Люди. Ускользающая жизнь: Лесостепное, Ч.6/6 (начало)

Nov 09, 2012 07:04


Люди. Ускользающая жизнь

Я мог бы назвать этот проект "Уходящей натурой", ведь намерен рассказать о встречах с людьми и явлениями, которых, вероятно, уже и нет в нашем мире.

Мне часто так и говорят: "Надо же, сколько у тебя запечатлено уходящей натуры!" Но "натура" - это природа, стереотип не работает. Все же я хочу рассказать о жизни, а не о природе. Настоящей, невыдуманной; она хоть и неказиста, эта "сермяжная правда", но ведь порой хочется натурального продукта (эх, без производного от слова "натура" не обошелся...), а не каких-нибудь "чипсов" с усилителями вкуса и консервантами, которые преподносят глянцевые журнали и топ-блогеры.

Путешествия по глубинной России дарили мне сонмы встреч. Эти годы были удивительны, и, вероятно, большего счастья мне уже не испытать. И уже неважно, в каких "эмпиреях" обитают те, к кому мои зачастую запутанные и тернистые пути однажды привели.

Фото и текст © Геннадия genamikheev Михеева
В оглавлениеПроект «Люди»
Лесостепное (часть шестая)

А наша фирма вяжет веники!
Благословенны места слияния двух рек! Здесь, в Голиково, соединяются воды реки Сосны с батюшкой-Доном. А над обрывом, обдуваемым шаловливыми ветрами, гордо красуется двухэтажное здание. Давно стоит, уже восемьдесят четыре года. И видно, что поставлено оно было на долгие века - ведь строители знали, что школа для деревни - все: ее настоящее и будущее. Даже Голиковскую церковь оставили на съедение времени (что, конечно, плохо), но в школу селяне вкладывали свой труд всегда, во все времена.



Но сегодня времена не лучшие. Нет денег. Даже на ремонт. И на питание учеников нет денег. А ведь Голиковская школа - единственная на всю округу одиннадцатилетка, и детей, которые приходят учиться из соседних деревень, надо подкармливать. Выручает собственное, школьное хозяйство. На участке размером чуть больше гектара, высаживают картошку, капусту, помидоры, огурцы, зелень, фасоль - в общем, все, что только можно посадить - все это для того, чтобы школьники в обед полноценно питались в столовой. И питание в школе бесплатное: но - это с какой стороны посмотреть. Ведь дети с весны и до осени трудятся на школьном участке, все свое старание вкладывают. Все 95 учеников. Вообще, если поделить эту цифру на количество классов, которых, как известно, в средней школе 11, то получается примерно 8-9 учеников на класс. Такому раскладу любой престижный колледж позавидует! А вы говорите: глубинка...

Но не это меня привело в Голиковскую школу. В конце концов, сокращение рождаемости в деревнях - не радостный симптом. Дело в другом: узнал я, что здесь изготавливают... веники. И Голиковские веники прославились уже на весь район. Ими пользуются не только все школы в радиусе сорока километров, но даже предприятия и учреждения. В общем, прославилась школа тем, что при ней существует «фирмочка», которая, в прямом смысле, вяжет веники. И весьма качественные.

Школьного директора Зинаиду Романовну Меренкову я как раз застал за подбором продукции. Она в своем директорском кабинете собирала партию веников, заказанную одним из сельсоветов. Выполняла, так сказать, функции ОТК. Кто же эти веники вяжет? А, дети. Начиная с пятого класса. Зинаида Романовна сразу оговорилась, что вовсе не она прародительница веничного бизнеса. Все производство - от посева культуры и до обрезания готового веника контролируется учителем труда (или, как это сейчас называется, технологии), Александра Николаевича Присекина. От него я все и узнаю.

- …А что касается того, что, мол, детский труд используется - так это для детей же и придумано. Во-первых, веники вяжут на уроках труда. Во-вторых, не все продукты можно вырастить на школьном огороде - и школа за счет веников имеет возможность подложить детям в суп мясцо, а то и сладеньким угостить. И в третьих, детям, хоть это вам и покажется странным, вязать веники нравится. Не верите? Пойдите - и посмотрите!



2.
Александр Николаевич, учитель труда, оказался человеком скромным и малоразговорчивым. Но кое-что об истории рождения веничного производства и - что самое главное - о тайнах изготовления веников я узнал.

Присекин - потомственный «веничник». Родом он из села Двуречки, что в той же самой Липецкой области, в котором издавна выращивание веников являлось традиционным промыслом. Сколько учитель себя помнит, возделывались веники в каждом дворе, и вязал он их с детства, еще с дедом своим. А потом возили продавать в город. Для производства веников выращивается специальная культура, которая называется «сорго», на местном наречии ее называли «серьга». Сорго - трава. Вырастает она высокая - как кукуруза - и всходы ее от кукурузы ничем не отличаются. Бывают, правда, разные сорта сорго - и повыше, и пониже - но в среднем веники метра по два вырастают.

Высаживается сорго в мае, но высадить - это еще не все: веник особого ухода требует. Едва только ростки взойдут примерно на пять сантиметров, их нужно прореживать, то есть выдирать лишние с тем условием, что между ростками должно оставаться пространство сантиметров в пять - семь. Операция называется «раздергивание». Затем, в течение лета, сорго аккуратно пропалывается, но, когда культура обретает силу, она сама уже способна любой сорняк подавить, так что к концу лета хлопот с ней нет вовсе. В середине сентября сорго срубается и очищается от листьев, потом с нее счищаются семена, которые весной станут посевным материалом. Затем сорго высушивается до тех пор, пока трава не пожелтеет (обычный цвет веника). Из готового полуфабриката всю грядущую зиму можно вязать веники.



3.
Давно ли в Голиково делают веники? Вовсе нет - всего четвертый год пошел. Началось все тогда, когда ушла на пенсию учительница биологии, которая заведовала огородом, и над полем поставили командовать Александра Николаевича. Когда он предложил высадить веники, сначала все посмеялись: ну вот, а после еще и гробы делать будем! А потом директор прикинула: а ведь правда, на рынке он двадцать пять рублей стоит, и действительно, даже в классах подметать нечем... Присекин засеял сначала этим сорго всего одну сотку. Селяне долго не могли понять, что это за кукуруза такая растет. Когда про веники говорил - удивлялись (как минимум) и крутили пальцем у виска (как правило).

Но больше всего смеху было, когда Присекин соорудил станки для вязки веников. «Кого вешать будем?» - сразу с языка срывался вопрос. Внешне они походят... на виселицы. Такие рамы, на которые привешена веревка с петлей на конце. Дело в том, что в деревнях эту петлю привешивают к потолку, но здесь, в силу высоты школьного потолка, пришлось придумать станину. Станки нужны для того, чтобы плотненько стянуть жгут. Веник состоит из трех таких жгутов. На профессиональном «веничном» языке они называются «пальчиками». Когда связываются три таких пальчика, они при помощи того же станка соединяются теперь уже в настоящий веник.

Детям делать веники понравилось. Почему? Вроде бы загадка, но, кажется мне, приятно уже то, что ты изготавливаешь не болванку никому не нужную или кособокую табуретку, а готовый продукт, имеющий вполне практическое применение. К тому же это - коллективный труд, где каждому находится своя «ниша». Девочки подбирают пучки, подготавливают перевязочный материал. Непосредственно операцией вязки занимаются самые умелые из мальчиков. Между пацанами даже происходит некое подобие соревнования за право сесть за станок. И на лицах счастливчиков я видел особенное, неподдельное, чувство значимости. А как девчата рвутся совершить последнее действо над веником - подрезать его!



4.
Я осторожно спросил: а не «наезжали» ли на них конкуренты? Оказалось, нет. Во-первых, Голиково далеко, а во-вторых, дело это не такое прибыльное, как покажется на первый взгляд. С пятнадцати соток, что в этом году отвели под сорго, получится не больше пяти сотен веников. Если учесть, что далеко не все из них отдаются за деньги, прибыль по нынешним временам смехотворная. Но для школы это- капитал, способный помочь себя прокормить, ведь некому теперь больше позаботиться о школе, окромя самих себя. Поэтому в следующем году «веничные» посевные площади будут расширены до 25 соток. А картошку «потеснят». Потому что рынок требует и требует продукции, может быть, банальной, но - насущно необходимой. Заказы стали поступать уже из-за пределов своего Елецкого района.

А готовые веники даже ученикам не дают: если дать по венику каждому - что продавать тогда? Зато без ограничений и бесплатно раздают веничные семена. «Сажайте, граждане их сами, а вязать ваши же дети и научат!» И сажают. Во многих дворах этим летом можно было заметить высокие плантации сорго. Даже Зинаида Романовна (директор) мне по секрету сообщила: «Станок сделали дома у себя, семена посадили, теперь мой муж, Николай Иваныч вязать будет...» Глядишь, скоро «веничество» станет традиционным Голиковским промыслом. Все предпосылки имеются.

Правда, коллеги-учителя немного завидуют Александру Николаевичу. Дети любят уроки труда больше других предметов. Вот недавно проводили викторину «Что, где, когда». И несколько ребят не захотели участвовать. А Максим Андропов - тот вообще заявил «Чего мне там делать, я уж лучше веники вязать пойду!» Это что же, веник важнее знаний?! Директор показывает тетрадку:

- Вот, смотрите, что тут одна из наших учениц сегодня в сочинении написала: «Хачу в Трех-аковскую галерею...» Такой только веники и вязать. Хотя, нет. Спасибо Присекину, что хоть нам, учителям, кругозор расширил: узнали, что это такое…



5.
И последнее. Знаете ли вы, что на Руси издревле существовала добрая традиция: дарить на Новый год веник. В новую жизнь - с новым помелом. А жизнь меняется непрерывно. И надо уметь к ней адаптироваться. Конечно, и Третьяковскую галерею хочется увидеть - особенно, ребенку из глубинки. Но счастье - в умении жить реалиями. И, может быть, первый твой веник явится твоим первым шагом к мечте: хотя бы, к той же поездке в Третьяковку, до которой от Голикова всего-навсего пятьсот верст.

Оружие, которое не убивает
Станислав ведет меня по проспекту Ленина - главной улице Тулы. «Вот приглядись, - замечает он, - идут нам навстречу люди - как минимум, каждый десятый из них - мастеровой. Да их и легко узнать: одеты попроще и идут, задумавшись...»



6.
Станислав Архипов и сам часто бродит просто так по городу. Так, говорит, думается лучше. Мы только что вышли из Музея оружия. Основанный еще в 1724 году, музей этот находился когда-то в старинном домике, который сломали в семидесятых вместе с несколькими кварталами древней тульской застройки. Над пустырем воцарилось гигантское здание обкома партии (теперь это областная администрация). Такие монстры есть у нас в каждом городе, народ их называет «белыми домами».



7.
Музей оружия переместился в кремль, в бывший Преображенский собор. Только в далекой древности наши русские князья снимали оружие, прежде чем войти в храм. Наше время оказалось либеральнее. Собор буквально начинили самыми разными образцами холодного и огнестрельного оружия, благо туляки особенно преуспели в искусстве изготовления предметов убийства. Своды храма украсили соответствующие фрески, изображающие, к примеру, тульского мастера, пронзающего собственноручно изготовленной винтовкой фашистскую гадину. Музеев оружия в нашей стране достаточно (взять хотя бы оружейную палату или артиллерийский музей в Питере), а вот Храм Оружия, скорее всего, - беспрецедентное мировое явление. Но, собственно, чему удивляться? Мы как-то не решаемся признаться себе в том, что весь двадцатый век человечество наиболее рьяно поклонялось... именно оружию! Перед чем еще мы испытываем больший трепет, как не перед ним? Центральным персонажем современной мифологии стал Терминатор - железная безмозглая машина для убийства. Среди экспонатов тульского Храма Оружия не хватает только одного: в Алтарную часть для логического довершения композиции следовало бы поставить Водородную бомбу, созданную академиком Сахаровым...

Станислав водил меня в музей показать свое творение: миниатюрный пистолет, сделанный им к 850-летию родной Тулы. Как ни странно, случай Архипова уникален. Работы современных мастеров в музей, как правило, не попадают.



8.
Начиналось все давно, когда отец впервые привел 7-летнего Стаса в этот самый музей (тогда он еще стоял на месте нынешнего «белого дома»). Мальчик больше всего был очарован миниатюрным оружием; прежде всего удивительно было то, что это были рабочие образцы. То есть могли по-настоящему стрелять. Потом уже Станислав узнал, что почти у всех экспонатов авторы были неизвестны. Сделаны они были в начале века, когда на Тульском оружейном заводе существовала Школа мастерства, в которой юные отпрыски оттачивали это самое мастерство на разных чудных поделках. Получалось, что оружейные миниатюры делали 18-летние юноши! Но в конце двадцатых школу закрыли. Самыми маленькими в музейной коллекции были два револьвера системы «Лефоше», вес которых - 8,97 и 5,44 грамма. Тогда еще рядом с ними находились мишеньки, подтверждающие, что из этих малюток стреляли Буденный и Ворошилов (потом из идеологических соображений мишеньки убрали). Для пистолетиков были разработаны специальные шпилечные патроны. Их особенность заключалась в том, что капсюль находился с боку и его разбивала специальная шпилька.



9.
Станислав знает это не понаслышке. Он довольно долго проработал в музее реставратором оружия, через его руки прошла и коллекция миниатюр. Но это было позже, а вначале, после армии, он поступил на завод учеником гравера. С каждым днем работы на заводе он понимал, что серийный труд не по нему.

- Для начала я приобрел стамески. - рассказывает Станислав. - Тогда на заводе был необыкновенный мастер - дядя Вася. Пьяница жуткий, но в стамески эти душу вкладывал. Сейчас таких уже не достать; никто их делать не умеет, а для каждого уважающего себя оружейника иметь такой инструмент - что сотовый телефон для коммерсанта. Через три года моей работы нашла коса на камень. На «стволах» изображали стандартных «летающих» собак и медведей в образе драконов. И один раз вместо безликой собаки я сделал сеттера. Таким, какой он и должен быть. «Ствол» не приняли, и через неделю я уволился.

Пришлось пойти в художники-оформители, но все равно тоска по оружию была. По контракту Станислав поработал в Германии, а, когда вернулся - в стране перестройка, кругом масса кооперативов, товариществ, занимающихся декоративным оружием. Решил Архипов дома, среди родных инструментов, «нагнать» нужную квалификацию. На местном базаре подкупал разные хитрые молоточки, тисочки. И в один прекрасный момент приятель в разговоре обронил: «А слабо тебе сделать миниатюрку?»

- С чего начинать, я не знал. Был в Туле тогда только один мастер по миниатюре - Сушкин. Он мог, конечно, что-то подсказать, но не в мелочах, которые и есть, по сути, секреты мастерства. И «побрел» я в потемках, все приходилось постигать методом «тыка». В силу своего характера, дотошности, что ли, я «вылизывал» все до микрона, то есть старался соблюдать свято масштабы реального оружия. Мой личный масштаб - 1:4. Другие (а миниатюристов сейчас стало больше) делают и меньше, но для этого страшно перевирают пропорции. И все для того, чтобы показать: мой, мол, пистолетик в спичечный коробок влезает! Чтобы «засветиться» на обложках журналов, делают совершенно безликие вещи. Я на заводе знаю несколько парней, которые делают вещи гораздо круче. Такие чудеса творят, а никто их не знают. Хуже всего для мастера - бесславие...

- А ты свои вещи продаешь?

- Естественно.

- И какова стоимость маленьких «стволов»?

- Где-то от ста до тысячи долларов. Последний я сдал за четыреста. Но ты не думай, что удается продавать часто. Этот «последний раз» был еще в прошлом году, с тех пор заказа не было. А так приходится подрабатывать отделкой ружей, ножей - вот это дает стабильный доход. Может, во мне патриотизм лишний говорит, но хочу я сделать коллекцию всего российского оружия в миниатюре. От кремниевого пистолета до Макарова. Но не на продажу. В музей. Тебе покажется это высокопарным, но я люблю свой город. И оружие наше самое крепкое, надежное в мире. Давно когда-то у Энгельса прочитал, что русское ружье, мол, самое дубовое и тяжелое из всех существующих. Но, к примеру, при штурме Измаила это как раз и помогло нашим, потому что пользовались ружьями еще и как дубинками. Ведь я, когда музейное оружие реставрировал, все эти ружья досконально изучил. Делались они гениями.



10.
- А что самое трудное в изготовлении миниатюры?

- Самое трудное - нарезка соединительных резьб и патроны. Это старые мастера у Лескова все делали без «мелкоскопа», мне же лупой пользоваться приходиться. Патроны, в зависимости от калибра, делаются диаметром от 1 до 4 миллиметров. Необходимо расточить тонюсенькую трубочку, а задняя стенка должна быть просто микронной толщины, ведь пружина в пистолете малюсенькая и не успевает набрать нужную силу, чтобы боек пробил капсюль.

- Сам пробуешь стрелять из своих миниатюр?

- Обязательно. Оружие должно стрелять.

- А убить им можно?

Смеется.

- Вряд ли. Ну, разве что, муху...

Сейчас Станислав работает в конструкторском бюро спортивного и охотничьего оружия. Придумывает разные вещи. На момент нашей встречи он разрабатывал деревянные светильники, до этого придумывал решетки какой-то особенной конструкции. Но, считает Архипов, за столетия в туляках успел сформироваться особый генотип, поддерживающий страсть к оружейному делу. Его сыну Максиму уже девять лет и увлекает его пока только конструктор «Лего» - парень собирает из цветных деталек разные фантастические вещи.

- Знаешь, - признается Станислав, - во мне, наверное, играет какая-то отцовская гордость. Хотелось бы, чтобы он пошел по моему пути. Я-то о себе уже память оставил. Не хочу только, чтобы Максим в инженеры пошел. Пускай бы лучше стал простым Мастером. Но с большой буквы.

Народовед Николай Николаевич
Долгое время южная часть Белгородчины оставалась границей Московского государства. Здесь, на Белгородской засечной черте русские служивые люди за надел земли и относительную свободу оберегали государство от набегов татар и разнообразных банд, себя уважительно именуя «детьми боярскими». Когда в результате Азовских походов Петра Первого границы России продвинулись еще дальше на юг, «дети боярские» превратились в однодворцев. В эпоху же Екатерины Второй они стали государственными крестьянами.



11.
И так получилось, что никогда русские здесь не знали рабства (если не считать таковым советский колхозный строй). Одновременно с тем украинские села, которых здесь больше половины, были крепостными. За века совместного житья русская и украинская культуры взаимно ассимилировались, в результате чего традиции двух славянских народов переплелись настолько тесно, что даже говорят здесь на едином русско-украинском диалекте. Хотя, села до сих пор делятся на чисто русские и «хохляцкие» («хохлами себя называют сами украинцы). Село Купино - русское.



12.
Традиции народного самоуважения в этом регионе наглядно иллюстрирует один исторический анекдот. В 1709 году после победоносного завершения Полтавской битвы, Петр проезжал через Корочанский уезд, к которому было приписано Купино. Он остановился у купца Климентия Лохвицкого, весьма зажиточного хохла. Зашел в горницу, а там сидит восемнадцатилетняя дочка Лохвицкого, Груняша. Кушает гречневый кулеш. Царь по разгульной своей привычке обхватил красавицу да поцеловал в губы. Груняша спокойно так достала деревянную ложку из кулеша - да как треснет Петра по лбу! «Что ты делаешь?! Я - царь!» - опешил гость. «А колы царь, так и робы по-царски!», - ответила с достоинством девушка. Петр настолько растерялся, что покинул горницу молча, а на следующий день. Отправляясь дальше, подозвал Лохвицкого и наказал ему: «Смотри, Груняше хорошего женишка сыщи, и мне доложи!»

Николай Николаевич Кузюлев человек в общении очень сложный. Но предсказуемый. Общение наше начиналось с долгого визуального изучения моей личности, в результате чего Кузюлев осведомился, а не родственник ли я телеведущему Сванидзе. Пришлось клятвенно утвердить, что нет (что и соответствует действительности). Тест на политические пристрастия я удачно отменил, тотчас пожелав осмотреть знаменитый музей. В залах музея Николай Николаич уже совершенно оттаял, превратившись в увлеченного рассказчика.



13.
Залы эти называются «учебными классами». Их больше дюжины. Каждый класс носит название в соответствии с тематикой экспонатов: «Малая родина», «Быт наших предков», «История сел нашего района», «Народные игрушки», «Война у родного порога», «Русское оружие» и т. д. Рядом с музеем построено настоящее крестьянское подворье, в котором есть мастерские: прядильная. Гончарная, кузня, столярка... Настоящие. Везде занимаются дети. Между прочим, всего в Детском центре воспитания на народных традициях (так он официально называется) занимается до пятисот детей из Купино и соседних сел. Они под руководством опытных мастеров, которых сумел собрать Кузюлев, ткут, прядут, вышивают, гончарничают, куют оружие, доспехи, столярничают и даже вяжут из соломки шляпы.

Центр родился в 91-м году. Сначала, просто как музей. Николай Николаич немного лукавит, вспоминая историю зарождения центра. Был он партийным «боссом» крупнейшего в районе колхоза «Россия», центральной усадьбой которого и является Купино. Кузюлев рисует дело так, что в ту эпоху он оставил престижную должность, на которой у него одного было два служебных автомобиля, ради своего нового детища. Упуская, что времена однопартийной системы тогда истекли... Ну, да простим ему: в конце концов, не по словам, а по делам судят людей. А дело его - благодатно.



14.
В конце перестройки успели в Купино возвести новый клуб. Старый начал уже разваливаться - и поджигали его, и по кирпичику стали разбирать. Кузюлев по старым связям сумел выбить денег на ремонт здания. А построено оно было в 39-м. С ним была связана страшная история. Во времена немецкой оккупации фашисты собрали сюда всех мальчиков, которых набралось более ста и объявили: если с головы хоть одного немецкого солдата волос упадет, они будут уничтожены. Солдат не трогали. Немцы были пунктуальны - детей выпустили. Но не сразу. Даже, когда наши подходили к Купино, матери подползали к клубу - дать мальчикам воды и хлеба. А вот соседнему селу Логовое не повезло. Там заложников расстреляли...

Николай Николаич описывает дело так:

- Спасибо Дудникову - он ведь у нас председательствует уже девятнадцатый год. Понял мой посыл. И помог. Хотя, людей, которые препятствовали этому, было больше. У нас ведь как: один языком тяпнет - и может испортить все... Было такое поветрие - церковь в клубе сделать. А этого здесь нельзя, потому как столько тяжелых воспоминаний связано - стены будут «давить».



15.
В общем, идея музея вскоре переросла в гораздо большее. С экспонатами - а Кузюлев собирал их до того всю жизнь - проблем не было, а вот со смыслом... Ведь нужно все это было прежде всего детям, что бы не забывали, что они будущие носители великой русской культуры... Так постепенно выкристаллизовалась идея центра. Супруга, Вера Климовна, сначала посмеивалась. Даже пальцем у виска крутила. Поворот в сознании случился вскоре. В канаве нашли жатку - самосброску (предшественницу нынешних комбайнов). Очистили от грязи, подремонтировали, отладили. И в честь нового экспоната устроили небольшой праздник. По сценарию женщин в старинной одежде, занятых вязкой снопов, должен был отвлечь плачем от работы маленький ребенок. И ребенком этим стала их полуторагодовалая внучка Ирочка. И она действительно заплакала. От обилия чужих детей. И когда тетя в старинной поневе подбежала к ней, ручки девочки коснулись разноцветных бус, она вдруг успокоилась. Даже засмеялась. Сердце Веры Климовны было покорено. Теперь она сама работает в центре под началом мужа. Даже участвует, как профессиональный педагог, в формировании концепции воспитания.

Однажды музей ограбили. Трое молодых людей из райцентра Шебекино ночью разбили окно и забрали кольчуги, сабли, щиты ружья. Злодеи думали сбыть их в Белгороде за приличную цену. Но просчитались. Материальной ценности похищенное не имело абсолютно, поскольку все было сделано… руками детей. Ох, и смеялись над ними тогда милиционеры... Тем не менее, горе - похитители провели в тюрьме два года в ожидании суда. Приобрели кучу болезней, включая туберкулез. На самом суде ждали пламенной речи Кузюлева, однако...

- Ну, посмотрел я в глаза этих ребят, увидел слезы их матерей и жен... и говорю: «Да отпустите их, ради бога! А детских игрушек мы еще наделаем...»

Вообще, истории, связанные с музеем, в устах Николая Николаича выглядят более чем занимательно:

Была у нас как-то одна посетительница. Иностранка. Представилась она как Мария Александровна Селютина. В ноябре 42-го года ее в Германию назначили в рабство. Перед тем, как решение об отправке принято было, она к нашему писарю обратилась: «Мол, не пиши, что угодно, отдам...» Но писарь написал. Уж как с ней в Германии обращались жестоко, лучше не говорить, но вот после освобождения она в американскую зону попала. И сильная агитация была: «Попадете сразу в Сибирь, на лесоповал!» И она решила уехать в Бразилию. И вот 55 лет она не была на Родине. Приезжает сюда - село уже не узнает. Только лог узнала, где коров пасла. А, когда пришла к нам в музей - увидела печку, обняла ее и заплакала... Жив был еще писарь тот. Она к нему зашла и говорит: «Здравствуйте…» Тот упал: «Откуда ты, Мария?!» - «Я с того света. Я пришла тебя... облагодарить.» - «Ну, прости ты меня ради Бога!» - «А вот простить - не могу…» А он прекрасный человек, всю Европу потом в пехоте пропахал на животе, смерти не раз смотрел в глаза, все уважали его... Умер он, через три месяца.

Себя Николай Николаевич называет «народоведом». Думаю, вполне заслуженно. Потому что знает о культуре и истории родного села почти все:

...Во все ведь времена простая крестьянка выращивала настоящих сынов отечества. Вот Пушкин: дух-то он питал - у Арины Родионовны! Надежда Осиповна все по балам больше, Сергей Львович тоже не очень-то... Раньше ведь какая культура была в обычной крестьянской семье! Жена мужа встречала: «Голубок ты мой сизый, сокол мой ясный...» А муж называл жену: «Лебедушка моя белокрылая, ягодка румяная...»



16.
- Николай Николаевич, а своей жене вы так говорите?

- Ну, таких слов, конечно... А так мы прожили дружно и согласно.

- А какова ваша цель?

- Чтобы дети наши знали свои корни. Чтобы осмысливали историю не только через политику, но и через крестьянский труд, через народные ремесла, через патриархальную духовность... Ведь мастера - они духовно богаты, как правило. Иначе, если мы не будем придавать этому значения, получится так, что они будут Иванами, не помнящими родства. Считается у нас так: выбежали детишки на сцену, сарафанами потрусили, потешили иностранцев - а суть-то не схвачена! Ведь надо самим попотеть, чтобы постичь смысл жизни крестьянской... Вот пример. Сто лет назад в нашем селе в одном из семейств на страстной неделе перед пасхой дети, когда родители ушли в лес по дрова, решили схитрить немножко. Взяли икону со святого угла и повернули к стенке, что бы не видел Бог их проказы. И тайненько покушали творожку, сметанки, молочка там. Родители пришли и это обнаружили. Дети были наказаны, но самое главное то, что прошло сто лет и до сих пор детям этот случай напоминают. И мне напоминали, и я - внучке своей... Господи, каких проказов с тех пор понаделали...

- А вы посты соблюдаете?

- Я атеист. В Бога не верю. Но к народным традициям отношусь с большим уважением. В том числе и к церкви. Да, вот еще обычай у нас на пасху был. Отец и мать пришли из церкви - дети разговляются. Ну, естественно, образуются крошки, скорлупа с яичек. И ведь не просто выбрасывали, а детки обязаны были в ладошке отнести это на речку - рыбок покормить. Разве это не мудрость была?

- Вы деньги за осмотр музея или за обучение детей берете?

- Ни за что! Если будем брать плату, мы потеряем народность.

- Имеются ли у вас дальнейшие планы?

- У меня была задумка построить село, эдак восемнадцатого века. Чтобы люди в нем жили и ремеслами занимались. И тут я встречаю американцев - они всю эту идею у себя осуществили! Ну, ничего. Недавно две женщины были из Индии. Индийки, значит. Настолько были восхищены всем этим, что пригласили к себе в Индию оказать помощь с создании вот такого музея народного быта. Так сказать, возродить их народную культуру. И поехал бы. Да уж больно далеко...

Окончание

творчество и промыслы, деревня и село, провинция, регионы, женщины, культура, искусство, мужчины, детство, нравы и мораль, города и сёла, семья, музеи и выставки, фото и картинки, традиции, жизнь и люди, родина и патриотизм, биографии и личности

Previous post Next post
Up