По очевидным причинам, когда я читаю исторические книги о наших краях, то постоянно выискиваю упоминания Запорожья (в девичестве Александровска). Получается это редко, потому что городишко наш и сейчас-то не алё, а сто лет назад был еще менее примечательным. Тем не менее, кое-что найти все же иногда удается.
Дмитрий Яворницкий «Запорожье в остатках старины и преданиях народа» (1888):
«Город Александровск стоит при впадении реки Большой Московки в Днепр и представляет из себя мало чего замечательного. Он имеет всего лишь две церкви, летом пыльный, осенью и весной грязный; в нем нет ни гимназии, ни реального училища, также как нет ни садов общественных, ни театров; зато есть острог, здание в архитектурном отношении превосходное. Местоположение города возвышенное, к югу несколько покатое. Коренные жители малороссы, пришлые - евреи и немцы. С восточной стороны к Александровску непосредственно примыкает немецкая колония Шенвизе, с западной - деревня Слободка и за ней село Вознесенка или Нешкребивка.»
Джордж Хьюм «Тридцать пять лет в России» (1914):
«Александровск для меня - место особого интереса, не только из-за его положения и истории как одного из главных центров запорожских казаков (один из их трехъярусных фортов - заметная достопримечательность за чертой города), но и как местность, связанная с моими самыми ранними русскими впечатлениями. Именно здесь, за рекой, в селении Кичкас (Эйнлаге), я возвел первую в этих краях паровую мельницу, а на следующий день друг показал нам первую жатвенную машину, которую я привез в страну сорок лет назад. Он сообщил, что теперь производит тысячу таких машин в год, точно по той же модели, и что он отдал новую машину и пятьдесят рублей в обмен на ту, старую. Город этот - ключ к немецким колониям и находится на главном пути сообщения с Екатеринославом, ставшим ныне центром южнорусской горнодобывающей промышленности. Александровск расположен также у южного окончания днепровских порогов, в то время как Екатеринослав отстоит на сорок шесть верст к северу, у их начала.»
Клэр Шеридан «По всей Европе с "Сатанеллой"» (1925):
«Сумерки уже сгустились, когда мы въехали в Александровск. Полицейский, к которому мы обратились за советом, рекомендовал нам гостиницу. Напротив нее, как нарочно, возвышалось куда более внушительное здание другой гостиницы. Пока мы в нерешительности стояли посреди широкой улицы, к нам с двух сторон подбежали хозяева обоих заведений. Я решила, что прежде чем довериться совету полицейского, стоит осмотреть более представительное здание. Однако его запятнанные голые матрасы вызвали у меня отвращение. Хозяин поспешил заверить, что может предоставить постельное белье, и кровати будут выглядеть прилично, когда их застелят! Я сказала ему, что приму решение после того, как осмотрю гостиницу напротив. Он, видимо, понял, что проиграл, ибо тут же потерял ко мне всякий интерес, а хозяин противоположной гостиницы встретил меня с триумфом!
Полицейский оказался прав, как, впрочем, всегда оказывались правы стражи порядка, к которым мы обращались. В гостинице "Бунгало" нас ждали чистые постели и холодные ванны, но, к сожалению, пришлось держать окна закрытыми всю ночь, так как наши комнаты находились на уровне улицы. Тем временем наше прибытие вызвало настоящий переполох - окна домов напротив были полны любопытных, заглядывавших в наши. Невозможно было даже выйти в коридор, не натолкнувшись на людей, жаждущих поговорить с нами!
После ужина нас посетил англоговорящий еврей, некогда живший на Тоттенхэм-Корт-роуд. С собой он привел американца, который, несмотря на два года жизни в России и работу на фабрике, не знал ни слова по-русски. Их сопровождали еще двое - братья, один из которых говорил только по-русски, а другой изучал английский.
Американец оказался крупным, добродушным и хорошо воспитанным парнем, в котором ирландского характера было больше, чем американского. Он легко вписался в русское отношение к жизни, когда на все вокруг отвечаешь «ничего». [...] Фабрика, на которой он работал, производила современную сельскохозяйственную технику, особенно жатки Маккормика. У них был срочный заказ на восемь тысяч таких жаток, а также заказ на восемь тысяч русских жаток. Правительство контролировало цены, делая их доступными для крестьян, и машины отправлялись по железной дороге в разные пункты распределения, едва успевая сходить с конвейера».
***
Тут следует отметить несколько вещей. Во-первых, характеристика Запорожья как «летом пыльный, осенью и весной грязный» остается точной и спустя сто тридцать лет, но примечательно, что коренными жителями указаны украинцы, несмотря на россказни сумасшедших соседей о том, что «Запорожье - русский город». Село Вознесенка тем временем давно стало Вознесеновским районом города.
Во-вторых, селения Кичкас (оно же немецкая колония Эйнлаге) больше нет, его затопили при создании Днепрогэса. Правда, через Днепр от того места, прямо напротив, имеется поселок Павло-Кичкас, который тоже уже является частью города.
В-третьих, Клэр Шеридан была племянницей Черчилля, чем и объясняется радушный прием во всех местах, где она побывала. В отличие от дядюшки, Клэр сильно симпатизировала большевикам, отчего описывала увиденное в СССР с большой теплотой.
Ну и, наконец, в-главных. Как легко увидеть, значительную часть промышленности и инфраструктуры в этих краях создали немцы, англичане и американцы. Поэтому когда в очередной раз услышите вой: «да это русские вам все построили, неблагодарные вы хохлы!», вспоминайте, как оно было на самом деле. Русские, как указано выше, построили в Запорожье только тюрьму.
Но, правда, очень хорошую.