(no subject)
"Чудаки". Продолжение
XXIV
ПТИЧКИ УЛЕТѢЛИ
Сюзанна полулежала въ своемъ новомъ автомобилѣ въ самой непринужденной позѣ, скрестивъ вытянутыя ножки и облокотившись на подушки. Она ѣхала на завтракъ къ Грегорову, а обѣдать обѣщала у Маркова.
Веселая, самодовольная улыбка играла на хорошенькихъ губкахъ Сюзанны, она чувствовала себя побѣдительницей, ей казалось, что крылышки вырастаютъ за ея спиной. Еще бы! За эти дни она такъ много сдѣлала. Прежде всего она окончательно приручила и покорила Маркова. Богатырь-циникъ плясалъ по ея дудкѣ и готовъ былъ ради интимнаго свиданія съ нею обманывать кого угодно, не считаясь съ многолѣтней дружбой.
И если Грегорова Сюзанна покоряла цѣломудріемъ и застѣнчивостью въ самыя интимныя минуты любви, то на Маркова, наоборотъ, она дѣйствовала полной разнузданностью. Она хорошо поняла характеръ каждаго изъ нихъ.
- Ахъ, если-бы мою нынѣшнюю опытность на лѣтъ пятнадцать тому назадъ! - вздыхала она, самодовольно улыбаясь.
Покореніе Алексиса шло рука объ руку съ постепеннымъ возбужденіемъ ревности Грегорова.
На каждое замѣчаніе, на каждое требованіе ревнивца Сюзанна неизмѣнно отвѣчала, задорно улыбаясь:
- Свободная любовь, Мими! Твои требованія могутъ разсмѣшить разсудительнаго человѣка. Не жена же я тебѣ, въ самомъ дѣлѣ!
Этотъ отвѣтъ дѣйствовалъ на Грегорова какъ холодный душъ, и онъ переставалъ требовать и укорять.
А Сюзанна рѣшила такъ:
- Какъ видно, тихими мѣрами не приведешь его къ желанному концу. Надо дѣйствовать смѣлѣе, надо идти напроломъ. Мужчины только тогда способны на настоящія жертвы, когда этими жертвами они себя избавляютъ отъ мученій. Даже тутъ они эгоисты. Когда его ревность, его страданія станутъ невыносимыми, тогда онъ женится на мнѣ, чтобы держать меня въ рукахъ и быть спокойнымъ...
Грегоровъ ждалъ Сюзанну къ завтраку въ маленькой интимной столовой. Обо всемъ съ любовью онъ самъ позаботился. Столъ утопалъ въ цвѣтахъ и уставленъ былъ явствами - прихотью самаго утонченнаго вкуса.
Сюзанна впорхнула въ маленькую столовую свѣжая, нарядная, красивая.
Грегоровъ, наоборотъ, былъ блѣденъ и осунулся за эти дни.
- Здравствуй, мой родной! - поцѣловала его Сюзанна. - Что это, какой скверный видъ у тебя сегодня? Ты не выспался?
- Я слишкомъ много думалъ о тебѣ, Сюзанна.
- И это такъ плохо на тебя дѣйствуетъ? Нечего сказать, комплиментъ!
Завтракъ прошелъ быстро и, въ присутствіи слугъ, графъ и Сюзанна вели самую обыденную бесѣду. Онъ - попрежнему былъ задумчивъ, она же смѣялась безъ причины.
- Наконец мы одни! - страстно проговорилъ графъ Грегоровъ, когда послѣ завтрака они сидѣли рядомъ въ его кабинетѣ передъ дымившимся турецкимъ кофе.
Отодвинувъ столикъ, графъ привлекъ Сюзанну и приникъ головой къ ея груди.
- Что ты со мной дѣлаешь, Сюзанна? Я весь полонъ тобою, я весь горю. Я словно сгораю въ адскомъ пламени.
- Ты такъ меня любишь?
- Не знаю, способен-ли я на любовь такъ, какъ я ее понимаю... Все свѣтлое и прекрасное вырвано прошлымъ изъ моего сердца... Чувство къ тебѣ - это что-то новое для меня, еще неиспытанное. Что-то острое, большое, пламенное... дьявольское, сказалъ бы я однимъ словомъ. И иногда, когда я думаю и тебѣ, странныя мысли приходятъ мнѣ въ голову, какой-то бредъ... Ты кажешься мнѣ духомъ ада, воплотившимся во образъ прекрасной женщины и спустившимся на землю, чтобы меня погубить...
- Ха-ха-ха! - вмѣсто отвѣта звонко смѣялась Сюзанна. - Ха-ха-ха!
Графъ сдвинулъ брови и сморщился, какъ отъ сильной боли.
- Не надо... не смѣйся такъ...
Сюзанна сдѣлала серьезное лицо и посмотрѣла на часы.
- Ого... какъ время летитъ. Перестань ныть, Мими, и пользуйся мгновеніями счастья. Ихъ совсѣмъ не такъ много осталось, - съ ироніей проговорила она.
- Ты развѣ куда-нибудь торопишься? - встрепенулся онъ.
- Да, я сегодня приглашена на обѣдъ, - спокойно отвѣтила она.
- Куда же именно?
- Ты, право, становишься любопытенъ, какъ законный супругъ. Куда же мнѣ ѣхать? Я - актриса и ѣду къ актрисѣ.
- Может быть, я съ нею знакомъ и тоже могу поѣхать?
- Здравствуйте! Графъ Грегоровъ, и въ гостяхъ въ какой-то трущобѣ. Но, къ счастью, ты съ ней незнакомъ. Это - Бобикова, она служитъ въ моемъ театрѣ на выходахъ и вотъ рѣшила меня угостить. За мною ухаживаютъ, я вѣдь тоже "начальство" для этихъ маленькихъ созданій.
- А послѣ обѣда... ты не вернешься ко мнѣ? Я за тобой могу заѣхать.
- Нѣтъ, ты меня отъ этого, пожалуйста, избавь! А то свободная любовь превратится въ несносную узду! Я понимаю, что узду можно даже любить, если она приноситъ взамѣнъ свободы почесть, уваженіе и прочее. Но, такъ узда - это несносно! И, видишь, въ пустой болтовнѣ пролетѣло время и... мнѣ пора.
Она еще разъ посмотрѣла на часы.
- До свиданія, Мими. Завтра на дневномъ пріемѣ у баронессы фонъ-Саксъ мы увидимся и сговоримся о...
- Одну минутку, - вдругъ прервалъ ее графъ, - посиди одну минутку... Я скажу два слова по телефону и сейчасъ же вернусь... Я совсѣмъ забылъ... нужно...
- Только торопись, - послала она ему вдогонку, все поглядывая на часы.
Грегоровъ вышелъ въ коридоръ около кабинета, гдѣ обычно, когда баринъ былъ дома, въ большомъ креслѣ дремалъ Захаръ въ ожиданіи звонка.
- Что прикажете? - вскочилъ онъ.
- Сейчасъ эта барыня, - шопотомъ проговорилъ графъ, указывая на кабинетъ, - поѣдетъ куда-то. Ты поѣдешь за нею на моемъ черномъ автомобилѣ. Помни, непремѣнно на черномъ, а не на голубомъ... Потомъ вернешься... и скажешь мнѣ, гдѣ она слѣзла... Ты понял?
- Понял, ваше сіятельство.
- Только старайся, чтобы она тебя не замѣтила. Торопись, старина.
- Все будетъ исполнено, ваше сіятельство, - радостно отвѣтилъ Захаръ.
Порученіе ему было по сердцу. Онъ ненавидѣлъ бѣлокурую "дьяволиху", какъ онъ называлъ Сюзанну, и рѣшилъ, что "накроетъ" ее во что бы то ни стало. Знать, самъ графъ подозрѣваетъ недоброе, разъ посылаетъ его слѣдить. И Зазаръ заторопился.
Между тѣмъ, Грегоровъ, какъ ни въ чемъ не бывало, вернулся въ кабинетъ, онъ даже какъ-будто повеселѣлъ. Онъ подалъ Сюзаннѣ ея шляпу и нѣсколько разъ поцѣловалъ ее на прощаніе. Потомъ онъ проводилъ ее до передней, задерживая пустымъ разговоромъ, чтобы выиграть время. Наконецъ за нею захлопнулась дверь, и графъ вернулся въ свой кабинетъ. Въ нервномъ ожиданіи онъ - то ложился на оттоманку, то вскакивалъ и подбѣгалъ къ окну.
Двадцать минутъ ожиданія показались ему вѣчностью. Наконец вернулся Захаръ. На его старомъ лицѣ было написало недоумѣніе.
- Ну? Что же ты молчишь? - бросился къ нему графъ.
- Я очень вѣрно выслѣдилъ, ваше сіятельство, и поджидалъ у двери, пока госпожа не вошла.
- Но куда же?
- Вѣрится съ трудомъ, ваше сіятельство, - госпожа вошла въ маленькую квартирку графа Маркова, вашего друга, что съ отдѣльнымъ подъѣздомъ. Она меня совсѣмъ сбила съ толку... Неужели она и тамъ хороводится? - подумал я.
Блѣдный, съ загорѣвшимися глазами, графъ рѣшительно приказалъ:
- Пальто мнѣ, старина. Я это провѣрю.
Графъ подбѣжалъ къ письменному столу, досталъ маленькій, словно игрушечный, револьверъ и спряталъ его въ карманъ.
- Ваше сіятельство! - задрожалъ Захаръ. - Стоитъ-ли изъ-за такой, прости Господи...
- Молчать! - крикнул графъ. - И подай мнѣ скорѣе пальто. Я поѣду на черномъ автомобилѣ.
Черезъ минуту онъ уже мчался по направленію къ Гусеву переулку, гдѣ у его друга, графа Маркова, снята была квартира-"гарсоньеръ". Графъ Мишель дрожалъ отъ волненія, ощупывая револьверъ въ своемъ карманѣ. Онъ былъ въ такомъ состояніи, когда нервный человѣкъ на все рѣшается.
Когда онъ неистово звонилъ у дверей, то обратилъ вниманіе на ярко освѣщенныя окна.
Сквозь кружево занавѣсей и нѣжный шелкъ шторъ, свѣтъ прорывался на улицу.
Проходили минуты за минутами. Грегоровъ продолжалъ неистово звонить и стучать въ дверь, но ему не отворяли. Наконец, минут через десять, пятнадцать послышались тыжелые, лѣнивые шаги и дверь медленно отворилась. Въ темной передней передъ Грегоровымъ стоялъ заспанный денщикъ графа Маркова.
- Дома баринъ?
- Никакъ нѣтъ-съ.
- Что вы врешь, каналья! Почему-же у васъ освѣщена вся квартира?
- Виноватъ, забылъ погасить, ваше сіятельство.
- А лакей гдѣ?
- Лакей отпущенъ съ утра, графъ сегодня у тетеньки, у княгини Лариной обѣдаютъ.
- И давно онъ уѣхалъ?
- Да, съ академіи еще не возвращались, ваше сіятельство.
- Я пройду въ квартиру и напишу ему записку.
- Пожалуйте, ваше сіятельство.
- Ахъ, да... Сегодня недавно, никто не пріѣзжалъ къ графу?
- Никто, ваше сіятельство. Можетъ, тихонько звонили, а я и не слышалъ... Ихъ сіятельство соснуть мнѣ разрѣшили.
Въ полномъ недоумѣніи Грегоровъ вошелъ въ квартиру Маркова. Въ ярко освѣщенныхъ комнатахъ никого не было.
- Впрочемъ, я ничего не напишу. Ты можешь сказать, что я былъ и спрашивалъ его.
- Слушаю, ваше сіятельство.
Вернувшись домой, Грегоровъ протелефонировалъ къ княгинѣ Лариной съ просьбой позвать къ телефону графа Алексиса, но ему отвѣтили, что графъ сейчасъ за столомъ, много гостѣй и неудобно ему передать.
Подозрѣнія остались только подозрѣніями.
- Ты что это мнѣ навралъ, старина? - сердито спросилъ баринъ стараго слугу.
- Чтобы не знать мнѣ ни дна, ни покрышки, ваше сіятельство, коли я навралъ! - возмутился старикъ. - Это ужъ они какую-нибудь штуку сыграли... Да я вѣдь не одинъ... И шофферъ видѣлъ... Ну, я одинъ могъ сойти съ ума отъ старости... Такъ, вѣдь, шофферъ то же видѣлъ, что и я.
Но Грегорову уже надоѣли "допросы", они совсѣмъ не были въ его натурѣ. Ревность заставила его совершать поступки, которые въ дущѣ онъ презиралъ, и сейчасъ у него было такое чувство, словно онъ прикоснулся къ чему-то грязному, и нѣтъ воды, чтобы вымыть руки.
И опять наединѣ съ самимъ собою онъ старался анализировать свое чувство къ Сюзаннѣ. Неужели эта болѣзненная лихорадка, которая ни днем, ни ночью не даетъ ему покоя, неужели это любовь?
Онъ невольно сравнивалъ чувство къ Сюзаннѣ со своимъ первымъ чувствомъ къ женѣ... Какая разница. Тамъ царили чистота, поклоненіе, уваженіе, поэзія какая-то, доходившая до умиленія... Ахъ, если-бы Ольга не разбила его иллюзій, какъ-бы онъ былъ счастливъ до сихъ поръ!
И его глаза съ невольнымъ укоромъ поднялись къ портрету красавицы-блондинки въ бирюзовомъ бальномъ туалетѣ. Прекрасная и холодная Ундина, гордой улыбкой бросала она презрительный вызовъ цѣлому міру. Съ тѣмъ-же ледянымъ презрѣніемъ отдала она ему свою руку. Но потомъ... Въ его объятіяхъ въ сладкой тиши роскошной спальни, подъ пологомъ венеціанскихъ кружевъ, украшеннымъ графской короной, таялъ ледъ, и прекрасная Ундина превращалась въ женщину... Загорались и темнѣли ея прозрачные, не то голубые, не то зеленые, какъ воды Женевскаго озера, глаза... Въ трепетномъ дыханіи колыхалась ея роскошная грудь... И полуоткрытыя уста жгли поцѣлуями. Это было его счастье, его дорогая тайна. Съ восторгомъ и благоговѣніемъ прижималъ онъ къ своей груди страстную женщину, ту самую, что для другихъ была только... холодной, прекрасной Ундиной.
Ольга, Ольга! Зачѣмъ ты разбила волшебныя грезы... Зачѣмъ ты пробудила отъ сладкаго сна?
Нѣтъ, въ его чувствѣ къ Сюзаннѣ ничего нѣтъ общаго съ прошлымъ... Когда онъ шелъ съ Ольгой, ему казалось, что крылья выростаютъ за его спиной, передъ цѣлымъ міромъ гордился онъ обладаніемъ этой женщиной. Когда же рядомъ съ нимъ Сюзанна, какой-то невольный, можетъ быть, ложный стыдъ его охватываетъ. Ему-бы хотѣлось, чтобы никто не зналъ о его связи съ этой маленькой артисткой съ большимъ прошлымъ... Ни за что на свѣтѣ онъ не сѣлъ-бы рядомъ съ нею въ ложѣ и не поѣхалъ-бы въ открытомъ экипажѣ... Онъ себѣ представляетъ ледяную улыбку Ольги, когда она встрѣтитъ его съ госпожей Мельвиль.
- Хорошая замѣна! - скажетъ ея презрительный взглядъ.
А, между тѣмъ, какія-то прочныя нити привязываютъ его къ Сюзаннѣ, онъ пытается порвать ихъ и не можетъ. Онъ уже запутался въ слѣпой паутинѣ и трепещетъ въ ней и бьется... и не видитъ освобожденія. Его тянетъ къ этой женщинѣ, какъ пьяницу, которому только что прочли лекцію о вредѣ алкоголя, тянетъ къ бутылкѣ водки.
Сейчасъ она обманула его, онъ это чувствуетъ, хотя она и ускользнула. Но если-бы ей не удалось ускользнуть, развѣ это измѣнило-бы ихъ отношенія? Нисколько.
Измѣна Ольги оттолкнула его - это понятно. Полный иллюзіи и обожанія, онъ не ждалъ отъ гордой королевы позорнаго поступка... Онъ любилъ въ ней чистоту и неприступность, и это была "его жена".
А тутъ? Все позорное прошлое Сюзанны у него какъ на ладони и онъ угадываетъ то, что было отъ него скрыто. Больная страсть влечетъ его къ этой женщинѣ, но онъ презираетъ ее. Въ ней онъ искалъ забвенія, какъ въ полномъ бокалѣ вина, и теперь, опьяненный, онъ не можетъ побѣдить безумія, которое влечетъ его за собой въ какой-то вакхической пляскѣ. Страсть, ревность и... страшно вымолвить... развратъ - вотъ тѣ нити, которыя приковываютъ графа Грегорова къ Сюзаннѣ Мельвиль... "Опытныя" ласки постепенно развратили эстета.
Тупая боль въ сердцѣ напоминала графу объ измѣнѣ Сюзанны. Задыхаясь отъ волненія, онъ разрывалъ свой носовой платокъ и посылалъ ей проклятія. Но онъ зналъ, что не уйдетъ отъ нея, если даже уличитъ ее въ измѣнѣ.
Между тѣмъ, Сюзанна отъ графа Грегорова неосторожно помчалась прямо въ Гусевъ переулокъ, въ "гарсоньеръ" графа Маркова. Не успѣли современные "голубки" даже сѣсть къ обѣденному столу, какъ раздались сумасшедшіе звонки. Оба сразу смекнули, въ чемъ дѣло. Наскоро убрали посуду, закуски и вина, отпустили лакея, погасили огонь въ кухнѣ и черезъ проходной дворъ вышли на другую улицу, предварительно обучивъ денщика, что онъ долженъ говорить графу Грегорову... Изъ ресторана Алексисъ телефонировалъ двоюродной сестрѣ, своей большой пріятельницѣ и вѣчной помощницѣ въ шалостяхъ, княгинѣ Лариной, что говорить, если будутъ его спрашивать. Такимъ образомъ "птички улетѣли".
© О.Бебутова, 1930 г.