Поэзия народного костюма. Свадьба
Мерцалова М.Н. Поэзия народного костюма, 1988
Автор в цикле новелл и очерков раскрывает поэтические черты народного костюма, рассказывает о том, как связан костюм с природой и народными обычаями. Издание богато иллюстрировано и рассчитано на широкий круг читателей. Уникальные цветные съёмки были произведены в различных областях РСФСР в основном в начале 70-х годов. ©
ОглавлениеСвадьба
Радость и глубокая печаль - вот два чувства, на которых строился свадебный обряд у русского народа. Почему начало совместной жизни молодых, возникновение новой семьи - звена в непрерывной цепи продолжения человеческого рода, почему это, казалось бы, радостное для всех событие окрашивалось в такие, почти трагические, тона?
В древние времена, когда нашим далеким предкам приходилось отвоевырать у природы право на жизнь и весь окружающий мир был полон коварных неожиданностей, которые было трудно предвидеть, чтобы оградить себя от них, славяне создали систему оберегов «оберегов» - предметов-символов, имевших, по вере людей, силу охранять их от возможного зла. Самым же неизведанным, таящим в себе удачу, радость или горе была судьба - будущее в жизни человека. Судьбой нельзя было повелевать, с ней невозможно было вступать в борьбу, она была капризна и изменчива, ревниво относилась к чрезмерной удаче, как будто выхваченной у нее против воли. Но можно было «отвести» судьбу, прикрыть радость печалью, поведав людям о возможных неудачах и трудностях. И многие свадебные песни и причитания исполняли роль оберегов, повествуя о трагической судьбе русской женщины. Да, жестокая действительность была полна примеров искалеченной женской жизни. Но молодости свойственно надеяться, и наряду со страхом перед подневольной жизнью в чужой семье в глубине души каждой девушки жила надежда на возможное счастье.
23. Костюм невесты города Костромы (белая кисейная рубашка, темно-сиреневый атласный сарафан, шитый золотом полушугай, девичья повязка с жемчужной обнизью). Вторая половина XIX века. Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
24. Праздничный городской наряд жительницы северных губерний в первой половине XIX века. Истра, Московский областной краеведческий музей.
25. Костюм новобрачной города Галича-Костромского (белая кисейная рубашка с вышитыми белой гладью рукавами, малиновый штофный сарафан, шитый золотом полушугай, галический кокошник и кисейный, шитый золотом платок). Первая половина XIX века. Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
Главное место в свадебном обряде занимали причитания и песни невесты, ее подруг, матери, «приговорки дружки», а жених являлся почти безмолвным лицом. Это понятно. Жизнь будущей жены в доме родителей мужа была страшна неизвестностью, именно женщине приходилось приноравливаться к характерам и обычаям новой семьи.
26. Костюм просватанной невесты Никольского уезда Вологодской губернии (холщовая рубашка, сарафан из набойки, передник, шейная косынка. Головной убор - вязанный из красных и белых ниток «шлык», укрепленный понизу свернутым в жгут платком). Конец XIX века. Ленинград, ГЭМ.
Свадьба была самым большим, самым торжественным праздником в крестьянском быту. Она длилась три дня, но свадебный обряд начинался с момента сватовства, этой своеобразной формы народного уважения, вежливости и проявления такта в таком серьезном шаге, как женитьба.
27. Обрядовый костюм старообрядки. Горьковский государственный историко-архитектурный музей-заповедник.
Просватанная девушка надевала свою лучшую повязку и в некоторых северных районах получала право не подпоясывать сарафана до девичника (илл. 28) - обряда прощания невесты с девичьей жизнью. На этом вечере присутствовали и были участницами обряда ближайшие подруги невесты. Жених, дружка и даже братья не допускались в избу.
28. Костюм просватанной девушки Архангельской губернии (белая рубашка из хлопчатобумажной ткани, сарафан из синей холщовой набойки с узором рябины и девичья перевязка, шитая золотом). Вторая половина XIX века. Архангельский музей изобразительных искусств.
В Вологодской же губернии невесты надевали вязаный «шлык», который придерживался повязкой из сложенного в несколько раз платка (илл. 26).
Кроме песен и причитаний, в свадебном обряде было много действий и «приговорок», имевших магическое значение и сохранившихся от древнейших времен. Так, каждая невеста сама шила жениху рубашку (илл. 29, 30) и белье, которое он должен был надевать в день свадьбы. Эту работу она делала с мыслями о своей совместной жизни с ним, и чтобы муж любил ее, невеста после бани накануне свадьбы вытирала свое лицо приготовленным для жениха бельем.
Различные части одежды, такие привычные в повседневной жизни, в свадебном обряде приобретали особый смысл. Подарком жениха всегда была обувь. И, надевая эту обувь в день свадьбы, в день начала новой жизни, невеста уходила из дома отца в дом жениха, чтобы всю жизнь идти с ним одной дорогой.
29. Костюм жениха Семипалатинской губернии (холщовая рубашка, украшенная вышивкой, плетеный цветной поясок, порты из домотканой шерстяной материи, суконный картуз). Конец XIX века. Ленинград, ГЭМ.
30. Праздничная мужская рубашка (свадебная) Вельского уезда Вологодской губернии. Конец XIX века. Ленинград, ГЭМ.
С магическими действиями, смысл которых заключался в предотвращении зла и привлечении добра, был связан и наряд невесты. По существу, это не один, а три костюма. Весь длительный обряд свадьбы разделялся на три части: сватовство, свадьба-венчание и начало жизни молодых - первый день после свадьбы. Поэтому и наряд невесты состоял из трех костюмов, и в каждом из них - в орнаментике, цветовых сочетаниях, особенностях материала и формы - воплотились древнейшие представления об изменении «эмоциональной тематики» каждого из этапов этого важного события в жизни женщины.
Накануне свадьбы, на девичнике, прощаясь с вольной жизнью, появлялась она в лучшем девичьем костюме. Долго, в течение нескольких лет, готовила будущая невеста наряды к свадьбе и отдавала этой работе всю свою душу, но точно сохраняла в нем то, что предписывал обычай. Подобно вольной птице в ярком красочном весеннем оперении, появлялась невеста на девичнике. Зеленые, алые, золотистые «штофники» или «гарусники» - шелковые и шерстяные сарафаны Вологодской и Костромской областей (илл. 23, 25), сине-розовые, как утренняя зорька, или малиновые и золотисто-лиловые, как отсвет неба на закате, у жительниц Архангельского края (илл. 13, 34), красные поневы и красные рукава рубашек у тульских крестьянок - всюду, везде последний девичий наряд невесты был ослепительно ярок и радостен. Он дополнялся еще разноцветными лентами, которые струились по спине, развевались и колыхались при движении, подобно легким перьям птичьего хвоста. Ленты были пришиты к «обмотке» - шейному украшению невесты, лентами заканчивалась девичья повязка символ девичьей вольной жизни (илл. 32).
31. Подвенечный наряд девушки Нижегородской губернии. Конец XVIII - начало XIX века. Горьковский государственный историко-архитектурный музей-заповедник.
Каждая местность имела свою форму и орнаментику повязки, чаще всего ее называли «красота», «волюшка». «Красота» и «волюшка» не только были символом, но и оберегом девушки до замужества (илл. 34). С этой «красотой», с этой «вольной волюшкой» и прощалась невеста в длинных, насыщенных образными сравнениями причитаниях на девичнике перед свадьбой.
Вы подите, да белы лебеди,
На широкую на улочку,
Стерегите, милы подруженьки,
Мою волюшку-то вольную;
Она из бани-то из паруши,
Вы не отпустите ее на беседушку;
Как пойдет моя воля вольная,
Душечкой пойдет да красной девицей,
Остановите ее, подруженьки,
Приведите ее, подруженьки,
Приведите-ко волю вольную,
Приведите ко мне в терем...
пела невеста.
Общение девушки с ее «девьей» или «дивьей красотой» в свадебных песнях на девичнике постепенно превращается как бы в человеческие взаимоотношения. Дивья красота становится живым существом, обладающим магической властью, самым близким, связанным с девушкой таинственной и непостижимой силой, ее охранителем.
Сберегла я
Свою дивью красоту
Я от ветру и от вихорю,
От частого да мелка дождичка
Я прижму свою дивью красоту
Ко ретивому ко сердечику.
Тут не место ей, не местичко,
Не красота-то ей да красование
Бесконечное расставание.
Подниму я свою дивью красоту
Я поверх буйныя головушки.
Она с плечика на плечико,
Она с правого на левое,
Она ласточкой-касаточкой,
Перелетной малой пташечкой
Она вспорхнуть да улететь хочет
От меня, хорошей девицы.
Что пошла моя дивья красота
По столу-столу дубовому,
По скатеркам шитым-браным.
Что пошла она да становилася,
Наперед она да осмотрелася,
Назад она да оглянулася.
Со мной, девицей, распростилася:
«Прости-прощай, моя умная.
Ты прости-прощай,моя разумная,
Тяжело с тобой мне расставатися,
Ты мне встречу-то
Не встретишься
И во сне-то не привидишься».
Закончилось прощанье с «дивьей красотой», нашла ей достойное место девушка:
Тут ей место,
Тут ей местичко!
Тут ей краса да красованьице!
Вековечное да расставаньице!
Сгустились сумерки девичника, впереди последняя девичья ночь перед свадьбой, последнее застолье в доме родителей, где девушке жилось привольно и весело, и завтра начнется для нее трудная жизнь. А время считает ночной страж петух, и на каждый его возглас невеста отвечала песней:
Петухи да вы петухи,
Петухи да троеперые,
Троеперые да троеголосые!
Вы не пойте да поутру рано,
Не давайте тоску-назолушку,
Без того да сердце надчелося -
Со тоски да со кручинушки.
Со великой да с печалюшки.
Оплакивание «девичьей воли» - повязки - в свадебном обряде было связано с поклонением елке - символу жизни в славянской мифологии. Это было расставание с прежней жизнью перед началом новой, и ближайшие подруги невесты приносили, убирали и ставили на стол эту елку.
32. Девичья парчовая повязка с жемчужной или бисерной обнизью. Мезень.
«Князем» и «княгинюшкой» - высшими титулами Древней Руси - величали жениха с невестой, подчеркивая этим значение совершавшегося события. Но будущее, окутанное тайной, воспринималось женщинами так же трагично, как и смерть.
«На свадьбу - как на похороны» - вот какими были требования к костюму невесты, в котором она ехала венчаться. В некоторых местностях невесты даже надевали две рубашки, и одна из них оставлялась на смерть.
Если красный цвет был цветом солнца, радости и веселья, то белый цвет снега, покрывавшего саваном землю в долгие зимние месяцы,- был символом смерти. Белым платом покрывали голову и почти всю фигуру невесты, белыми были рукава ее рубашки (илл. 35). Казалось, вся суета, все мелкие интересы должны были отступить от невесты в решительный и серьезный момент ее жизни. Изменялась судьба человека, судьба женщины... И тогда проявление всякого веселья с ее стороны расценивалось как недопустимое легкомыслие.
33. Женский головной убор - кичка и шитый золотом платок. Москва, Дом-музей К. С. Станиславского.
Обряд снаряжения к венцу длился не один час, и все это время невеста в глубоко поэтических песнях рассказывала о своем нежелании ехать в чужую семью, о тяжести расставания с близкими, о своем страхе перед новой жизнью. Темы эти многократно варьировались, новые сравнения, образы, один прекраснее другого, раскрывали поэтический дар русских женщин.
Ветры буйные, разбушуйтеся,
Заметите путь-дороженьку,
Ни пройти бы, ни проехати,
Что за мной, молодой, чужим людям!..
Ты закройся, красно солнышко,
Разбушуйся, туча грозная,
Туча грозная да громовитая,-
Напустися ночью темною,
Рассыпайся, крупный дождичек,
Разведи ты путь-дороженьку,
Ни пройти бы, ни проехати,
Ко мне злым чужим людям!
Заливаясь слезами, невеста уезжала под венец, в то время как дружка, представитель жениха, с веселыми шутками и прибаутками возглавлял свадебный поезд.
34. Костюм невесты на девичнике (парчовый сарафан, душегрея из золотой парчи, девичья «краса» - повязка). Середина XIX века. Архангельский музей изобразительных искусств.
Закончилось венчание... Уже никогда не вернется беспечное девичество, никогда ощущение воли, свободы не посетит душу молодой. Перед законом и по обычаю девушка стала женщиной - существом зависимым, подчиненным свекру и мужу. В знак этого нового состояния снимали с головы девушки плат, заплетали распущенные волосы на две косы - девушки всегда носили одну косу,- покрывали повойником и надевали кичку или сороку - женский головной убор. Обряд надевания кички назывался «окручиванием» невесты. Символически совершалось начало новой женской судьбы (илл. 38).
Как сжималось сердце от страха перед неизведанным, как жутко и сладко замирало оно, если судьба соединяла любящих... И много лет спустя, в часы ночного одиночества, когда монотонное жужжание прялки клонило ко сну, едва слышно звучала тоскливая песня о женской доле:
Лучина, лучинушка, березовая,
Что же ты, лучинушка, не ясно горишь?
Не ясно горишь, не вспыхиваешь?
Али ты, лучинушка, в печи не была,
В печи не была, не сохла?
Али свекровь лютая тебя водой полила...
По временам слова становились едва различимы, замирали звуки песни... И в полусонном сознании ярко вспыхивала картина «окручивания» невесты. Гребень, послушный властным рукам свахи, быстро разделял волосы невесты пробором, и тяжелой золотой волной струились они по обе стороны лица. Вдруг неведомые лучи пробегали, как по струнам, по девичьим волосам, придавая им нестерпимый блеск... Глаза усталой женщины с испугом раскрывались. Это вспышка догоравшей лучины внезапно освещала полутемную тесную избу, и золотые отблески падали и исчезали в кудрях детских головок...
35. Свадебный костюм невесты Шенкурского уезда Архангельской губернии (рубашка из тонкого холста, сарафан из холщовой набойки, девичий венец-коруна). Конец XIX века. Ленинград, ГЭМ.
После брачного пира, когда молодых кормили отдельно и им не полагалось пить вино и много есть, после всеобщего веселья наступал первый день совместной жизни молодых. В этот день, который праздновался хотя и в узком кругу, но особенно торжественно и когда гостей звали на «княжий стол», в этот день молодая жена появлялась в самом лучшем женском наряде - третьем наряде невесты (илл. 36).
36. Подвенечный наряд невесты Каргопольского уезда Олонецкой губернии (белая кисейная рубашка, малиновый штофный сарафан, отделанный золотым кружевом, парчовая душегрея-«перо» и девичий венец). Первая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
Для этого знаменательного дня девушки Севера шили свои лучшие сарафаны, выискивая для них в материнских укладках старинные филигранные пуговицы, обшивали полы цветной лентой и золотым позументом. Для этого дня будущие невесты шили золотом кички, обнизывали их жемчугом. Нежное сияние жемчуга освещало молодые лица и придавало им ту зыбкую невыразимую прелесть, которой в сказках народ наградил Василису Премудрую (илл. 25).
37. Праздничный костюм невесты города Костромы. Вторая половина XIX века. Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
А там, на юге от Москвы, где бытовала самая древняя форма русской женской одежды - понева, для торжества первого брачного дня девушки ткали пышные темные поневы, украшая их яркими разноцветными рисунками с затейливыми продольными полосами, горящими немеркнущим огнем. Такой силуэт, такой костюм, ритм рисунка, такое сочетание красок могла изобрести лишь фантазия народа, создавшего вечный образ счастья - жар-птицу.
38. Праздничный костюм новобрачной из села Клепово Павловского уезда Воронежской губернии (белая хлопчатобумажная рубашка, украшенная пристяжным круглым воротником из разноцветных лент. Красная шерстяная юбка и запан богато орнаментированы тканым рисунком. Цилиндрический парчовый кокошник покрыт сверху красным платком). Вторая половина XIX века. Воронежский областной краеведческий музей.
Молодая жена опоясывала себя широким тканым поясом, снова украшала разноцветными лентами и с достоинством носила свой новый женский головной убор в течение первого года замужества.
Сколько мудрости и красоты было в этом народном обычае! Счастье для человека разве всегда жизненные блага и удача? Не высшим ли счастьем, редким и труднодостижимым, как сказочная птица, является любовь (илл. 39)?
39. Костюмы новобрачных Коротоякского уезда Воронежской губернии. (Мужской костюм - холщовая вышитая рубашка, суконные порты, шерстяные чулки и коты из кожи. Женский костюм - рубашка, юбка, фартук-«завеска», «сорока» с вышитым золотом очельем покрыта платком, завязанным сзади.) Конец XIX - начало XX века. Ленинград, ГЭМ.
Продолжение следует...