(no subject)
"Чудаки". Продолжение
XIV
ВЪ ВИХРѢ ВАЛЬСА
Этотъ первый Мусинъ балъ былъ похожъ на сіяющій сонъ. Даже такая разсудительная и скромная головка закружилась. Еще бы! Тысячи огней, цѣлый садъ живыхъ цвѣтовъ, умопомрачительные туалеты, элегантные кавалеры. Ну, какъ тутъ не закружиться разсудительной головкѣ!?
А тутъ еще восторженные взгляды, тонкій ядъ комплиментовъ, отрава перваго успѣха...
Сначала баронесса фонъ-Саксъ зорко наблюдала за дочерью, но потомъ рѣшила, что Мусю можно предоставить самой себѣ. Молодая дѣвушка держалась скромно, но ея природная грація и изящество производили чарующее впечатлѣніе. Восторгъ такъ ясно былъ написанъ на лицахъ, окружившихъ Марію Николаевну, что баронессѣ нечего было сомнѣваться въ успѣхѣ дочери.
Сначала Муся отказывалась отъ танцевъ, но потомъ, увлеченная всеобщимъ оживленіемъ, присоединилась къ танцующимъ. Лучшіе кавалеры ее осаждали и ея стройная фигура то тамъ, то тутъ скользила по обширному залу.
Въ общей мазуркѣ успѣхъ молодой баронессы достигъ апогея. Какъ-будто забыты были остальныя дамы. Всѣ кавалеры ее выбирали. То и дѣло ея тонкій кружевной платочекъ взлеталъ кверху и десятки рукъ его ловили, и "счастливецъ", которому удавалось поймать платочекъ, танцовалъ съ юной царицей бала, прикладывая платочекъ къ губамъ и вдыхая нѣжный ароматъ фіалокъ.
- Удивительный городъ нашъ Петербургъ, - сквозь зубы говорила раздосадованная Сюзанна, бросая взгляды на своего "вѣрнаго рыцаря". - Достаточно самой заурядной новинки, и Петербургъ приходитъ въ телячій восторгъ. Наивныя жертвы этого восторга и не подозрѣваютъ, какъ скоро онъ минуетъ.
- Вы говорите о юной баронессѣ фонъ-Саксъ? - усмѣхнулся Грегоровъ.
- Конечно, о ней. Развѣ вы не видите, въ какомъ телячьемъ восторгѣ нашъ Петербургъ сегодня? - Новинка - это все!
И Сюзанна дѣланно разсмѣялась.
- Я думаю, что вы ошибаетесь, несмотря на всю вашу опытность и проницательность, - отвѣтилъ графъ Грегоровъ, котораго слегка покоробилъ неестественный смѣхъ Сюзанны. - Юная баронесса вступаетъ только на путь успѣха, и я убѣжденъ, что ее ждутъ волшебные лавры.
И, какъ бы въ подтвержденіе этого предположенія, за спиной Сюзанны Мельвиль послышался разговоръ.
- Какая очаровательная дѣвочка! - проговорилъ одинъ мужской голосъ.
- Въ полномъ смыслѣ слова красавица! Глазъ нельзя оторвать, - отвѣчалъ другой мужской голосъ. - И, вѣдь, это еще пока бутончикъ, что-то будетъ, когда она развернется въ пышную розу. Я понимаю нашу милѣйшую баронессу: съ помощью дочери она, конечно, пополнитъ пробѣлы своей жизни и возвысится. И можно себѣ представить, какую карьеру сдѣлаетъ дѣвочка, если при первомъ своемъ появленіи покорила столько сердецъ. Какъ жадно глядятъ на нее баронъ Тизенъ и милліонеръ Молотовъ. Двѣ отличныя партіи.
- Вы ошибаетесь, - возразилъ первый голосъ, - если думаете, что на дочери нашей милѣйшей баронессы кто-нибудь женится изъ этихъ господъ.
- Боже меня сохрани! - подхватилъ второй, - думать о законной женитьбѣ. Дочери подобных матерей не могутъ на это разсчитывать. Я намекаю на "покровительство".
- Тутъ я съ вами согласенъ, - юная баронесса можетъ разсчитывать на большую карьеру.
Голоса смолкли.
- Пошляки! - съ негодованіемъ проговорилъ графъ Грегоровъ, - они готовы осквернить все лучшее и замарать все чистое.
- Восхищаюсь вашимъ рыцарствомъ и желаю, чтобы хоть частицу этого рыцарства вы перенесли на меня! - ядовито вставила Сюзанна.
- Васъ я обожаю, Сюзанна, но это не мѣшаетъ мнѣ возмущаться бесѣдой этихъ господъ. Если-бы эта милая крошка была моей дочерью или сестрой, я сумѣлъ бы постоять за нее. Но мнѣ жаль ея до глубины души. Въ этомъ домѣ и около такой матери она не найдетъ защиты. Она - приговоренная.
Истиннымъ сочувствіемъ звучали грустныя слова Грегорова.
- Сдѣлайте мнѣ одно удовольствіе, графъ, - вызывающе обернулась къ нему Сюзанна, - попросите эту бѣдняжку на одинъ туръ вальса.
- Къ чему?
- Я такъ хочу, а вы, кажется, говорили, что мои просьбы и мои желанія для васъ - законъ... А теперь вы мнѣ отказываете въ такой пустой просьбѣ.
- Извольте... я вамъ повинуюсь...
- И, кажется, охотно?
Но графъ уже направлялся къ молодой баронессѣ и поспѣшная ядовитая фраза Сюзанны не могла его остановить. Чувство дикой ревности вдругъ охватило молодую женщину, и она насилу сдержалась, чтобы не остановить Грегорова, не броситься за нимъ слѣдомъ. Волнуясь, наблюдала она за возлюбленнымъ.
Графъ пригласилъ Мусю на туръ вальса. Какая это была красивая поэтичная пара! Не одна пара глазъ любовалась ими, когда они граціозно скользили по паркету.
Изъ-подъ полуопущенныхъ рѣсницъ Грегоровъ взглядывалъ на свою даму. Вблизи ея юная красота поражала еще больше. Къ фарфоровому личику не прикасалась косметика, ему чужда была даже самая простая безвредная пудра, къ которой прибѣгаютъ почти всѣ молодыя дѣвушки. А глаза Маріи Николаевны, издали казавшиеся почти черными, вблизи разсыпали лучистыя искры. Нѣжный запахъ фіалокъ смѣшивался съ еще болѣе нѣжнымъ ароматомъ молодого дыханія. Обнаженныя полудѣтскія плечи, тоненькая шейка и руки поражали своими линіями и фарфоровой, чуть розовой, бѣлизной.
- Вы, кажется, устали, баронесса? - тихо спросилъ графъ, вальсируя и наклоняясь къ маленькому розовому уху.
- Да, - послышался робкій отвѣтъ. - Я танцую безъ конца.
- И тамъ у вашего стула уже ждутъ, претендуютъ на слѣдущіе туры. Хотите, составимъ заговоръ и обманемъ этихъ господъ?
Лучистые глаза расширились, - удивленные и наивные.
- Какой заговоръ?
Онъ разсмѣялся.
- Очень полезный для васъ, баронесса, - онъ дастъ вамъ возможность отдохнуть. Мы закончимъ нашъ вальсъ и черезъ гостиную пройдемъ въ буфетную... и вы отдохнете для новаго вальса.
Застѣнчивая улыбка мелькнула по ея губкамъ.
- Благодарю васъ. Такъ жарко и хочется пить.
Обширный залъ былъ превращенъ въ буфетную. На длинномъ, убранномъ цвѣтами столѣ стояли прохладительные напитки, фрукты и самый разнообразный дессертъ. По всему залу были разбросаны столики... Грегоровъ подвелъ Мусю къ столику, ютившемуся подъ роскошной пальмой. Распивая легкій, игристый ледяной крюшонъ, они сидѣли другъ противъ друга.
- Давно ли вы въ Петербургѣ, баронесса?
- Всего около трехъ недѣль.
- И раньше никогда не были?
- Нѣтъ. Я жила в провинціи... съ папой... А когда папа умеръ...
Ея голосъ прервался и лицо покрылось облакомъ грусти.
- Бѣдный папа. Все это было такъ недавно... и я такъ плакала... а теперь... теперь, нарядная и веселая, я танцую... какъ будто я все забыла...
- Я думаю, - серьезно возразилъ графъ, - что своего отца вы никогда не забудете, какъ не забудете всего того, что онъ для васъ сдѣлалъ. Но вы молоды и жизнь предъявляетъ свои права. Мертвое - мертвымъ, живымъ - живущее.
- Почему же вы знаете, что папа такъ много для меня сдѣлалъ? - и ея вопросъ прозвучалъ наивнымъ удивленіемъ.
Графъ улыбнулся.
- Я вижу васъ, - и этого довольно.
- Не понимаю...
- Конечно, вамъ самой трудно судить, какъ вы не похожи на всѣхъ этихъ дамъ и дѣвицъ. Изломанныя, лживыя, эгоистичныя созданія, что онѣ имѣютъ общаго съ вами?! И вы кажетесь чудной лиліей, случайно очутившейся межъ плевеловъ.
- Вы слишкомъ добры ко мнѣ, - покраснѣла Муся.
- Я только правдивъ. Жизнь среди этихъ людей сумѣла меня исковеркать, но лгать и фальшивить еще не успѣла научить. Можетъ быть, и это придетъ впослѣдствіи. Впрочемъ, обо мнѣ говорить не стоитъ. Вы въ Петербургѣ встрѣтите массу типовъ, подобныхъ мнѣ. Лучше побесѣдуемъ о васъ. Всѣ сегодня вами любовались и я любовался вами. Но если въ другихъ ваша красота возбуждала жадный восторгъ, то во мнѣ - горькое сожалѣніе.
- Сожалѣніе? - съ недоумѣніемъ спросила она.
- Я боюсь, что петербуржцы васъ испортятъ. Васъ отравитъ тонкій ядъ тщеславія, эгоизма, жажды успѣха и дешевой славы.
- Не думаю, - покачала она золотистой головкой.
- Развѣ вы считаете себя такой стойкой? - Я знаю многихъ сильныхъ людей, побѣжденныхъ Петербургомъ.
- Не считаю себя сильной, но меня сохранитъ воля моего отца, котораго я безумно любила. Въ своемъ предсмертномъ письмѣ онъ просилъ меня остаться такой, какъ сейчасъ, и изъ любви къ нему я не сдѣлаюсь ни лучше, ни хуже.
- Вамъ вѣрно хорошо жилось подъ крылышкомъ вашего покойнаго отца?
Муся искренно отвѣтила.
- Было много хорошаго, но было и плохое.
- И далеко отъ Петербурга вы жили?
- Отецъ служилъ въ Харьковѣ, а въ трехъ верстахъ отъ города онъ купилъ небольшой садикъ и построилъ дачку. Средства у насъ были небольшія, и потому большею частью мы и зиму проводили на дачѣ. Онъ небольшой былъ, нашъ домик, но мы строили его для себя, и потому было тепло и удобно. Я очень любила нашу дачку. Особенно лѣтомъ, когда она вся утопала въ зелени. Кусты малины и смородины я сама сажала вмѣстѣ съ папой, а послѣдніе годы мы собирали ягоды цѣлыми корзинами. Да, грустно было разставаться съ дорогимъ домикомъ!
- Но развѣ теперь онъ вамъ не принадлежитъ?
- Нѣтъ. У отца была другая жена, не настоящая, Анна Егоровна, и двое маленькихъ дѣвочекъ. Онъ имъ оставилъ все, что имѣлъ. И это такъ мало, что едва хватитъ на самое горькое существованіе. Папа какъ будто чувствовалъ, что моя судьба устроится, благодаря мамѣ, которая меня приіютила и приласкала... А то я начинала терять голову, одна въ этомъ мрачномъ, незнакомомъ городѣ... Деньги въ моихъ рукахъ таяли, какъ воскъ, а я воображала, что пятисотъ рублей, оставленныхъ мнѣ отцомъ, хватитъ мнѣ по крайней мѣрѣ на годъ. Это потому, что до того времени у меня никогда не бывало денегъ въ рукахъ. И потомъ у насъ въ провинціи все гораздо дешевле, чѣмъ здѣсь.
Чистые, бархатные глаза молодой дѣвушки спокойно выдерживали испытывающій взглядъ Грегорова.
- А если-бы баронесса не захотѣла васъ принять, или не могла бы вамъ помочь, то что бы вы сдѣлали тогда? Какъ бы вы жили?
- Я бы нашла себѣ работу.
- Какую?
- Этого я еще не придумала. Могла бы давать уроки... Я вѣдь учила своихъ млашихъ сестеръ. Сама я кончила гимназію съ золотой медалью... Много читала... И практически и теоретически изучила нѣмецкій и французскій языки... Знаю музыку, - разныя рукодѣлія. Правда, я вѣдь могла бы заработать кусокъ хлѣба?
- Для васъ это было бы труднѣе, чѣмъ для всякой другой.
- Почему?
- Вы слишкомъ красивы и вамъ трудно было бы найти мѣсто, а еще труднѣе - удержаться на немъ.
- Но почему мнѣ это было бы легче, если-бы я была уродом?
- Потому что мужчины въ васъ бы не влюблялись, а женщины не ревновали бы васъ къ своимъ мужьямъ, женихамъ и поклонникамъ и не охраняли бы отъ васъ своихъ отцовъ и братьевъ.
Муся покраснѣла и нахмурилась.
- Моя серьезность не дала бы повода ни къ ухаживаніямъ, ни къ ревности.
- Я не могу васъ убѣдить, но увѣряю васъ, что отлично, что Долли Евграфовна занялась вашей судьбой, если вы сумѣете избѣгнуть разрушающего вліянія Петербурга и его обитателей...
- Я вижу, что вамъ трудно будетъ найти невѣсту въ Петербургѣ и придется искать ее гдѣ-нибудь въ Америкѣ! - по-дѣтски разсмѣялась Муся.
- Я застрахованъ.
- Какимъ образомъ?
- Я уже былъ женатъ и успѣлъ развестись.
- Вы разлюбили вашу жену?
- Нѣтъ... Это она пожелала выйти за другого.
- И у васъ были дѣти?
- Къ счастью - нѣтъ.
- Да, именно къ счастью, потому что дѣтямъ очень тяжело... когда родители расходятся... А чужой или чужая - никогда не замѣнитъ родного.
И опять дрогнулъ голосъ молодой дѣвушки и облако грусти набѣжало на ея черты.
- Вы страдали безъ матери? - тихо спросилъ графъ Грегоровъ.
- Очень! - вздохнула она. - Анна Егоровна меня ненавидѣла. Она отравила мое дѣтство, обижала меня, преслѣдовала. А папѣ я не жаловалась... онъ всегда былъ такой грустный и блѣдный... Я чувствовала, что онъ страдаетъ. Ахъ, онъ такъ любилъ маму, онъ никогда ея не забывалъ, до самой смести.
Слезы блеснули въ ея глазахъ, въ смущеніи она поспѣшно ихъ смахнула.
- Видите, какая провинціалка, увлеклась воспоминаніями и забыла, гдѣ нахожусь.
- Вы славная, простая и нѣжная... Вы...
Но сердечныя слова замерли на губахъ графа Грегорова, - въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него, опираясь на руку Липарскаго, стояла Сюзанна. Насмѣшливо улыбаясь, она прислушивалась къ бесѣдѣ...
© О.Бебутова, 1930 г.
XIV
ВЪ ВИХРѢ ВАЛЬСА
Этотъ первый Мусинъ балъ былъ похожъ на сіяющій сонъ. Даже такая разсудительная и скромная головка закружилась. Еще бы! Тысячи огней, цѣлый садъ живыхъ цвѣтовъ, умопомрачительные туалеты, элегантные кавалеры. Ну, какъ тутъ не закружиться разсудительной головкѣ!?
А тутъ еще восторженные взгляды, тонкій ядъ комплиментовъ, отрава перваго успѣха...
Сначала баронесса фонъ-Саксъ зорко наблюдала за дочерью, но потомъ рѣшила, что Мусю можно предоставить самой себѣ. Молодая дѣвушка держалась скромно, но ея природная грація и изящество производили чарующее впечатлѣніе. Восторгъ такъ ясно былъ написанъ на лицахъ, окружившихъ Марію Николаевну, что баронессѣ нечего было сомнѣваться въ успѣхѣ дочери.
Сначала Муся отказывалась отъ танцевъ, но потомъ, увлеченная всеобщимъ оживленіемъ, присоединилась къ танцующимъ. Лучшіе кавалеры ее осаждали и ея стройная фигура то тамъ, то тутъ скользила по обширному залу.
Въ общей мазуркѣ успѣхъ молодой баронессы достигъ апогея. Какъ-будто забыты были остальныя дамы. Всѣ кавалеры ее выбирали. То и дѣло ея тонкій кружевной платочекъ взлеталъ кверху и десятки рукъ его ловили, и "счастливецъ", которому удавалось поймать платочекъ, танцовалъ съ юной царицей бала, прикладывая платочекъ къ губамъ и вдыхая нѣжный ароматъ фіалокъ.
- Удивительный городъ нашъ Петербургъ, - сквозь зубы говорила раздосадованная Сюзанна, бросая взгляды на своего "вѣрнаго рыцаря". - Достаточно самой заурядной новинки, и Петербургъ приходитъ въ телячій восторгъ. Наивныя жертвы этого восторга и не подозрѣваютъ, какъ скоро онъ минуетъ.
- Вы говорите о юной баронессѣ фонъ-Саксъ? - усмѣхнулся Грегоровъ.
- Конечно, о ней. Развѣ вы не видите, въ какомъ телячьемъ восторгѣ нашъ Петербургъ сегодня? - Новинка - это все!
И Сюзанна дѣланно разсмѣялась.
- Я думаю, что вы ошибаетесь, несмотря на всю вашу опытность и проницательность, - отвѣтилъ графъ Грегоровъ, котораго слегка покоробилъ неестественный смѣхъ Сюзанны. - Юная баронесса вступаетъ только на путь успѣха, и я убѣжденъ, что ее ждутъ волшебные лавры.
И, какъ бы въ подтвержденіе этого предположенія, за спиной Сюзанны Мельвиль послышался разговоръ.
- Какая очаровательная дѣвочка! - проговорилъ одинъ мужской голосъ.
- Въ полномъ смыслѣ слова красавица! Глазъ нельзя оторвать, - отвѣчалъ другой мужской голосъ. - И, вѣдь, это еще пока бутончикъ, что-то будетъ, когда она развернется въ пышную розу. Я понимаю нашу милѣйшую баронессу: съ помощью дочери она, конечно, пополнитъ пробѣлы своей жизни и возвысится. И можно себѣ представить, какую карьеру сдѣлаетъ дѣвочка, если при первомъ своемъ появленіи покорила столько сердецъ. Какъ жадно глядятъ на нее баронъ Тизенъ и милліонеръ Молотовъ. Двѣ отличныя партіи.
- Вы ошибаетесь, - возразилъ первый голосъ, - если думаете, что на дочери нашей милѣйшей баронессы кто-нибудь женится изъ этихъ господъ.
- Боже меня сохрани! - подхватилъ второй, - думать о законной женитьбѣ. Дочери подобных матерей не могутъ на это разсчитывать. Я намекаю на "покровительство".
- Тутъ я съ вами согласенъ, - юная баронесса можетъ разсчитывать на большую карьеру.
Голоса смолкли.
- Пошляки! - съ негодованіемъ проговорилъ графъ Грегоровъ, - они готовы осквернить все лучшее и замарать все чистое.
- Восхищаюсь вашимъ рыцарствомъ и желаю, чтобы хоть частицу этого рыцарства вы перенесли на меня! - ядовито вставила Сюзанна.
- Васъ я обожаю, Сюзанна, но это не мѣшаетъ мнѣ возмущаться бесѣдой этихъ господъ. Если-бы эта милая крошка была моей дочерью или сестрой, я сумѣлъ бы постоять за нее. Но мнѣ жаль ея до глубины души. Въ этомъ домѣ и около такой матери она не найдетъ защиты. Она - приговоренная.
Истиннымъ сочувствіемъ звучали грустныя слова Грегорова.
- Сдѣлайте мнѣ одно удовольствіе, графъ, - вызывающе обернулась къ нему Сюзанна, - попросите эту бѣдняжку на одинъ туръ вальса.
- Къ чему?
- Я такъ хочу, а вы, кажется, говорили, что мои просьбы и мои желанія для васъ - законъ... А теперь вы мнѣ отказываете въ такой пустой просьбѣ.
- Извольте... я вамъ повинуюсь...
- И, кажется, охотно?
Но графъ уже направлялся къ молодой баронессѣ и поспѣшная ядовитая фраза Сюзанны не могла его остановить. Чувство дикой ревности вдругъ охватило молодую женщину, и она насилу сдержалась, чтобы не остановить Грегорова, не броситься за нимъ слѣдомъ. Волнуясь, наблюдала она за возлюбленнымъ.
Графъ пригласилъ Мусю на туръ вальса. Какая это была красивая поэтичная пара! Не одна пара глазъ любовалась ими, когда они граціозно скользили по паркету.
Изъ-подъ полуопущенныхъ рѣсницъ Грегоровъ взглядывалъ на свою даму. Вблизи ея юная красота поражала еще больше. Къ фарфоровому личику не прикасалась косметика, ему чужда была даже самая простая безвредная пудра, къ которой прибѣгаютъ почти всѣ молодыя дѣвушки. А глаза Маріи Николаевны, издали казавшиеся почти черными, вблизи разсыпали лучистыя искры. Нѣжный запахъ фіалокъ смѣшивался съ еще болѣе нѣжнымъ ароматомъ молодого дыханія. Обнаженныя полудѣтскія плечи, тоненькая шейка и руки поражали своими линіями и фарфоровой, чуть розовой, бѣлизной.
- Вы, кажется, устали, баронесса? - тихо спросилъ графъ, вальсируя и наклоняясь къ маленькому розовому уху.
- Да, - послышался робкій отвѣтъ. - Я танцую безъ конца.
- И тамъ у вашего стула уже ждутъ, претендуютъ на слѣдущіе туры. Хотите, составимъ заговоръ и обманемъ этихъ господъ?
Лучистые глаза расширились, - удивленные и наивные.
- Какой заговоръ?
Онъ разсмѣялся.
- Очень полезный для васъ, баронесса, - онъ дастъ вамъ возможность отдохнуть. Мы закончимъ нашъ вальсъ и черезъ гостиную пройдемъ въ буфетную... и вы отдохнете для новаго вальса.
Застѣнчивая улыбка мелькнула по ея губкамъ.
- Благодарю васъ. Такъ жарко и хочется пить.
Обширный залъ былъ превращенъ въ буфетную. На длинномъ, убранномъ цвѣтами столѣ стояли прохладительные напитки, фрукты и самый разнообразный дессертъ. По всему залу были разбросаны столики... Грегоровъ подвелъ Мусю къ столику, ютившемуся подъ роскошной пальмой. Распивая легкій, игристый ледяной крюшонъ, они сидѣли другъ противъ друга.
- Давно ли вы въ Петербургѣ, баронесса?
- Всего около трехъ недѣль.
- И раньше никогда не были?
- Нѣтъ. Я жила в провинціи... съ папой... А когда папа умеръ...
Ея голосъ прервался и лицо покрылось облакомъ грусти.
- Бѣдный папа. Все это было такъ недавно... и я такъ плакала... а теперь... теперь, нарядная и веселая, я танцую... какъ будто я все забыла...
- Я думаю, - серьезно возразилъ графъ, - что своего отца вы никогда не забудете, какъ не забудете всего того, что онъ для васъ сдѣлалъ. Но вы молоды и жизнь предъявляетъ свои права. Мертвое - мертвымъ, живымъ - живущее.
- Почему же вы знаете, что папа такъ много для меня сдѣлалъ? - и ея вопросъ прозвучалъ наивнымъ удивленіемъ.
Графъ улыбнулся.
- Я вижу васъ, - и этого довольно.
- Не понимаю...
- Конечно, вамъ самой трудно судить, какъ вы не похожи на всѣхъ этихъ дамъ и дѣвицъ. Изломанныя, лживыя, эгоистичныя созданія, что онѣ имѣютъ общаго съ вами?! И вы кажетесь чудной лиліей, случайно очутившейся межъ плевеловъ.
- Вы слишкомъ добры ко мнѣ, - покраснѣла Муся.
- Я только правдивъ. Жизнь среди этихъ людей сумѣла меня исковеркать, но лгать и фальшивить еще не успѣла научить. Можетъ быть, и это придетъ впослѣдствіи. Впрочемъ, обо мнѣ говорить не стоитъ. Вы въ Петербургѣ встрѣтите массу типовъ, подобныхъ мнѣ. Лучше побесѣдуемъ о васъ. Всѣ сегодня вами любовались и я любовался вами. Но если въ другихъ ваша красота возбуждала жадный восторгъ, то во мнѣ - горькое сожалѣніе.
- Сожалѣніе? - съ недоумѣніемъ спросила она.
- Я боюсь, что петербуржцы васъ испортятъ. Васъ отравитъ тонкій ядъ тщеславія, эгоизма, жажды успѣха и дешевой славы.
- Не думаю, - покачала она золотистой головкой.
- Развѣ вы считаете себя такой стойкой? - Я знаю многихъ сильныхъ людей, побѣжденныхъ Петербургомъ.
- Не считаю себя сильной, но меня сохранитъ воля моего отца, котораго я безумно любила. Въ своемъ предсмертномъ письмѣ онъ просилъ меня остаться такой, какъ сейчасъ, и изъ любви къ нему я не сдѣлаюсь ни лучше, ни хуже.
- Вамъ вѣрно хорошо жилось подъ крылышкомъ вашего покойнаго отца?
Муся искренно отвѣтила.
- Было много хорошаго, но было и плохое.
- И далеко отъ Петербурга вы жили?
- Отецъ служилъ въ Харьковѣ, а въ трехъ верстахъ отъ города онъ купилъ небольшой садикъ и построилъ дачку. Средства у насъ были небольшія, и потому большею частью мы и зиму проводили на дачѣ. Онъ небольшой былъ, нашъ домик, но мы строили его для себя, и потому было тепло и удобно. Я очень любила нашу дачку. Особенно лѣтомъ, когда она вся утопала въ зелени. Кусты малины и смородины я сама сажала вмѣстѣ съ папой, а послѣдніе годы мы собирали ягоды цѣлыми корзинами. Да, грустно было разставаться съ дорогимъ домикомъ!
- Но развѣ теперь онъ вамъ не принадлежитъ?
- Нѣтъ. У отца была другая жена, не настоящая, Анна Егоровна, и двое маленькихъ дѣвочекъ. Онъ имъ оставилъ все, что имѣлъ. И это такъ мало, что едва хватитъ на самое горькое существованіе. Папа какъ будто чувствовалъ, что моя судьба устроится, благодаря мамѣ, которая меня приіютила и приласкала... А то я начинала терять голову, одна въ этомъ мрачномъ, незнакомомъ городѣ... Деньги въ моихъ рукахъ таяли, какъ воскъ, а я воображала, что пятисотъ рублей, оставленныхъ мнѣ отцомъ, хватитъ мнѣ по крайней мѣрѣ на годъ. Это потому, что до того времени у меня никогда не бывало денегъ въ рукахъ. И потомъ у насъ въ провинціи все гораздо дешевле, чѣмъ здѣсь.
Чистые, бархатные глаза молодой дѣвушки спокойно выдерживали испытывающій взглядъ Грегорова.
- А если-бы баронесса не захотѣла васъ принять, или не могла бы вамъ помочь, то что бы вы сдѣлали тогда? Какъ бы вы жили?
- Я бы нашла себѣ работу.
- Какую?
- Этого я еще не придумала. Могла бы давать уроки... Я вѣдь учила своихъ млашихъ сестеръ. Сама я кончила гимназію съ золотой медалью... Много читала... И практически и теоретически изучила нѣмецкій и французскій языки... Знаю музыку, - разныя рукодѣлія. Правда, я вѣдь могла бы заработать кусокъ хлѣба?
- Для васъ это было бы труднѣе, чѣмъ для всякой другой.
- Почему?
- Вы слишкомъ красивы и вамъ трудно было бы найти мѣсто, а еще труднѣе - удержаться на немъ.
- Но почему мнѣ это было бы легче, если-бы я была уродом?
- Потому что мужчины въ васъ бы не влюблялись, а женщины не ревновали бы васъ къ своимъ мужьямъ, женихамъ и поклонникамъ и не охраняли бы отъ васъ своихъ отцовъ и братьевъ.
Муся покраснѣла и нахмурилась.
- Моя серьезность не дала бы повода ни къ ухаживаніямъ, ни къ ревности.
- Я не могу васъ убѣдить, но увѣряю васъ, что отлично, что Долли Евграфовна занялась вашей судьбой, если вы сумѣете избѣгнуть разрушающего вліянія Петербурга и его обитателей...
- Я вижу, что вамъ трудно будетъ найти невѣсту въ Петербургѣ и придется искать ее гдѣ-нибудь въ Америкѣ! - по-дѣтски разсмѣялась Муся.
- Я застрахованъ.
- Какимъ образомъ?
- Я уже былъ женатъ и успѣлъ развестись.
- Вы разлюбили вашу жену?
- Нѣтъ... Это она пожелала выйти за другого.
- И у васъ были дѣти?
- Къ счастью - нѣтъ.
- Да, именно къ счастью, потому что дѣтямъ очень тяжело... когда родители расходятся... А чужой или чужая - никогда не замѣнитъ родного.
И опять дрогнулъ голосъ молодой дѣвушки и облако грусти набѣжало на ея черты.
- Вы страдали безъ матери? - тихо спросилъ графъ Грегоровъ.
- Очень! - вздохнула она. - Анна Егоровна меня ненавидѣла. Она отравила мое дѣтство, обижала меня, преслѣдовала. А папѣ я не жаловалась... онъ всегда былъ такой грустный и блѣдный... Я чувствовала, что онъ страдаетъ. Ахъ, онъ такъ любилъ маму, онъ никогда ея не забывалъ, до самой смести.
Слезы блеснули въ ея глазахъ, въ смущеніи она поспѣшно ихъ смахнула.
- Видите, какая провинціалка, увлеклась воспоминаніями и забыла, гдѣ нахожусь.
- Вы славная, простая и нѣжная... Вы...
Но сердечныя слова замерли на губахъ графа Грегорова, - въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него, опираясь на руку Липарскаго, стояла Сюзанна. Насмѣшливо улыбаясь, она прислушивалась къ бесѣдѣ...
© О.Бебутова, 1930 г.