Из прошлой жизни без купюр.
...
В салоне душно и очень шумно. 50 детей из Малаги. Дети возвращались на родину, в Гомель. Так называемые “дети Чернобыля”. Четыре года назад их отправили на реабилитацию в солнечную средеземноморскую Испанию, распределили по зажиточным семьям. Они очень хорошо и опрятно выглядели, в дорогих стильных детских шмотках, но отношение к иностранцам (всем) у них было какое-то странное... Примерно, как у ребят из книжки "Республика ШКИД" к своим наставникам. Так что с одной стороны детей было безусловно очень жалко, а с другой - недоумевало их надменное, временами даже враждебное отношение ко всему окружающему миру, ко всем взрослым. Гоняли стюардесс и стюардов по пустякам и совсем не по-детски. Привыкли к казенному вниманию, к дежурным улыбкам. Достали они их видимо сильно. Даже в таком райском месте, как Малага.. А может, просто мне показалось все это.. Вообщем, хитрые существа - дети.
Дети буквально разбирали самолет по винтикам. Кидались бутербродами, конфетами, бегали по салону, щедро поливали пассажиров колой.. Чопорный совсем еще молодой американец грязно ругался и злобно встряхивал газету. Что он делал в самолете, летевшем из Мадрида в Москву, понятия не имею. Но мало-ли.. Рядом сидели две девочки-подружки лет 10, разглядывали оценивающим взглядом, вели со мной светскую девчачью беседу.
- А у вас, наверное муж, из этих.., ну ыспанский?
- А у меня сестрЫчка родилась, ее Халей назвали.. Я ей в Барселоне калыску купила. Смотрите!
И побежала показывать мне крутую “колыску”, которую она ценой жизни протащила в салон. Знатная была калыска!
Пообщавшись вдоволь с девочками я направилась в хвост, покурить. Если уж такой получился скудный выбор, то лучше уж общаться с испанцами, чем с американцем, матерившим чернобыльских деток.
Молодые испанцы угостили Джонни Уолкером, который пили, как оказалось, не удовольствия ради, а дабы заглушить животный страх.
- Чего боитесь?
- Летать.
- Вообще летать?
- Не вообще, а Аэрофлотом.
- Зря. А что все другие варианты запретили?
- Нет, этот - самый дешевый.
Пьем за доступный наш гражданский флот - немедленно.
В этот самый момент довольно красноречиво шатаясь, материализуются двое в форме. Пилоты. Очень симпатичные, особенно тот, что постарше. Улыбаюся , даже не глазами, а всем размякшим сердцем. Летчик по-старше подмигивая спрашивает:
- Все в полном ажуре, барышня? Хорошо сидим, легко летим?
- Все отлично, спасибо!
- Горячие южные парни серенады поют?
- Да нет. Боятся.
Оба искренне изумляются. Один из них (молодой)стремительно нависает над Пако (так зовут одного из собутыльников) и громко-громко шепчет, “окуривая” всех в радиусе 2 м густыми алкогольными парами:
- Сядем нежно и в правильном месте, компренде? Не боись, амиго!
И. оборачиваясь к покачивающемуся коллеге:
- Я прально все сказал, капитан?
- Нууу.
- Вот!
Домой я приехала только в конце мая. Московские друзья и родственники все никак не отпускали в зимний блокадный Ереван. Горячо любимая мною с детства Москва в те годы была не менее угрюма и несчастна. Наличие горячей воды и электричества едва могли компенсировать творившийся там беспредел и всеобщее остервенение. Словом, настало время и нестерпимо захотелось мгновенно протрезветь и поскорее выбираться из Москвы, как из вязкой грязи. Домой.
В Ереване все еще цвела сирень. Брат вручил мне огромный влажный букет и завел свою вечную верную четверку, в глухую аритмию мотора настырно вплелся сладкий голос Бенсона и мы поехали домой. Брат вытянул пепельницу и мы вкусно закурили.
- Как в Москве?
- Феерично. Холодно. А тут как?
- Нормально. Фрунзик умер.
- Жалко.
- Война закончилась. Олег вернулся.
- Окончательно?
- Вроде да.
- Здорово.
Париж - Мадрид - Москва - Ереван
1994
В салоне душно и очень шумно. 50 детей из Малаги. Дети возвращались на родину, в Гомель. Так называемые “дети Чернобыля”. Четыре года назад их отправили на реабилитацию в солнечную средеземноморскую Испанию, распределили по зажиточным семьям. Они очень хорошо и опрятно выглядели, в дорогих стильных детских шмотках, но отношение к иностранцам (всем) у них было какое-то странное... Примерно, как у ребят из книжки "Республика ШКИД" к своим наставникам. Так что с одной стороны детей было безусловно очень жалко, а с другой - недоумевало их надменное, временами даже враждебное отношение ко всему окружающему миру, ко всем взрослым. Гоняли стюардесс и стюардов по пустякам и совсем не по-детски. Привыкли к казенному вниманию, к дежурным улыбкам. Достали они их видимо сильно. Даже в таком райском месте, как Малага.. А может, просто мне показалось все это.. Вообщем, хитрые существа - дети.
Дети буквально разбирали самолет по винтикам. Кидались бутербродами, конфетами, бегали по салону, щедро поливали пассажиров колой.. Чопорный совсем еще молодой американец грязно ругался и злобно встряхивал газету. Что он делал в самолете, летевшем из Мадрида в Москву, понятия не имею. Но мало-ли.. Рядом сидели две девочки-подружки лет 10, разглядывали оценивающим взглядом, вели со мной светскую девчачью беседу.
- А у вас, наверное муж, из этих.., ну ыспанский?
- А у меня сестрЫчка родилась, ее Халей назвали.. Я ей в Барселоне калыску купила. Смотрите!
И побежала показывать мне крутую “колыску”, которую она ценой жизни протащила в салон. Знатная была калыска!
Пообщавшись вдоволь с девочками я направилась в хвост, покурить. Если уж такой получился скудный выбор, то лучше уж общаться с испанцами, чем с американцем, матерившим чернобыльских деток.
Молодые испанцы угостили Джонни Уолкером, который пили, как оказалось, не удовольствия ради, а дабы заглушить животный страх.
- Чего боитесь?
- Летать.
- Вообще летать?
- Не вообще, а Аэрофлотом.
- Зря. А что все другие варианты запретили?
- Нет, этот - самый дешевый.
Пьем за доступный наш гражданский флот - немедленно.
В этот самый момент довольно красноречиво шатаясь, материализуются двое в форме. Пилоты. Очень симпатичные, особенно тот, что постарше. Улыбаюся , даже не глазами, а всем размякшим сердцем. Летчик по-старше подмигивая спрашивает:
- Все в полном ажуре, барышня? Хорошо сидим, легко летим?
- Все отлично, спасибо!
- Горячие южные парни серенады поют?
- Да нет. Боятся.
Оба искренне изумляются. Один из них (молодой)стремительно нависает над Пако (так зовут одного из собутыльников) и громко-громко шепчет, “окуривая” всех в радиусе 2 м густыми алкогольными парами:
- Сядем нежно и в правильном месте, компренде? Не боись, амиго!
И. оборачиваясь к покачивающемуся коллеге:
- Я прально все сказал, капитан?
- Нууу.
- Вот!
Домой я приехала только в конце мая. Московские друзья и родственники все никак не отпускали в зимний блокадный Ереван. Горячо любимая мною с детства Москва в те годы была не менее угрюма и несчастна. Наличие горячей воды и электричества едва могли компенсировать творившийся там беспредел и всеобщее остервенение. Словом, настало время и нестерпимо захотелось мгновенно протрезветь и поскорее выбираться из Москвы, как из вязкой грязи. Домой.
В Ереване все еще цвела сирень. Брат вручил мне огромный влажный букет и завел свою вечную верную четверку, в глухую аритмию мотора настырно вплелся сладкий голос Бенсона и мы поехали домой. Брат вытянул пепельницу и мы вкусно закурили.
- Как в Москве?
- Феерично. Холодно. А тут как?
- Нормально. Фрунзик умер.
- Жалко.
- Война закончилась. Олег вернулся.
- Окончательно?
- Вроде да.
- Здорово.
Париж - Мадрид - Москва - Ереван
1994