В ТЕМНИЦУ ТЕЛА УПРЯТАНА ДУША...
29 января 1991 года, вторник
Вспомнилось, как в 1984 году, в начале июня, меня военкомат за две недели до рождения младшего сына грозил посадить на два года, а я из-за этого и другого чуть на тот свет не отправился.
[Расправиться со мной хотели за то, что зимой 1984 года я на сборах военных переводчиков посмел сказать ведущему занятия подполковнику (похвалявшемуся тем, что он в 1968 году допрашивал в Чехословакии пленного западного немца): «Вы ведёте занятия методически неправильно. Прежде чем изучать методику допроса, надо выяснить, будут ли после термоядерной войны выжившие», - имея в виду свежую тогда теорию «ядерной зимы». (Интересно, что на этих сборах в Воронеже были также ребята из Владивостока, изучавшие японский язык...) Подполковник пообещал «поговорить» со мной потом, но после занятий ничего не сказал, я об этой истории уж было забыл, но в начале июня военкомат вызвал меня через соседку (у нас телефона не было) под предлогом уточнения каких-то данных. Когда я пришёл, - без военного билета, без ничего, - мне велено было садиться в машину: она, мол, уже готова для отправки куда-то... Я понял, что живым оттуда, куда меня отвезут, не выбраться, ехать отказался, тогда подполковники стали совать мне в нос бумажку со статьёй, по которой мне грозит два года отсидки. Я всё-таки ушёл из военкомата, со мной стало плохо, потом ещё хуже, с трудом дотащился до поликлиники, кардиограмма почти инфарктная... История давняя, долгая, для меня и семьи тяжёлая (с тех пор я ненавижу советскую военную форму), выкарабкивался я к прежнему состоянию несколько месяцев, вдаваться в подробности не время и не место, а вспомнил её неспроста.]
Подумал, что у меня сила духа (т. е. воля) оказалась сильнее крепости тела.
Возможно, если бы я не сбежал тогда из больницы, меня бы уже не было в живых. Но я тогда нутром почуял, что если останусь в кардиологии, куда меня было положили, то за несколько недель, проведённых в палате, стану либо инвалидом, либо покойником. И спасла меня в основном быстрая ходьба (амбулаторные процедуры, уколы и таблетки тоже, конечно, были): я каждый день проходил по шесть километров. Я заставлял себя идти, я гнал себя вперёд, несмотря на то, что тело мне плохо подчинялось. Я подсознательно ощущал: чтобы выжить, чтобы снова нормально заработали сердце и мозг, я должен двигаться вперёд в самом прямом смысле слова.
Там, где дух и воля сильнее тела, возможна борьба с собственной судьбой, записанной линиями и точками на ладони, то есть на бренном теле. Тот же, кто силён телом (и живёт телом - телесной, животной жизнью), но слаб волей и духом, тот следует бороздам, вспаханным судьбой на его ладонях.
Дух - это синоним воли, а не душа; душа - субстанция, лишь временно обитающая в нашем теле, а дух, воля - это способность души управлять телом.
30 января, среда
...Попалась на глаза старая юридическая статья в прошлогодней газете. Просмотрел статью - и понял, почему я всегда чувствовал, что тюрьма - не про меня: моя душа уже заключена в темницу тела - и если запрятать за тюремные решётки само тело, то душа просто не выдержит двойного заключения...
В ТЕМНИЦУ ТЕЛА УПРЯТАНА ДУША...
Душа сидит в темнице тела,
Решётка рёбер давит грудь.
Чертовски жить насточертело...
Когда ж ему в последний путь?
После этого сразу вспомнил Осипа Мандельштама и Егора Лигачёва. Я сделал невозможное: впряг в эту пародию на философический стих трепетную лань (если вспомнить мандельштамовское: «Дано мне тело... в темнице мира...») и коня, вернее, ишака, упорно тянущего общенародную повозку к старому светлому будущему (как сказал великий строитель коммунизма товарище Лигачёв перед тем, как его вышибли из Политбюро его же товарищи: «Чертовски хочется поработать!», имея, очевидно, в виду, что страна ещё не до конца угроблена...).
* * *
Алогизм жизни всегда сильнее логики литературного повествования.