способ их никелировать, проблем с блеском больше не возникало. Кстати, никелировка сотню лет назад стоила 4,5 рублей (сравните, к примеру, со стоимостью овцы в те же годы: 3 рубля). Стоимость же самого самовара колебалась от 20 до 270 рублей, что для того времени было так же дорого, как сейчас, к примеру, автомобиль «Жигули». Стоимость самовара определялась обычно его весом. На всех самоварах обязательно ставился штамп: «ПЕРВЫЙ СОРТЪ», но, как утверждает Андрей, «второго сорта» ему не встречалось никогда. Самовар либо хороший, либо... его лучше не делать. Как с рыбой первой и второй свежести.
Вот такие интересные факты из самоварной истории поведали мне Юрий Александрович, Андрей и Виктор. А знаете, почему в старину - уж если садились чай пить - то обязательно весь самовар выпивали? Секрет, оказывается, в загадочных «пяти компонентах» придающих воде необычайно привлекательный вкус. Мне раскрыли тайну этих пяти компонентов, которыми я с вами сейчас и поделюсь. Итак, вот эти «загадочные» составляющие: медь, колодезная вода, полуда (олово, которым залужено самоварное чрево), древесный уголь, и... чистый воздух. «Так просто...» - скажите вы. Ой ли, все ли так просто...
Может, представители «самоварного братства» и пошутили, но вот, что я подумал сейчас: ведь мастер Пряловский, наверное, единственный человек в мире, который может приехать в Тулу со своим самоваром! Именно своим, так как после того труда, который Юрий Александрович вкладывает в каждый самовар, трудно назвать это просто реставрацией. Это - второе рождение вещи, после которого она, ну, просто обречена жить вечно!
Скамеечка над Сухоной
Набережная улица в старинной рыбачьей слободе Зелени теперь носит имя Краснофлотской, но в ту пору, когда строились маленькие добротные домишки над тихой северной рекой Сухоной, не было еще в помине ни краснофлотцев, ни красного флота вообще. По реке, слывшей главной северной артерией, сновали бесчисленные пароходики, от которых теперь не осталось ничего. Навигация на Сухоне прекратилась. Река кормила людей и обязательно напротив каждого дома, над невысоким обрывом стояла скамеечка. Для того, чтобы вечером любоваться просторами.
3.
А вот напротив домика Евгении Феодосьевны скамеечки нет. Украли... Кому это надо? Она знает, кому, но не понимает, зачем было ломать. Во времена ее молодости такого и представить нельзя было, а, между прочим, Евгения Феодосьевна 1906 года рождения. Мы еще некоторое время ее прождали на улице (оттого, кстати, я и заметил, что скамеечки нет - почти у всех домов они имелись), потому что пожилая женщина имеет обыкновение ежедневно ходить в город. Когда она вернулась, на плиту сразу был поставлен чайник и вскоре, за дымящимися чашками, слизывая с ложек варенье, мы сидели в горнице.
- ...Дак, еще берегу много убыло, осыпается, так скамейка и сама долго не простояла бы. Есть у нас один такой, Стаська, пьяница, вот он и нарушил скамейку. Там еще муж мой березы сажал, и Стаська этот и березки те порубил, метелки поделал и на базар унес. Дак, не работает же, где ему на выпивку взять?
- Евгения Федосьевна, вы ведь при всех властях жили. Может, и царские времена помните?
- Я, когда в школе училась, был у нас такой предмет, где про правителей наших рассказывали. Про царя Николая. Дак, мне дюже не нравился этот предмет... А жили хорошо. Было у нас много купцов, а мы считались мещанами. И не боялись никого. Всякие были купцы, и с недостатками были, но для нашей семьи самый хороший был купец Белов. Раньше хлеба не было, пекли из муки, а отец мой (он в казначействе работал) дак, в долг у него брал. Книга была у Белова, в ней и расписывались. И он нам доверял. А мы еще рыбой жили. Выходили со снастью, называлась «понца», набивали туда пареный овес, ставим, - и сидим тихо, не шевелимся, ждем, когда веревка, «сема» она звалась, задрожит. А рыбы на жизнь хватало.
- Ну, а что случилось после того как советская власть пришла?
- Нас не раскулачили, мы бедными считались, а вот жили рядом два старика, да молодые, занимались крестьянством. Пахали они, не хватало своих, нанимали батраков, вот, им-то досталось... А ведь они сами работали, потом свой хлеб добывали! А я быстро замуж вышла. После еще по Сухоне на пароходе ходила, дак, а потом дети пошли - пятеро у меня их - и не до реки стало. Огород, грибы, ягоды, - только успевай. Так жизнь и прошла...
- Ну, какие ваши годы!..
- Это уж, сколь Господь даст. Я уже всех своих родных - мать, отца, хозяина, братьев, сестер похоронила. Вот уж, и сына схоронила, а все живу... Одна. Но уж видно, столько на роду написано.
4.
- А в город-то для чего ходите?
- В магазин, в церкву. Снохи не больно-то ходят, дочери - «за морем полушка - да рубль перевоз». Они далеко живут, а билет дорогой теперь. Сын младший еще ходит ко мне, когда заболею, и то спаси, Господи. Воды принесет, все сделает.
Берегу много было, а теперь осыпается. У нас в Зеленях Царские ворота были. Говорят, царь приезжал сюда, я-то не помню, а отец рассказывал. Тогда колокола во всех церквах звонили, половиками землю застилали, но вот, подмыло берег - и нет ворот. Все обрюхнуло...
Эх, лодка, жисть моя!
Если населенный пункт - такой, к примеру, как поселок Устье Кубенское - расположился при впадении большой реки в большое озеро, то живущему в нем люду без лодки уже не деться никуда. Усть-Кубенские жители даже праздник такой придумали в честь лодки. “Мы на лодочке катались” - называется. И немудрено. В давнишние еще времена в озеро Кубенское заплыли новгородцы не своих “ушкуях” (плоскодонная ладья с парусами и веслами - без нее колонизация северо-западных земель была просто невозможна). Так они “ушкуйниками” и назывались. Освоенные земли невозможно было эксплуатировать без лодок - тут тебе и рыбалка, и добыча дров, и покосы на островах - а посему в каждой семье традиционно насчитывалось не по одному плавсредству. Минимум одна лодка имеется в каждой семье и сегодня. Из поколения в поколение передается не только искусство изготовления лодок, но даже своеобразный “лодочный” фольклор, вбирающий в себя только песни, пословицы, частушки, но даже загадки. Разгадайте вот эту, к примеру:
5.
Еду, еду - ни пути, ни следу: смерть подо мной, бог надо мной.
Догадались? А про смерть тут, в загадке, не случайно. Во-первых, водная стихия жестока, темна и непредсказуема. А во-вторых... Не припомните ли вы, кто был самым знаменитым лодочником? Нет, не тот мужичек, которого в модном и почти забытом уже шлягере (а ведь всего-то пару лет прошло!) хриплый голос собирался убить. Здесь как раз лодочников не убивают, а любят. Самый знаменитый лодочник - это Харон: старец, сын Эреба и Ночи, перевозящий в своем утлом суденышке души умерших через Ахерон, реку в Царстве мертвых. Только в одном направлении. Греки в рот покойнику имели обычай класть монетку, дабы тот мог расплатится с Хароном за переправу.
Лодка - предмет очень и очень мистический. Те же ушкуйники в эпоху колонизации Севера хоронили своих умерших, сплавляя их по реке в лодках - долбленках в таинственную неизвестность... А думаете, случайно гроб - даже в современной форме - так похож на лодку? Да, да! Именно у лодки заимствована форма гроба. Древнеславянское слово “навье”, обозначающее могилу, произошло от еще более древнего “навис”, переводимого со староитальянского, как “лодка”. А разве колыбель младенца не напомнит вам миниатюрное судно, по случайности только подвешенное к потолку?
6.
А вот вам еще русская загадка:
Летом молодица, а зимой вдовица.
Тем, кто не догадался, поясню. Лодку, перезимовавшую на берегу, весной начинают готовить, будто невесту, к новому сезону. То есть, чистить, дыры латать, смолить, красить. Ведь все лето потом, даже лежа на берегу, она будет представлять достоинство ее хозяина! Вот будут проходить соседи и непременно заметят: “Что-то Семеныч лодку-то запустил... Уж не случилось ли чего?” Или: “Петровича лодки нету. На сенокос, небось, уплыл...”
Частью праздника лодки стала и небольшая выставка “Лодка - жизнь”. В ней собраны все предметы, без которых невозможно плавание: весла, сети, шесты, другая всякая снасть. Старенькая лодка, наполненная скарбом, тихо притулилась у лабаза. Но проходящие мимо устьяне с легкой ухмылкой наблюдали этот экспонат: “Тоже мне, мол, достопримечательность! Да у меня весь двор фигней такой завален…” И правда. Разве может воспринимать лодку как раритет человек, только что приплывший сюда на такой же из соседней деревни?
7.
Интереснее было побродить по Устьянской ярмарке - небольшой, но оживленной. Так же любопытно концерт посмотреть, посмеяться над скоморохами, песни послушать, почевствовать мастеров - лодочников. Да просто посидеть с друзьями, водочки попить. Я же в это время, будучи человеком не местным и неискушенным в здешних традициях, поступил иначе. Я попытался побродить по берегу, стараясь понаблюдать жизнь, что не спеша развивается в лодках и вокруг лодок.
И жизнь, наблюдаемая мной, оказалась весьма разнообразна. За веслами могли сидеть как малые детишки, так и глубокие старики. В лодках знакомились, перекусывали, целовались, ссорились, выпивали, отсыпались (кто перебрал)... да и просто отдыхали! В общем, полная чаша нашей жизни, только перенесенная в узкое пространство, ограниченное бортами. И ведь это только мои дневные наблюдения: берега Кубены - любимое место ночного досуга молодежи... Лодки были самых разнообразных качеств. Рядом со стареньким деревянным челном вполне мирно соседствовало шикарное судно с двумя моторами, на котором гордо выведено: “Ямаха”. Хозяева сего совершенного сооружения, позвякивая золотыми цепями и, дыша благородным перегаром, терпеливо объясняли удивленным мальчишкам, где тут какой “наворот” и для чего он предназначен. Потом попросили пацанов подтолкнуть их “гордость”, но ребятишки долго не могли решится это сделать (сдерживаемые, наверное, чувством ущемленной гордости), но, когда “крутые” сменили командный тон на просящие голоса, дети с радостью отпихнули “Ямаху” от берега.
А к освободившемуся месту тут же причалили рыбаки, только что вернувшиеся с рыбалки. Детишки с не меньшей радостью рассматривали плотвичек и лещей, с видным знанием дела заключая: “А тятька мой и больше лавливал!”
Казалось, каждый из пребывающих на берегу занят исключительно своим делом, но, когда на река начался “парад плавсредств”, то есть в пределах видимости показалась кавалькада из лодок все возможных форм и размеров, люди замерли и заворожено стали вглядываться в реку...
8.
А отгадайте-ка такую загадку:
Дорога ровна, лошадь деревянна; везет не кормя, только поворачивается.
Надеюсь, догадались. Естественно, в лодочном царстве должны быть мастера по изготовлению “деревянных лошадей”. С одним из них, Юрием Александровичем Кашиным мы и беседуем на песчаном берегу Кубены. Вообще, владение искусством делания лодок до недавнего времени было неотъемлемой частью любого устьянского мужика. Если и не соорудить суденышко, то подремонтировать его и приготовить к сезону обязан был каждый хозяин. Но, тем не менее, хороший ремесленник, владеющий всеми лодочными секретами, ценился всегда.
-...Без труда, как известно, не выловишь рыбку из пруда, а не то что хорошую лодку сделаешь,- начинает разговор Юрий Александрович.
9.
- Давно вы к лодочному делу приобщились?
- Учился я у отца делать. Отец работал на заводе столяром, а лодка для нас основное средство было. Иначе ни на чем никуда не поедешь. Вот ребенком начинал отцу помогать. А вот первую свою лодку уже в зрелом возрасте на воду спустил.
- И сколько вы за свою жизнь их сделали?
- Так ведь точно дак я затрудняюсь сказать. Ну, с полсотни, может, больше. Деревянных - с десяток, остальные - с металлом. То есть, каркас деревянный, а обшивается он листовым оцинкованным железом.
- Почему же так мало деревянных?
- Так ведь дерево гниет по сравнению с железом. Деревянную лодку смолить надо каждую весну, а железну спустил на воду - и поезжай. Тяжелее деревянная намного и стоит она от силы девять лет. А металлическая - двадцать и больше.
- Зато деревянная красивее...
- Верно. Но я ж под заказ работаю, а кому нужна сейчас красота? Прежде всего надежность подавай.
- А какую лодку сложнее делать?
- Так ведь сложность и у той, и у другой есть. Специфика изготовления совершенно разная. Там доску пригибаешь, а доску пригнуть легче, чем лист железа. Железа листа четыре надо подогнуть, а досок - четырнадцать - по семь на борт. Правда, для металлической лодки нужно рассчитать толковое лекало.
- Что это такое?
- Ну, по лекалу шпангоуты вытесываешь. То есть, ребра судна, которые будут основанием для обшивки. Так вот, им надо форму придать толковую.
- Вы один работаете?
- Да. С начала и до самого конца.
- А почему?
- А потому что двоим делать одну лодку очень плохо. Нужно чувствовать всю лодку. Ведь лист с одной и другой стороны пригнать нужно абсолютно одинаково. Каждый лодочный мастер один работает.
10.
- Наверняка, у вас есть свои секреты...
- Имеются.
- И не делитесь?
- Делюсь! Кто хочет научится, я свои секреты не скрываю...
Праздник заканчивался. Лодки разносили довольных устьян по серебристой глади реки. Кого - домой, кого - на острова продолжать гуляние в узкой компании с уваристой ухой. Я спросил у Юрия Ивановича, не узнает ли он среди суден свои творения. Тот долго вглядывался, и наконец изрек:
- Что-то не различу, хотя... вот эта! И эта еще! Надо же, батюшки ты мой, а ведь я ее в восьмидесятом годе делал...
Я чувствовал, насколько мастер преисполнен гордости. И как-то приятно было сопереживать ему...
Други игрищ и забав...
Однажды, в один из холодных майских дней, что, кажется, стало традицией для нашей России, я получил письмо. Уже только по языку его ясно было, что автор - Ольга Каданцева - человек нетривиальный. Захотелось даже привести некоторые отрывки из послания:
11.
«...Что касается «Хохловских игрищ» - в этом году праздник будет проводится шестой раз. Для нашего поселка, где жителей коренных, истинно вологодских, не очень много, а съехался народ из областей Кировской, Тверской, Ивановской, Свердловской, Пермской и прочая... , это, можно сказать, рождение традиции.
С воинственным непониманием мы уже практически не сталкиваемся, хотя и жизнь лучше не стала, и жители поселка все подряд высоконравственными и одухотворенными не стали тоже. «Блага цивилизации» докатились и до нас есть дети и курящие, и выпивающие, и даже «нюхающие»... Перечислять ожидающие их в будущем страшные последствия - занятие бесплодное, вызывающее скорее обратную реакцию (силен дух противоречия!) Но то, что на игрищах «джинсовые» мальчики и девочки, бесконечно жующие «бубль-гум», временами циничные и ругающие всех нехорошими словами, встают с младшими в хороводы, играют в горелки, качаются на качелях (простите за тавтологию), то есть становятся теми, что они и есть - обычными нормальными детьми - нас уже перестало удивлять. Стало радовать...
...Игрища проводятся на природе. Здесь нет сценария и практически отсутствуют зрители - любой из зрителей может стать полноправным участником. Особый колорит празднику придает большое количество детей в народных костюмах, причем по сравнению с прошлыми годами у детей заметно вырос интерес к своей национальной одежде - теперь не только участники фольклорного ансамбля стараются соткать себе узорчатый пояс, вышить нарядную рубаху и передник, сшить сарафан, причем делают это вполне сознательно, рисунок для вышивки и для ткачества выбирая не по его «красивости», а зная традицию и разбираясь в семантике орнамента...»
12.
13.
14.
15.
16.
Судьба распорядилась таким образом, что я смог побывать на Хохловских игрищах. Я познакомился с супругами Каданцевыми - Ольгой Аркадьевной и Анатолием Федоровичем. Как по заказу, тепло именно в этот день вновь обласкало Землю и птицы кругом радостно распевали, будто восхваляя весеннее солнце. И настолько был потрясен залихватской веселостью и абсолютной органичностью праздника... что и слов-то у него не нашлось, чтобы передать свои впечатления. Только дух захватывало! К детским забавам с охотой присоединялись взрослые, и даже пожилые не оставались в стороне. И - что самое главное - праздник не был сопряжен с пьяным весельем, столь сопутствующим обыкновенно подобным «мероприятиям». Воздух был, кажется, наполнен добром и чистотой - пожалуй, ничего подобного ранее я в жизни не встречал.
Город спит…
Тихо и незаметно подобралась зима к старинному городу, уютно лежащему на берегу Белого озера. Кажется, все здесь погрузилось в безмятежный провинциальный сон. И снег надолго укрыл Белозерск. Но это только на первый взгляд все здесь впало в «провинциальный сон». За разукрашенными морозными узорами окнами вовсю кипит жизнь.
17.
Белозерск - один из древнейших русских городов, ровесник Новгорода Великого. Ведь 862 год - всего лишь первая дата упоминания о нем. И когда колокола Успенского собора зовут к заутрене, в из звоне чудятся голоса тех тысяч Белозерцев, что погибли на Куликовом поле. По преданию, дружина Белозерского князя одной из первых встала под знамена Дмитрия, прозванного потом Донским. Ей выпала страшная честь - быть в головном отряде и принять на себя самый мощный удар вражеской конницы. Никто из них не вернулся домой...
Мы, даже того не подозревая, отлично знаем этот город благодаря гениальной кинокартине Василия Шукшина. Именно здесь снималась «Калина красная».
18.
19.
20.
21.
22.
23.
Сегодняшний Белозерск переживает те же трудности, что и вся страна. Многие предприятия сократили производство, безработица достигла угрожающего уровня. Новую работу найти в удаленном от промышленных центров городе - целая проблема. Каждый выживает по-своему. Кто-то занялся мелкой коммерцией, вряд ли приносящей солидный доход, кто-то кормится своим хозяйством. Но молодежь уезжает. Загс Белозерска гораздо чаще регистрирует смерти, нежели рождение нового северянина. Правда, летом город ненадолго оживает. Со всей России (да и из иных стран) приезжают сюда любители Северной природы: набраться впечатлений, просто отдохнуть. А пока...
Звенящая морозная тишина лишь изредка прерывается скрипом валенок. Вот старушка на санках везет батон хлеба, бутылку молока и пачку макарон. Весь свой скромный ужин. Но в полинявших от времени синих глазах женщины вы не прочтете ни упрека, ни тоски. Потому как белозёры - народ особой закалки. И будто знают они, что будет еще время подняться в полный рост.
А пока - город спит...
Окончание
Геннадий Михеев