(no subject)
"Чудаки". Продолжение
XII
КТО ПОБѢДИТЪ?
Когда Сюзанна подъѣхала къ роскошному дому графа Грегорова, шелъ всего девятый часъ вечера. Она знала, что графъ занимаетъ весь бель-этажъ, и поднявъ головку, заглянула въ окна. Они были ярко освѣщены, какъ-будто ждали званыхъ гостей. Швейцаръ, предупрежденный Грегоровымъ, выбѣжалъ на улицу встрѣтить Сюзанну.
"И это все можетъ быть моимъ, думала Сюзанна, - если заберу графа въ руки".
Хотя она и не могла совладать съ собой, хотя она и пріѣхала къ графу, но сдѣлала она это съ твердымъ намѣреніемъ удерживать его... и только дразнить его страсть.
- Вѣдь отъ этого зависитъ счастье всей моей жизни, - убѣждала она себя. - Я должна покорить графа, и потому я должна быть неприступной. Онъ знаетъ мое прошлое, - это большая преграда. Но я сама должна была во всемъ признаться... Все равно, другіе все разсказали бы ему, и въ болѣе мрачныхъ краскахъ. Только надо выдержать...
- Графъ Грегоровъ дома? - спросила Сюзанна.
- Дома, дома... пожалуйте, - поспѣшно и угодливо отвѣтилъ ей швейцаръ.
Въ квартиру графа былъ данъ звонокъ, и пока Сюзанна поднималась на лифтѣ въ бель-этажъ, дверь уже была широко открыта передъ нею. Въ передней ее встрѣтилъ самъ графъ Грегоровъ. Онъ самъ помогъ ей снять манто, и, опираясь на его руку, по цѣлой анфиладѣ роскошныхъ комнатъ, Сюзанна прошла въ готическій кабинетъ.
Въ эти минуты въ ней сказалась дѣвчонка, когда-то бѣгавшая съ посылками изъ шляпной мастерской. Она была подавлена настоящей роскошью отжившихъ баръ, солидной и стильной стариной. И она не могла скрыть впечатлѣнія, которое на нее произвела старинная, не мишурная роскошь. Она, останавливаясь въ каждой комнатѣ, расширившимися отъ изумленія глазами разглядывала каждую вещь.
- Какъ хорошо, Господи, какъ хорошо! - всплескивала она руками. - Да вѣдь это же дворецъ, музей! Почему вы никогда мнѣ объ этомъ не разсказывали, графъ?
Снисходительная улыбка мелькнула по его губамъ.
- Я такъ сжился съ этой стариной, мнѣ она кажется обыденной.
- Теперь я начинаю понимать, почему васъ такъ шокируетъ домъ баронессы фонъ-Саксъ, - пробормотала она. - При сравненіи съ вашей, ея обстановка кажется жалкимъ мебельнымъ магазиномъ.
- Да, въ моемъ домѣ можно найти интересныя вещи, - скромно сказалъ графъ, - и какъ-нибудь я вамъ покажу всѣ достопримѣчательности моей квартиры, но только не сегодня... Пройдемте въ мой кабинетъ. Въ немъ я провожу большую часть моей жизни.
- Ну, ужъ нѣтъ, ибо большую часть жизни вы проводите внѣ дома, - разсмѣялась Сюзанна и, остановившись на порогѣ готического кабинета, она всплеснула руками.
- Боже, какъ здѣсь величественно и мрачно, милый графъ. Вашъ кабинетъ можетъ задавить такое маленькое существо, какъ Сюзанна Мельвиль.
- Но не тогда, когда это прелестное существо находится подъ защитой моей любви.
И Грегоровъ предложилъ руку Сюзаннѣ и подвелъ ее къ креслу.
Тутъ уже все было заранѣе приготовлено къ визиту дорогой гостьи. Передъ кресломъ у камина стоялъ накрытый столикъ, усыпанный цвѣтами. Межъ цвѣтовъ ютились хрустальныя и серебряныя вазы съ дессертомъ и старинные кувшинчики съ ликерами и винами. Серебряный подносъ и очаровательный фарфоровый чайный сервизъ на двѣ персоны стояли у самого кресла, подъ рукой Сюзанны.
- Сейчасъ намъ подадутъ крохотный самоварчикъ, и вы меня угостите чаемъ. Это будетъ самый вкусный чай, который только мнѣ приходилось пить.
И Грегоровъ, какъ влюбленный трубадуръ, опустился на скамью у ногъ Сюзанны.
Старый Захаръ, подавая серебряный самоварчикъ, втихомолку отплюнулся и проворчалъ, конечно, такъ, что его никто не слышалъ.
- Нечисть какая!.. Привезъ мамзель, посадилъ ее въ дѣдовское кресло, а самъ, какъ шутъ, валяется у ея ногъ. Ну, и баре пошли нонче. Покойный графъ Александръ своихъ дѣвокъ въ сани запрягалъ и тѣшился ими, а этотъ... Тьфу...
И Захаръ какъ модно скорѣе выполнилъ свои обязанности: поставилъ самоварчикъ, принесъ замороженное шампанское и поспѣшилъ ретироваться.
Граціозно перегнувшись, Сюзанна заваривала и наливала чай. Тонкая улыбка блуждала по ея губамъ. Она думала о тѣхъ дняхъ, когда въ громадной старинной столовой она будетъ угощать многочисленныхъ блестящихъ гостей. Въ тѣ волшебные дни она уже будетъ графиней Грегоровой.
Машинально подняла она глаза... и увидѣла портретъ женщины-красавицы, одиноко висѣвшій на стѣнѣ. Надменная блондинка, как бы сознавая могущество своихъ чаръ, гордо улыбалась, бросая Сюзаннѣ презрительный взглядъ. Молодая женщина вздрогнула.
- Кто это? - коротко спросила она.
- Моя бывшая жена.
Сюзанна еще съ большимъ вниманіемъ разглядывала красивую блондинку.
- Она очаровательна. Я понимаю, что трудно было съ нею разстаться, а еще труднѣе ее замѣнить! - съ разстановкой проговорила она.
- Вы не то говорите... Дѣло не въ ея очарованіи и не въ разлукѣ, а... въ томъ нравственномъ переломѣ, который она заставила меня пережить... Она разбила иллюзіи и заставила меня презирать семейный очагъ... Первое время я невыносимо страдалъ, потомъ привыкъ, успокоился, а теперь даже доволенъ холостою жизнью и никогда не промѣнялъ бы ея на цѣпи Гименея.
Сюзанна слегка прикусила губу и послѣ короткаго молчанія спросила:
- Почему же этотъ портретъ виситъ на такомъ почетномъ мѣстѣ, и всегда у васъ на виду?
- Прежде всего, потому, что я привыкъ держать свое слово. Когда-то, въ первые дни любви, когда этотъ портретъ мнѣ былъ подаренъ, я далъ слово, что пока я живъ, онъ будетъ висѣть въ моемъ кабинетѣ... И видите, онъ виситъ, несмотря ни на что... И потомъ... напоминаніе о прошломъ мнѣ даже полезно... Оно меня, пожалуй, охраняетъ отъ заблужденій.
- Какъ же вы смѣли мнѣ сказать сегодня, что вы меня любите?
- Единственное мое достоинство, Сюзанна Леонтьевна, это то, что я никогда не лгу... И я не лгалъ, когда говорилъ вамъ сегодня, что люблю васъ... Все мое существо полно только вами. - Внѣ васъ нѣтъ никакихъ интересовъ... Когда вы со мной - я оживляюсь, безъ васъ тоскливо и пусто... Одно ваше прикосновеніе зажигаетъ мою кровь, и о вашихъ ласкахъ я мечтаю... Развѣ это не любовь?
Она опустила глаза.
- Мнѣ кажется, - тихо отвѣтила она, - любовь и уваженіе всегда идутъ рука объ руку... А вы уже не можете уважать женщину.
- Я сталъ инымъ, чѣмъ былъ прежде, Сюзанна Леонтьевна... Во мнѣ убиты сантиментальность и иллюзіи. Я уважаю васъ какъ сильнаго смѣлаго человѣка, борющагося съ жизненной бурей... И, напротивъ, если-бы я васъ узналъ раньше, когда былъ инымъ, я не могъ бы васъ полюбить. Ваше прошлое меня испугало бы... Пожалуй, въ моихъ глазахъ, на которыхъ тогда были надѣты розовыя очки, вы предстали бы какъ чудовище, и я съ ужасомъ отъ васъ отвернулся-бы... Теперь, когда иллюзіи уже нѣтъ, когда я убѣжденъ, что всѣ женщины способны на явную или тайную пошлость, теперь я могу только привѣтствовать и уважать вашу откровенность... И, если-бы вы стали разыгрывать угнетенную невинность, ваша красота никогда меня не побѣдила бы... Не знаю, поняли ли вы мою мысль, Сюзанна Леонтьевна?
- Конечно, поняла, что вы хотите сказать, но... не вполнѣ съ вами согласна и нахожу, что вы меня немного обижаете. Разъ вы сами "переродились", то, значитъ, не исключаете этой возможности и въ другихъ... Я, кажется, тоже вамъ говорила, что между наивной и глупой жертвой мужского эгоизма и Сюзанной, которую вы видите передъ собой, нѣтъ ничего общего... Я, какъ и вы, похоронила свое прошлое, а въ настоящемъ заслуживаю уваженія.
- И любви, - добавилъ онъ, наполняя бокалъ шампанскимъ. - За любовь!
Она подняла бокалъ съ очаровательной улыбкой.
- За любовь, которая идетъ объ руку съ уваженіемъ. Только такою любовью можно наслаждаться!.. Въ ней, только въ ней - настоящее счастье.
И, запрокинувъ бѣлокурую головку, Сюзанна осушила бокалъ.
- А я останусь вѣренъ себѣ, - упрямо возразилъ графъ. - Я пью за любовь, полную страсти, туманящую голову, зажигающую кровь!.. За такую любовь, ради которой забываются всѣ остальные чувства... вмѣстѣ съ уваженіемъ и почтеніемъ.
И онъ тоже осушилъ бокалъ... Потомъ, какъ избалованный ребенокъ, онъ приникъ головой къ ея колѣнямъ.
- Знаете, чего сейчас не хватаетъ для полноты моего настроенія?
- Чего?
- Волшебной музыки вашего квазимодо. Тогда и вы забыли бы объ уваженіи и вмѣстѣ со мной повторяли бы: люблю, люблю, и больше ничего не хочу!
- Видите, я была права, когда говорила вамъ о его талантѣ.
- Безусловно. Если-бы я былъ Крезомъ или Людовикомъ XIV, я приблизилъ бы его къ себѣ, и онъ игралъ бы только для меня, и только тогда, когда я захочу. И за свой деспотизмъ я платилъ бы ему золотомъ.
- Я думаю, онъ не такъ требователенъ, и вы теперь можете заручиться квазимодо какъ придворнымъ музыкантомъ.
- Я никогда не позволилъ бы себѣ, пользуясь бѣдностью, талантъ эксплоатировать. А, въ самомъ дѣлѣ, нельзя ли что-нибудь сдѣлать для этого бѣдняка? Если онъ такъ ужъ безобразенъ, то онъ могъ бы играть за ширмой. Это было бы оригинально, а наша публика падка на всякія новшества.
- Вы забываете только одну маленькую подробность, графъ, которую я довела до вашего свѣдѣнія.
- А именно?!
- Квазимодо безумно меня любитъ и предпочтетъ скромный уголъ около моей кухни всѣмъ благамъ на свѣтѣ.
- И вы гордитесь, что умѣете себя заставить такъ любить?
- Увы, я здѣсь неповинна! Бровью не пошевельнула для того, чтобы вызвать или усилить это чувство. И развѣ можно гордиться любовью квазимодо? Я бы гордилась, если-бы въ васъ сумѣла вселить хотя бы сотую долю такого чувства.
- Конечно, я не сталъ бы жить въ углу около вашей кухни, - улыбнулся графъ, - но, напримѣръ, очутиться вмѣстѣ съ вами въ Венеціи... или въ Монте-Карло... или въ Парижѣ... я былъ бы не прочь!..
Онъ быстро повернулся къ Сюзаннѣ и его взглядъ обжегъ ее. И опять трепетъ пробѣжалъ по ея тѣлу.
И вдругъ она обвила руками его шею и наклонилась къ нему такъ близко, что ея губы почти касались его губъ.
- Люби меня такъ, какъ меня любитъ квазимодо! - страстно прошептала она.
- Я люблю тебя и могъ бы любить теперь еще больше.
- Если-бъ?
- Если-бъ ты забыла холодныя разсужденія... если-бъ ради меня ты опять стала довѣрчивой и наивной.
Сюзанна вдругъ отстранилась отъ Грегорова, закрывая лицо руками.
- Что съ вами? - спросилъ онъ, встревоженный.
- Боже мой... какъ кружится голова, - прошептала Сюзанна, - я теряю силы, и мнѣ хорошо... Я слишкомъ тебя люблю... я не могу разсуждать, у меня нѣтъ силъ для борьбы.
- И ты не раскаешься, что довѣрилась мнѣ. Милая, красивая, умная... чего же мнѣ еще нужно?.. Тебѣ я съ радостью отдамъ свою свободу, свое сердце... и вся твоя жизнь будетъ походить на праздникъ. Я такъ хочу...
- Не надо обещаній...зачѣмъ заглядывать въ будущее? Этотъ мигъ упоительно хорошъ, и я отдаюсь... вся отдаюсь...
Она была искренна, и слова эти вырвались изъ ея сердца. Въ ней пробудилась женщина, настоящая женщина, способная жертвовать собой ради любимаго человѣка, ради блаженства нѣсколькихъ минутъ. Въ этой новой жизненной борьбѣ она была не побѣдительницей, нѣтъ, она была побѣжденной!..
Еще разъ мелькнули въ ея головѣ "практическія" мысли... но только мелькнули. Волна страсти ее захватила... бѣшеная волна. Природа, которую она сковывала расчетомъ цѣлые годы, - теперь, торжествующая, соединилась съ сердцемъ!.. Безпомощная, побѣжденная Сюзанна склонилась въ объятія Грегорова.
- Я люблю тебя... Я твоя... Ты побѣдитель... Торжествуй свою побѣду.
© О.Бебутова, 1930 г.
XII
КТО ПОБѢДИТЪ?
Когда Сюзанна подъѣхала къ роскошному дому графа Грегорова, шелъ всего девятый часъ вечера. Она знала, что графъ занимаетъ весь бель-этажъ, и поднявъ головку, заглянула въ окна. Они были ярко освѣщены, какъ-будто ждали званыхъ гостей. Швейцаръ, предупрежденный Грегоровымъ, выбѣжалъ на улицу встрѣтить Сюзанну.
"И это все можетъ быть моимъ, думала Сюзанна, - если заберу графа въ руки".
Хотя она и не могла совладать съ собой, хотя она и пріѣхала къ графу, но сдѣлала она это съ твердымъ намѣреніемъ удерживать его... и только дразнить его страсть.
- Вѣдь отъ этого зависитъ счастье всей моей жизни, - убѣждала она себя. - Я должна покорить графа, и потому я должна быть неприступной. Онъ знаетъ мое прошлое, - это большая преграда. Но я сама должна была во всемъ признаться... Все равно, другіе все разсказали бы ему, и въ болѣе мрачныхъ краскахъ. Только надо выдержать...
- Графъ Грегоровъ дома? - спросила Сюзанна.
- Дома, дома... пожалуйте, - поспѣшно и угодливо отвѣтилъ ей швейцаръ.
Въ квартиру графа былъ данъ звонокъ, и пока Сюзанна поднималась на лифтѣ въ бель-этажъ, дверь уже была широко открыта передъ нею. Въ передней ее встрѣтилъ самъ графъ Грегоровъ. Онъ самъ помогъ ей снять манто, и, опираясь на его руку, по цѣлой анфиладѣ роскошныхъ комнатъ, Сюзанна прошла въ готическій кабинетъ.
Въ эти минуты въ ней сказалась дѣвчонка, когда-то бѣгавшая съ посылками изъ шляпной мастерской. Она была подавлена настоящей роскошью отжившихъ баръ, солидной и стильной стариной. И она не могла скрыть впечатлѣнія, которое на нее произвела старинная, не мишурная роскошь. Она, останавливаясь въ каждой комнатѣ, расширившимися отъ изумленія глазами разглядывала каждую вещь.
- Какъ хорошо, Господи, какъ хорошо! - всплескивала она руками. - Да вѣдь это же дворецъ, музей! Почему вы никогда мнѣ объ этомъ не разсказывали, графъ?
Снисходительная улыбка мелькнула по его губамъ.
- Я такъ сжился съ этой стариной, мнѣ она кажется обыденной.
- Теперь я начинаю понимать, почему васъ такъ шокируетъ домъ баронессы фонъ-Саксъ, - пробормотала она. - При сравненіи съ вашей, ея обстановка кажется жалкимъ мебельнымъ магазиномъ.
- Да, въ моемъ домѣ можно найти интересныя вещи, - скромно сказалъ графъ, - и какъ-нибудь я вамъ покажу всѣ достопримѣчательности моей квартиры, но только не сегодня... Пройдемте въ мой кабинетъ. Въ немъ я провожу большую часть моей жизни.
- Ну, ужъ нѣтъ, ибо большую часть жизни вы проводите внѣ дома, - разсмѣялась Сюзанна и, остановившись на порогѣ готического кабинета, она всплеснула руками.
- Боже, какъ здѣсь величественно и мрачно, милый графъ. Вашъ кабинетъ можетъ задавить такое маленькое существо, какъ Сюзанна Мельвиль.
- Но не тогда, когда это прелестное существо находится подъ защитой моей любви.
И Грегоровъ предложилъ руку Сюзаннѣ и подвелъ ее къ креслу.
Тутъ уже все было заранѣе приготовлено къ визиту дорогой гостьи. Передъ кресломъ у камина стоялъ накрытый столикъ, усыпанный цвѣтами. Межъ цвѣтовъ ютились хрустальныя и серебряныя вазы съ дессертомъ и старинные кувшинчики съ ликерами и винами. Серебряный подносъ и очаровательный фарфоровый чайный сервизъ на двѣ персоны стояли у самого кресла, подъ рукой Сюзанны.
- Сейчасъ намъ подадутъ крохотный самоварчикъ, и вы меня угостите чаемъ. Это будетъ самый вкусный чай, который только мнѣ приходилось пить.
И Грегоровъ, какъ влюбленный трубадуръ, опустился на скамью у ногъ Сюзанны.
Старый Захаръ, подавая серебряный самоварчикъ, втихомолку отплюнулся и проворчалъ, конечно, такъ, что его никто не слышалъ.
- Нечисть какая!.. Привезъ мамзель, посадилъ ее въ дѣдовское кресло, а самъ, какъ шутъ, валяется у ея ногъ. Ну, и баре пошли нонче. Покойный графъ Александръ своихъ дѣвокъ въ сани запрягалъ и тѣшился ими, а этотъ... Тьфу...
И Захаръ какъ модно скорѣе выполнилъ свои обязанности: поставилъ самоварчикъ, принесъ замороженное шампанское и поспѣшилъ ретироваться.
Граціозно перегнувшись, Сюзанна заваривала и наливала чай. Тонкая улыбка блуждала по ея губамъ. Она думала о тѣхъ дняхъ, когда въ громадной старинной столовой она будетъ угощать многочисленныхъ блестящихъ гостей. Въ тѣ волшебные дни она уже будетъ графиней Грегоровой.
Машинально подняла она глаза... и увидѣла портретъ женщины-красавицы, одиноко висѣвшій на стѣнѣ. Надменная блондинка, как бы сознавая могущество своихъ чаръ, гордо улыбалась, бросая Сюзаннѣ презрительный взглядъ. Молодая женщина вздрогнула.
- Кто это? - коротко спросила она.
- Моя бывшая жена.
Сюзанна еще съ большимъ вниманіемъ разглядывала красивую блондинку.
- Она очаровательна. Я понимаю, что трудно было съ нею разстаться, а еще труднѣе ее замѣнить! - съ разстановкой проговорила она.
- Вы не то говорите... Дѣло не въ ея очарованіи и не въ разлукѣ, а... въ томъ нравственномъ переломѣ, который она заставила меня пережить... Она разбила иллюзіи и заставила меня презирать семейный очагъ... Первое время я невыносимо страдалъ, потомъ привыкъ, успокоился, а теперь даже доволенъ холостою жизнью и никогда не промѣнялъ бы ея на цѣпи Гименея.
Сюзанна слегка прикусила губу и послѣ короткаго молчанія спросила:
- Почему же этотъ портретъ виситъ на такомъ почетномъ мѣстѣ, и всегда у васъ на виду?
- Прежде всего, потому, что я привыкъ держать свое слово. Когда-то, въ первые дни любви, когда этотъ портретъ мнѣ былъ подаренъ, я далъ слово, что пока я живъ, онъ будетъ висѣть въ моемъ кабинетѣ... И видите, онъ виситъ, несмотря ни на что... И потомъ... напоминаніе о прошломъ мнѣ даже полезно... Оно меня, пожалуй, охраняетъ отъ заблужденій.
- Какъ же вы смѣли мнѣ сказать сегодня, что вы меня любите?
- Единственное мое достоинство, Сюзанна Леонтьевна, это то, что я никогда не лгу... И я не лгалъ, когда говорилъ вамъ сегодня, что люблю васъ... Все мое существо полно только вами. - Внѣ васъ нѣтъ никакихъ интересовъ... Когда вы со мной - я оживляюсь, безъ васъ тоскливо и пусто... Одно ваше прикосновеніе зажигаетъ мою кровь, и о вашихъ ласкахъ я мечтаю... Развѣ это не любовь?
Она опустила глаза.
- Мнѣ кажется, - тихо отвѣтила она, - любовь и уваженіе всегда идутъ рука объ руку... А вы уже не можете уважать женщину.
- Я сталъ инымъ, чѣмъ былъ прежде, Сюзанна Леонтьевна... Во мнѣ убиты сантиментальность и иллюзіи. Я уважаю васъ какъ сильнаго смѣлаго человѣка, борющагося съ жизненной бурей... И, напротивъ, если-бы я васъ узналъ раньше, когда былъ инымъ, я не могъ бы васъ полюбить. Ваше прошлое меня испугало бы... Пожалуй, въ моихъ глазахъ, на которыхъ тогда были надѣты розовыя очки, вы предстали бы какъ чудовище, и я съ ужасомъ отъ васъ отвернулся-бы... Теперь, когда иллюзіи уже нѣтъ, когда я убѣжденъ, что всѣ женщины способны на явную или тайную пошлость, теперь я могу только привѣтствовать и уважать вашу откровенность... И, если-бы вы стали разыгрывать угнетенную невинность, ваша красота никогда меня не побѣдила бы... Не знаю, поняли ли вы мою мысль, Сюзанна Леонтьевна?
- Конечно, поняла, что вы хотите сказать, но... не вполнѣ съ вами согласна и нахожу, что вы меня немного обижаете. Разъ вы сами "переродились", то, значитъ, не исключаете этой возможности и въ другихъ... Я, кажется, тоже вамъ говорила, что между наивной и глупой жертвой мужского эгоизма и Сюзанной, которую вы видите передъ собой, нѣтъ ничего общего... Я, какъ и вы, похоронила свое прошлое, а въ настоящемъ заслуживаю уваженія.
- И любви, - добавилъ онъ, наполняя бокалъ шампанскимъ. - За любовь!
Она подняла бокалъ съ очаровательной улыбкой.
- За любовь, которая идетъ объ руку съ уваженіемъ. Только такою любовью можно наслаждаться!.. Въ ней, только въ ней - настоящее счастье.
И, запрокинувъ бѣлокурую головку, Сюзанна осушила бокалъ.
- А я останусь вѣренъ себѣ, - упрямо возразилъ графъ. - Я пью за любовь, полную страсти, туманящую голову, зажигающую кровь!.. За такую любовь, ради которой забываются всѣ остальные чувства... вмѣстѣ съ уваженіемъ и почтеніемъ.
И онъ тоже осушилъ бокалъ... Потомъ, какъ избалованный ребенокъ, онъ приникъ головой къ ея колѣнямъ.
- Знаете, чего сейчас не хватаетъ для полноты моего настроенія?
- Чего?
- Волшебной музыки вашего квазимодо. Тогда и вы забыли бы объ уваженіи и вмѣстѣ со мной повторяли бы: люблю, люблю, и больше ничего не хочу!
- Видите, я была права, когда говорила вамъ о его талантѣ.
- Безусловно. Если-бы я былъ Крезомъ или Людовикомъ XIV, я приблизилъ бы его къ себѣ, и онъ игралъ бы только для меня, и только тогда, когда я захочу. И за свой деспотизмъ я платилъ бы ему золотомъ.
- Я думаю, онъ не такъ требователенъ, и вы теперь можете заручиться квазимодо какъ придворнымъ музыкантомъ.
- Я никогда не позволилъ бы себѣ, пользуясь бѣдностью, талантъ эксплоатировать. А, въ самомъ дѣлѣ, нельзя ли что-нибудь сдѣлать для этого бѣдняка? Если онъ такъ ужъ безобразенъ, то онъ могъ бы играть за ширмой. Это было бы оригинально, а наша публика падка на всякія новшества.
- Вы забываете только одну маленькую подробность, графъ, которую я довела до вашего свѣдѣнія.
- А именно?!
- Квазимодо безумно меня любитъ и предпочтетъ скромный уголъ около моей кухни всѣмъ благамъ на свѣтѣ.
- И вы гордитесь, что умѣете себя заставить такъ любить?
- Увы, я здѣсь неповинна! Бровью не пошевельнула для того, чтобы вызвать или усилить это чувство. И развѣ можно гордиться любовью квазимодо? Я бы гордилась, если-бы въ васъ сумѣла вселить хотя бы сотую долю такого чувства.
- Конечно, я не сталъ бы жить въ углу около вашей кухни, - улыбнулся графъ, - но, напримѣръ, очутиться вмѣстѣ съ вами въ Венеціи... или въ Монте-Карло... или въ Парижѣ... я былъ бы не прочь!..
Онъ быстро повернулся къ Сюзаннѣ и его взглядъ обжегъ ее. И опять трепетъ пробѣжалъ по ея тѣлу.
И вдругъ она обвила руками его шею и наклонилась къ нему такъ близко, что ея губы почти касались его губъ.
- Люби меня такъ, какъ меня любитъ квазимодо! - страстно прошептала она.
- Я люблю тебя и могъ бы любить теперь еще больше.
- Если-бъ?
- Если-бъ ты забыла холодныя разсужденія... если-бъ ради меня ты опять стала довѣрчивой и наивной.
Сюзанна вдругъ отстранилась отъ Грегорова, закрывая лицо руками.
- Что съ вами? - спросилъ онъ, встревоженный.
- Боже мой... какъ кружится голова, - прошептала Сюзанна, - я теряю силы, и мнѣ хорошо... Я слишкомъ тебя люблю... я не могу разсуждать, у меня нѣтъ силъ для борьбы.
- И ты не раскаешься, что довѣрилась мнѣ. Милая, красивая, умная... чего же мнѣ еще нужно?.. Тебѣ я съ радостью отдамъ свою свободу, свое сердце... и вся твоя жизнь будетъ походить на праздникъ. Я такъ хочу...
- Не надо обещаній...зачѣмъ заглядывать въ будущее? Этотъ мигъ упоительно хорошъ, и я отдаюсь... вся отдаюсь...
Она была искренна, и слова эти вырвались изъ ея сердца. Въ ней пробудилась женщина, настоящая женщина, способная жертвовать собой ради любимаго человѣка, ради блаженства нѣсколькихъ минутъ. Въ этой новой жизненной борьбѣ она была не побѣдительницей, нѣтъ, она была побѣжденной!..
Еще разъ мелькнули въ ея головѣ "практическія" мысли... но только мелькнули. Волна страсти ее захватила... бѣшеная волна. Природа, которую она сковывала расчетомъ цѣлые годы, - теперь, торжествующая, соединилась съ сердцемъ!.. Безпомощная, побѣжденная Сюзанна склонилась въ объятія Грегорова.
- Я люблю тебя... Я твоя... Ты побѣдитель... Торжествуй свою побѣду.
© О.Бебутова, 1930 г.