Объяснительная
Знаете что? Две недели при сравнительно неплохих идеях и поводах (ну вот Хеллоуин, чем не повод, а) стихи получаются ну такими ужасными, что даже писать их не хочется, зато две песни написал для дружественной группы на русском (это прорыв для меня). Поэтому вместо плохих стихов будет плохой рассказ. Мне их писать в новинку, может и вам прокатит.
Свой ад
- Умер, - Илюша вошел и тихонько прикрыл за собою дверь. На кухне воздух был сухой и теплый, совсем не то, что на улице. Было, правда, сильно дымно - Андрей Степанович курил одну за одной выпущенные должно быть еще в Союзе сигареты со злым плотным и невероятно противным на вкус дымом.
- Необычайной духовной силы был человек. Эх, отец Марк, отец Марк, - Андрей Степанович выпустил из ноздрей дым и, уткнувшись лбом в стекло, разглядывал ледяные узоры с другой его стороны, - мы и знакомы-то были всего ничего. С ребятами чего только не грабили, а тут вдруг - церковь. Ну а что? Там богато, красиво. Часть золота можно переплавить, а иконы и продать, а если понравится что - теще подарить, пущай молится, коли ей так легче. А ведь это разве грех? Ведь бога-то нет, - закончив фразу без определенной интонации Андрей Степанович обернулся к столу.
- Нет, - так же неуверенно ответил ему Ангел и пожал плечами. Глаза его ничего не выражали, кроме разве что неистовых попыток не затеряться в словах собеседника. Ангел тоже курил, но что-то явно крепче табака. Бес оживленно закивал головой, поддерживая своего визави. Он не был под кайфом, но чувствовал себя неуютно и оттого беспрерывно теребил свой потертый уже хвост.
Андрей Степанович помедлил и вдруг легонько ударил ладонью по столу, но так неожиданно, что все в комнате вздрогнули, и даже Ангел, казалось, на секунду сфокусировался. Андрей Степанович буркнул что-то и плюхнулся на табуретку, заключив в свои крепкие объятия стакан с чаем.
- Вам бы знать его, глядишь, и не были бы такими беспутными...
"Дверь мы взломали легко - на церкви сегодня всем плевать, вот и у этой дверь на соплях, замок проржавел весь. Взломали и без суматохи стали собирать, что было пригодно в дело. А мало всего оказалось, говорю вам, мы рассчитывали, больше будет. Прошли по залу, набрали всего полмешка, у алтаря побольше вышло. Я оставил ребят там, а сам заприметил дверцу в углу, думаю, надо и ее проверить.
Там-то мы с отцом Марком и познакомились. Вот ведь потянуло его молиться в ночь! Он вскинулся, высокий, худощавый, бородой от волнения грозно затряс, и говорить твердо старается, испугу не показать: "и до церкви добрались, ироды. Неужто иконы святые воровать не стыдно?" - а сам, вижу, прикрывает занавеской кушетку. На столе у него я сразу приметил пару золотых чаш и серебро не дурное. Он поймал мой взгляд и переменил свой тон: "золота мне не жалко - бери, коли совесть тебе позволяет, но иконы верни и это", - и указал на вылезающий из дырки в мешке крест.
Его смиренный прощающий тон мне не понравился. Сразу почувствовал себя пойманным на проказе мальчишкой, а это очень неприятное чувство, вот я и заартачился. "Хрена, - говорю, - тебе, поп, нравится мне крест твой". И ударил его по голове рукояткой пистолета. Свалил добро быстро в мешок, и в последний момент тот крест на глаза попался, вывалился из дырки почти полностью и теперь скреб по полу. Не знаю отчего, я разозлился и со всей силы ударил по нему ногой, расколол надвое. А едва из кельи вышел, потемнело в глазах и все. Ничего больше не помню".
Андрей Степанович залпом допил чай, подбивая пальцем со дна не растворившийся сахар. "Ну что ты молчишь! - стакан пролетел над головой Беса, от чего косматый съежился еще больше прежнего и попятился к двери, - пошел вон! И ты вали, укурок драный". Ангел бережно подхватил газету, чтобы не рассыпать разложенное добро и, вжав голову в плечи, исчез с кухни вслед за Бесом.
- Каждый день, Илюша, эта чертова зима за окном и хоть бы чем заняться. Как в тюрьме, ей богу, да и там лучше: хоть солнце видишь иногда. Правду вот люди говорят, что у каждого свой ад на том свете будет. А ты как думаешь, малый?
- Я в рай верю... и в искупление грехов, - Илюша тихо выдохнул и, удерживая слезы, чтобы не потревожить Андрея Степановича, вышел в коридор. Он не любил эти разговоры. Вот уже почти десять лет, как он жил в убогой квартире с двумя придурками и бандитом, и была у него лишь одна отдушина: раз в день он выходил в пустынный двор и шлепал по мокрому снегу на почту, справляться о судьбе отца Марка. Но теперь его не стало, значит больше не будет даже и этих прогулок. Илюша сидел на углу ванной и грел руки о воду, его знобило.
В ту ночь Илюша первым из банды нашел Андрея Степановича простертым у порога кельи. Боготворив его при жизни, после его смерти Илюша сделался отчаянный и искал быстрой кончины, дважды совершал налеты в крупном районном центре, да только вот на пулю так и не нарвался. Умер (так бывало со многими в их городе) от пьянства, замерз в поле в снегу. Отец Марк отпевал его, а до этого отпевал и Андрея Степановича - городок-то был маленький. Вот уж действительно, отец Марк был добрым и смиренным человеком, никогда он не ставил свои страсти превыше служения Господу, а потому и зла на обидчиков не держал. Недобрые языки приговаривали на это, будто бы в келье он был не один и, чтобы избежать огласки, по сговору с разбойниками представил все случившееся несчастным стечением обстоятельств.
Уже при смерти отец Марк говорил жене, "я на том свете первым делом слово замолвлю за Андрея Степановича и Илюшу, лихие они были, да не злые люди. Нынче это редко встречается. Даст Бог свидимся, и с тобой обязательно свидимся, не плачь". Вот только после смерти отцу Марку не удалось пообщаться с Господом, и встретить своих старых обидчиков, чтобы простить их в глаза тоже не получилось. Зато через год пришла к нему его жена, а спустя еще несколько лет и постаревшая церковная девка Оксана.
Прав был Андрей Степанович: и бога никакого нет, и рая нет, зато ад у каждого свой.
Свой ад
- Умер, - Илюша вошел и тихонько прикрыл за собою дверь. На кухне воздух был сухой и теплый, совсем не то, что на улице. Было, правда, сильно дымно - Андрей Степанович курил одну за одной выпущенные должно быть еще в Союзе сигареты со злым плотным и невероятно противным на вкус дымом.
- Необычайной духовной силы был человек. Эх, отец Марк, отец Марк, - Андрей Степанович выпустил из ноздрей дым и, уткнувшись лбом в стекло, разглядывал ледяные узоры с другой его стороны, - мы и знакомы-то были всего ничего. С ребятами чего только не грабили, а тут вдруг - церковь. Ну а что? Там богато, красиво. Часть золота можно переплавить, а иконы и продать, а если понравится что - теще подарить, пущай молится, коли ей так легче. А ведь это разве грех? Ведь бога-то нет, - закончив фразу без определенной интонации Андрей Степанович обернулся к столу.
- Нет, - так же неуверенно ответил ему Ангел и пожал плечами. Глаза его ничего не выражали, кроме разве что неистовых попыток не затеряться в словах собеседника. Ангел тоже курил, но что-то явно крепче табака. Бес оживленно закивал головой, поддерживая своего визави. Он не был под кайфом, но чувствовал себя неуютно и оттого беспрерывно теребил свой потертый уже хвост.
Андрей Степанович помедлил и вдруг легонько ударил ладонью по столу, но так неожиданно, что все в комнате вздрогнули, и даже Ангел, казалось, на секунду сфокусировался. Андрей Степанович буркнул что-то и плюхнулся на табуретку, заключив в свои крепкие объятия стакан с чаем.
- Вам бы знать его, глядишь, и не были бы такими беспутными...
"Дверь мы взломали легко - на церкви сегодня всем плевать, вот и у этой дверь на соплях, замок проржавел весь. Взломали и без суматохи стали собирать, что было пригодно в дело. А мало всего оказалось, говорю вам, мы рассчитывали, больше будет. Прошли по залу, набрали всего полмешка, у алтаря побольше вышло. Я оставил ребят там, а сам заприметил дверцу в углу, думаю, надо и ее проверить.
Там-то мы с отцом Марком и познакомились. Вот ведь потянуло его молиться в ночь! Он вскинулся, высокий, худощавый, бородой от волнения грозно затряс, и говорить твердо старается, испугу не показать: "и до церкви добрались, ироды. Неужто иконы святые воровать не стыдно?" - а сам, вижу, прикрывает занавеской кушетку. На столе у него я сразу приметил пару золотых чаш и серебро не дурное. Он поймал мой взгляд и переменил свой тон: "золота мне не жалко - бери, коли совесть тебе позволяет, но иконы верни и это", - и указал на вылезающий из дырки в мешке крест.
Его смиренный прощающий тон мне не понравился. Сразу почувствовал себя пойманным на проказе мальчишкой, а это очень неприятное чувство, вот я и заартачился. "Хрена, - говорю, - тебе, поп, нравится мне крест твой". И ударил его по голове рукояткой пистолета. Свалил добро быстро в мешок, и в последний момент тот крест на глаза попался, вывалился из дырки почти полностью и теперь скреб по полу. Не знаю отчего, я разозлился и со всей силы ударил по нему ногой, расколол надвое. А едва из кельи вышел, потемнело в глазах и все. Ничего больше не помню".
Андрей Степанович залпом допил чай, подбивая пальцем со дна не растворившийся сахар. "Ну что ты молчишь! - стакан пролетел над головой Беса, от чего косматый съежился еще больше прежнего и попятился к двери, - пошел вон! И ты вали, укурок драный". Ангел бережно подхватил газету, чтобы не рассыпать разложенное добро и, вжав голову в плечи, исчез с кухни вслед за Бесом.
- Каждый день, Илюша, эта чертова зима за окном и хоть бы чем заняться. Как в тюрьме, ей богу, да и там лучше: хоть солнце видишь иногда. Правду вот люди говорят, что у каждого свой ад на том свете будет. А ты как думаешь, малый?
- Я в рай верю... и в искупление грехов, - Илюша тихо выдохнул и, удерживая слезы, чтобы не потревожить Андрея Степановича, вышел в коридор. Он не любил эти разговоры. Вот уже почти десять лет, как он жил в убогой квартире с двумя придурками и бандитом, и была у него лишь одна отдушина: раз в день он выходил в пустынный двор и шлепал по мокрому снегу на почту, справляться о судьбе отца Марка. Но теперь его не стало, значит больше не будет даже и этих прогулок. Илюша сидел на углу ванной и грел руки о воду, его знобило.
В ту ночь Илюша первым из банды нашел Андрея Степановича простертым у порога кельи. Боготворив его при жизни, после его смерти Илюша сделался отчаянный и искал быстрой кончины, дважды совершал налеты в крупном районном центре, да только вот на пулю так и не нарвался. Умер (так бывало со многими в их городе) от пьянства, замерз в поле в снегу. Отец Марк отпевал его, а до этого отпевал и Андрея Степановича - городок-то был маленький. Вот уж действительно, отец Марк был добрым и смиренным человеком, никогда он не ставил свои страсти превыше служения Господу, а потому и зла на обидчиков не держал. Недобрые языки приговаривали на это, будто бы в келье он был не один и, чтобы избежать огласки, по сговору с разбойниками представил все случившееся несчастным стечением обстоятельств.
Уже при смерти отец Марк говорил жене, "я на том свете первым делом слово замолвлю за Андрея Степановича и Илюшу, лихие они были, да не злые люди. Нынче это редко встречается. Даст Бог свидимся, и с тобой обязательно свидимся, не плачь". Вот только после смерти отцу Марку не удалось пообщаться с Господом, и встретить своих старых обидчиков, чтобы простить их в глаза тоже не получилось. Зато через год пришла к нему его жена, а спустя еще несколько лет и постаревшая церковная девка Оксана.
Прав был Андрей Степанович: и бога никакого нет, и рая нет, зато ад у каждого свой.