(no subject)
28-29 октября 2011 года, пятница-суббота
БОЛЬШОЙ ИМПЕРСКИЙ СТИЛЬ
пасквиль
...Телевизор я включил как раз в том момент, когда на сцене Большого, отчаянно маша руками, тоскливо умирал белый лебедь...
В этот напряжённый момент, не дав мне досмотреть, чем дело закончится, раздался резкий, нетерпеливый звонок в дверь.
До августовского путча история с лебедями казалась мне скучной, после путча я стал относиться к «Лебединому озеру» с понятным омерзением, перешедшим на изящные ножки маленьких лебедей с трясущихся пальцев немолодых тупорылых мужиков, которые расселись за длинным столом в ряд. Поэтому, как только раздаются первые такты танца эфемерных созданий, мне сразу хочется схватить автомат и всадить очередь хотя бы в телеэкран. Автомата у меня в квартире никогда не было, но желание ощущалось всякий раз, когда...
Впрочем, я уже повторяюсь.
Я негромко чертыхнулся и пошёл открывать: в это время, ближе к ночи, ко мне мог ломиться только сосед.
И точно: передо мной стоял он, дядя Вася-сантехник, в правой руке держа бутылку водки, в левой - два гранёных стакана.
Я давно заметил, что дядя Вася - правша: он никогда не брал бутылку левой рукой.
Дядя Вася приподнял руки вверх и торжественно провозгласил:
- Жена ушла! Это дело надо обмыть!
В первый раз, давно ещё, только вселившись в свою нынешнюю квартиру, я попался на эту удочку и сочувственно поинтересовался: «Совсем ушла?» - на что сосед снисходительно бросил: «Да нет, к соседке, но надолго», и, оттеснив меня плечом, вошёл в прихожую, ногой захлопнув за собой дверь.
С тех пор картина повторялась регулярно.
...Дядя Вася привычно прошёл в комнату, поставил стаканы на стол и налил себе полный, над вторым стаканом, как обычно, чуть наклонил горлышко бутылки и тут же поднял его обратно: не в коня корм, что напрасно лить, если этот придурок, я то есть, водку не пьёт, ему коньяк или виски подавай, и если с бутылкой этого клопомора прийти, так делить поровну придётся. А так почти вся водочка в одно горло пойдёт.
Дядя Вася ещё при Советской власти был воспитан в традиционной ориентации, он считал извращением привычку некоторых пить водку в одиночку, а потребление других спиртных напитков рассматривал как расточительное излишество.
Приняв на грудь стакан, дядя Вася сначала занюхал его рукавом, затем взял тонкий ломтик яблока, - его я, хорошо изучив привычки соседа, заранее порезал на дольки, - и отправил в рот.
Я за компанию тоже пожевал немного яблока и захотел поделиться с соседом впечатлениями о только что закончившейся реконструкции здания Большого театра:
- Вот как раз перед твоим приходом, дядь Вась (мы вообще-то почти ровесники, я даже чуть старше, но с самого начала как-то получилось, что я стал его так называть, вид у него, наверное, соответствующий был), в Большом на сцене лебедь умирал (я ткнул пальцем в сторону включенного телевизора), а на фронтоне переднего фасада вместо советского герба двуглавого орла поместили. Представляешь? - на сцене лебедь умирающий в муках предсмертных корчится, а на медальоне в центре тимпана - двуглавый орёл крылья расправил, будто это он лебедя до смерти заклевал...
Дядя Вася, успевший к тому времени допить бутылку, вдруг рассвирепел:
- Ты мне зубы не заговаривай и рот не затыкай! Типун, значит, мне, на язык, надо понимать?.. Топором грозишь мне язык отрубить? А за что? - я разговора ещё и не начинал, чтобы мне такие угрозы высказывать!..
Я опешил:
- Какие угрозы?.. какой топор, дядь Вась?.. я ничего такого не говорил, чтобы ты сразу взъярился.
- Ага, не говорил! а про типун кто сказал? будто я этого слова не знаю! да мне ещё мальчонкой бабушка моя грозила: «Типун тебе на язык!» - и рукой на двор показывала, а там под навесом чурбан с воткнутым в него топором-колуном, которым и дрова рубили, и головы курам тяпали, потому и называли топор ещё типуном, или тяпуном... Ты только что про топор сказал. У меня слух отменный, мне терять его не резон: а то вдруг жена тихонько подкрадётся, когда... ну, сам понимаешь... У меня же тогда кондрашка сразу наступит...
Я рассмеялся:
- Слушай, дядь Вась, а куры где были? там же, во дворе?
- Ну да, во дворе. А где ж им ещё быть? - пожал плечами сосед.
- Так вот твоя бабушка не о топоре говорила, а о курах, - торжествующе проговорил я. - Типун - это такой нарост на кончике языка курицы или какой другой птицы, хрящеватый. Он мешает ей пищу клевать. Очень неприятная штука, до смерти несчастную может довести.
- Смотри ты! А я всю жизнь думал, что типун - это топор!.. - подивился дядя Вася такому для себя открытию. - Теперь я жене, чуть что, буду желать этот самый типун на язык.
Разобравшись с куриным типуном, я продолжил мысль, которая волновала меня:
- Обрати внимание, какое интересное совпадение: в Большом на сцене, значит, лебедь умирающая, снаружи наверху орёл (про тимпан я на этот раз не стал ничего говорить, иначе до конца своей мысли не дожил бы), а на Красной площади труп сдохший под рубиновыми звёздами лежит.
Дядя Вася побагровел:
- Ты это того, Сергеич, не надо так про вождя-то! Хоть ты и сосед, но врежу я тебе за такие разговоры. Мне Советская власть ничего худого не сделала, одно только хорошее. Я и сейчас неплохо живу, а тогда и вовсе не бедствовал. Советская власть за народ была, а я часть народа, - расчувствовался дядя Вася и вдруг продекламировал:
Кремлёвские звёзды над нами горят,
повсюду доходит их свет!
Хорошая родина есть у ребят,
и лучше той родины нет!
Я в первом классе тоже учил когда-то наизусть этот совершенно дебильный стишок трижды гимнописца всея Руси, но он вызывает у меня совершенно противоположные чувства.
Размолвка с соседом вышла у меня впервые, до сих пор мне из чувства самосохранения... нет, пожалуй, больше из ощущения, что с таким соседом лучше говорить о вещах исключительно бытовых, удавалось избегать политических разговоров. Дядя Вася, он ведь и при Советской власти жил как у Христа за пазухой: сантехник - профессия при всякой власти нужная, а дядя Вася всегда в какой-нибудь жилищной конторе числился, а работал в основном как частник. С чего ему Советскую власть хулить? И сейчас, давно оформив пенсию, при местной жилконторе числится: чтобы знать, где и кому его услуги требуются.
Моё молчание дядя Вася истолковал по-своему, вроде как осознание вины, и примирительно проговорил:
- Ладно, Сергеич, ты не кручинься (дядя Вася, гордясь тем, что детство провёл в деревне, любил всякие заковыристые слова, считая, что они постоянно связывают его с народом), не печалься, говорю. Советская власть, она отходчивая: вот отошла ненадолго - и снова постепенно возвращается.
Только он произнёс эти слова, как в дверь снова позвонили.
- Это она! вернулась! что-то раньше времени, час всего лишь прошёл, - засуетился дядя Вася, поспешно вставил один стакан в другой, надел оба на горло бутылки, засунул её за шкаф, бросив коротко: «Потом заберу», моментально вытащил из кармана какую-то особую жвачку, кинул её в рот и только после это сделал мне отмашку рукой: открывай, мол. Сам уселся в кресло перед телевизором и сделал звук погромче.
Звонок затрезвонил непрерывно и нетерпеливо.
Я открыл дверь. На пороге стояла дородная соседка тётя Шура.
- Ты что долго не открывал, Петрович, - недовольно пробурчала она. - Мой у тебя?.. небось водку трескали? - И она поводила своими подозрительными ноздрями перед моим лицом, но не смогла учуять то, чего не было: дядя Вася успел и те капли допить, что во второй стакан по недоразумению попали.
Тётя Шура, хорошо зная моё отчество, упорно называла меня «Петровичем»: увидев однажды по телевизору какого-то мужчину в очках и лысине и с именем Петрович, который говорил совершенно непонятные её вещи, тётя Шура и меня по аналогии стала величать Петровичем. Это было вроде клейма, которе она ставила на любого подобного мужчину.
Мне и самому как-то пришлось в этом убедиться: мы с приятелем поневоле мимо неё проходили, когда она привычно на лавочке возле нашего подъезда сидела и с товарками-пенсионерками никого из проходящих мимо без язвительной реплики не пропускала. Вот и моему приятелю она кинула: «Смотри-ка! ещё один Петрович!» Я вовремя сунул приятелю кулак в бок, чтобы он язык прикусил, а потом уже объяснил, что да как.
Сам я с тётей Шурой, зная её вздорный и склочный характер, никогда не связывался. Из случайных проговорок дяди Васи во время его «собутыльных» визитов ко мне я знал, что во времена застоя тётя Шура пробавлялась тем, что покупала где-то вещи, бывшие в её городе в дефиците, и перепродавала их у себя дороже. Сейчас это называется мелким бизнесом, частным, даже индивидуальным, предпринимательством, а тогда называли спекуляцией.
Однажды, в хорошем подпитии и долгом отсутствии жены, дядя Вася в подробностях рассказал, что году в 1970-м, в июле месяце, они вдвоём, он тогда как раз отпуск летом взял, ездили в Гагру, где тётя Шура, увидев у продовольственного магазинчика памятник Шота Руставели, гордо сказала: «Это мой тёзка, Шуро Раставели!». Потом она, поставив мужа в очередь, накупила в местном универмаге бархатных ковриков немыслимой расцветки и рисунка и сбыла их в родном городе, в который торговые организации не удосужились завести южных шедевров прикладного искусства с лебедиными озёрами и старинными замками.
Говорят, что тётя Шура при желании и стукнуть куда следует способна была, но я вёл себя с ней настолько осторожно, что настучать она могла только мужу - да и то лишь по физиономии...
...Дядя Вася, дожевав жвачку, обернулся и с деланным радушием пригласил жену войти:
- Заходи! Тут как раз самое интересное, я увлёкся, не услышал, как ты звонишь.
Тетя Шура не стала церемониться:
- Дыхни! - потребовала она.
Дядя Вася изобразил покорность и с готовностью дыхнул.
На его жену понеслась гамма невообразимых запахов, напрочь заглушивших водочный. Всякими там алкозельтцерами и прочей новомодной дрянью он не пользовался принципиально: кайф портят. Главное - запах перебить.
...Когда семейная парочка покинула мои пенаты, по телевизору началась финальная часть празднества. Посмотрев пару минут, я чуть не сплюнул: давно я не видел такой концентрированной пошлости, такого изощрённого китча.
Новоимперский стиль, что тут поделаешь...
© Ник Йур, 2011