ПУСТОЕ МЕСТО
4 декабря 2012 года, вторник
ПУСТОЕ МЕСТО
повесть
По главной улице одного очень большого города плотной толпой шествовала странная процессия, больше напоминавшая похоронную. В самой её середине чинно вышагивала некая важная персона, в которой люди сведущие легко распознали бы местного градоначальника.
Постороннему же взгляду, если его можно было бы бросить на странную процессию, ничего подобного не могло открыться, потому что сверху важную персону прикрывал громадный чёрный зонт, в такт шагам покачивавшийся в руке высокого широкоплечего человека, а по бокам, спереди и сзади, градоначальника загораживали мужчины крепкого телосложения.
Все они, включая человека с зонтом, были одеты совершенно одинаково: на плечи были наброшены необычайно широкие чёрные крылатки, головы их увенчивали надвинутые на глаза чёрные же цилиндры.
Если бы не угольно-чёрный цвет, эту странную процессию можно было бы принять за гигантскую многоножку, на время покинувшую своё укрытие и деловито ползущую по самым неотложным делам, - настолько слаженными и отработанными были движения отдельных людей.
По тротуарам быстрым шагом перемещались одетые точно так же фигуры, у которых от спорой ходьбы развевались полы крылаток, отчего эти фигуры напоминали громадных хищных птиц.
Никого из посторонних на улице не было видно: горожане давно уже знали, что когда градоначальник, сопровождаемый тайной полицией, совершает регулярный променад, лучше не высовывать нос из дома.
Мало того, следовало плотно запирать входные двери, а все окна, выходящие на главную улицу, закрывать ставнями или хотя бы завешивать плотными шторами и ни в коем случае не пытаться подглядеть за градоначальником, тем паче воспользовавшись при этом подзорными трубами, у кого они ещё чудом сохранились.
Нарушение сих строгих правил неизбежно влекло за собой заключение в темницу, ибо рассматривалось как попытка покушения на жизнь градоначальника, что каралось по всей строгости и без того строгого закона.
Отдельные смельчаки, несмотря на строжайший запрет и вполне вероятный донос, наблюдали за процессией сквозь щели в ставнях и дыры в занавесках и на тайных сходках делились впечатлением об увиденном, хотя делиться-то особо и нечем было.
* * *
А когда-то, в самом начале своего правления, человек, обещавший покончить с казнокрадством и мздоимством, волокитой и бюрократизмом муниципального чиновничества, под восторженные крики населения был прямо на центральной площади единогласно избран главой города.
Первое время новый городской голова ходил окружённый толпами своих не столько сторонников, сколько поклонников, сообщавших о недостатках, которые следовало исправить в первую очередь, и обещал всем немедленное исполнение их пожеланий, хотя из обещанного не выполнял ровным счётом ничего.
Со временем как поклонников, так и сторонников становилось всё меньше, а враждебно настроенных горожан всё больше.
Городскому голове пришлось набрать себе охрану, потому что ходить по улицам города ему стало небезопасно.
Три худых молодых человека, у некоторой части населения считавшихся удальцами, даже пытались проникнуть в дом градоначальника и заколоть его кинжалами. Все трое были заблаговременно схвачены стражей и брошены в самый глубокий и сырой каземат городской крепости, где были вскорости съедены обильно кишевшими там крысами. Народ с ликованием воспринял эту новость, простые люди любят, когда жрут кого-то, а не его лично.
Потом городской голова отменил всяческие выборы, сам назначил себя градоначальником, для пущей важности присвоил себе чин тайного советника, чиновников подбирал по принципу личной преданности; кроме того, создал многочисленную тайную полицию, державшую население в страхе и под неусыпным контролем.
* * *
И вдруг этот градоначальник исчез.
Нет, горожане об исчезновении не узнали ничего - да и не могли узнать. О сиятельной пропаже был осведомлён лишь настолько узкий круг чиновных лиц, что их можно было пересчитать по пальцам руки любого из этих чиновников.
С утра ещё градоначальник был на месте, в своём громадном пустом кабинете, посетителей снисходительно принимал, бумаги разные подписывал, взглядом грозным сверкал, громы и молнии метал, - а после обеда вдруг исчез.
Никто из подчинённых не видел, куда он делся. Из кабинета не выходил, из окна не выпрыгивал.
Да и кто мог бы на него подумать, что такое серьёзное государственное лицо у всех на виду из окна сигать будет? - как напроказивший мальчишка или мелкий воришка, тем паче сбегающий от постылой невесты жених.
А даже и так: под окном всегда экипаж стоит, в полной готовности тотчас куда-либо ехать, со сменным кучером на облучке. Уж кучер непременно бы заметил, что кто-то из окна выскочил.
К тому же и шинель на месте висела. А нынче так похолодало, что без шинели на улицу никак нельзя: простудишься и заболеешь.
Подчинённые все углы в кабинете обшарили, шкафы перерыли, горы бумаг по листочку разобрали - нигде градоначальника нет, будто и не было никогда, одна только шинель да подписи на бумагах говорили о том, что был.
В камин заглянули: может, градоначальник в камин залез и там спрятался. От всех и всего сразу. Правил-то он городом настолько долго, что под конец и свихнуться мог.
Но и в камине никого не обнаружилось.
Пригласили трубочиста: а что, если градоначальника черти унести пытались, а он в трубе застрял, и они его там на произвол судьбы так и бросили?
Чертей, правда, в городе никогда живьём не наблюдалось, да они и сами опасались грозного градоначальника, может, поэтому и не показывались ему, и вообще никому, на глаза, но чем чёрт не шутит, вдруг уставший от правления градоначальник сам в трубу залез?..
С другой стороны, последнее предположение было совершенно абсурдным: градоначальник никогда не выказывал неудовлетворения тем, чем занимался почти всю жизнь, наоборот, он всяческими жульническими способами регулярно продлевал срок своего правления.
Поэтому и в каминной трубе никого обнаружено не было.
В полной растерянности подчинённые гурьбой бродили по осиротевшему кабинету, некоторые стояли у окна и задумчиво смотрели вдаль, размышляя не столько о судьбе начальника, сколько о своей собственной, другие собирались кучками и живо обсуждали сей странный случай и делали различные предположения, третьи втихомолку, тайком от всех, распихивали по карманам притягательные безделушки с внушительного стола исчезнувшего градоначальника...
Вдруг со стороны вешалки раздались весьма странные звуки, будто громадная птица крылами захлопала. Все сразу обернулись в ту сторону и увидели, что с вешалки с шумом приподнимается вверх и опускается к полу шинель градоначальника.
Подчинённых охватил неописуемый ужас, они стояли будто парализованные, не в силах сдвинуться с места и могли только наблюдать, как настежь распахнутая шинель проплывает мимо них на некотором возвышении от пола и направляется в сторону кресла градоначальника.
Внутри шинели царила пустота: ни ума, - хотя бы потому, что и головы-то не было, - ни сердца, ни души.
О душе ведь говорят: на чём душа держится. Значит, ей, душе, на чём-то держаться надо. А на чём ей в пустой шинели держаться, если там даже взгляду зацепиться не за что?..
Ну, насчёт желудка беспокойств не могло быть: известно, что шинель без еды хоть тысячу лет проживёт, главное, от пыли её регулярно очищать и смотреть, чтобы моль не заводилась, которая и сама добрым сукном полакомиться не прочь.
Можно было предположить, что внутри шинели находится невидимое тело, - кто его знает, вдруг могущественный градоначальник и такими чудесами уже овладел, - но когда один из рукавов при взмахе случайно пронёсся над воротником, над которым должна была восседать голова, все увидели, что рукав не встретил никаких препятствий: головы, даже невидимой, точно не было.
Шинель проплыла по воздуху мимо обезумевших от страха чиновников и уселась в кресло градоначальника в такой точно позе, как и сам он.
После этого с чиновников сошло оцепенение, они сломя голову ринулись вон.
Отталкивая друг друга, чиновники сразу по нескольку слипшихся в одно целое тел принялись протискиваться сквозь дверь и, выбравшись из кабинета без части пуговиц, зато с оторванными карманами, немедленно захлопнули её за собой.
Покинуть Дом Правления чиновники не решились - да и нельзя им было оттуда уходить: если народ прознает, что градоначальник бесследно исчез, им очень не поздоровится.
Собравшись кучкой, чиновники принялись обсуждать, что им предпринять в сложившейся ситуации.
Один из чиновников отважился заглянуть в замочную скважину и увидел, что шинель сидит в кресле, рукава положив на стол точь-в-точь как их градоначальник.
Другой чиновник вспомнил вдруг, что градоначальник эту шинель себе совсем недавно справил, из дорогого аглицкого сукна особой выделки.
Остальные чиновники только недоуменно пожали плечами: на то он и градоначальник, чтобы дорогую добротную одежду носить.
Но чиновник не унялся и сообщил прочим о беседе со своим закадычным приятелем, который служит по части закордонных дел и общается с разными людьми из диковинных стран.
«Так вот, - поделился чиновник полученными от приятеля знаниями, - в одной заморской стране вроде бы произрастает некое диковинное растение неописуемой красоты, которое ловит в свои громадные, широко распахнутые благоухающие цветы различных насекомых, привлечённых сладким запахом, и высасывает из них все соки. То растение даже малых птах способно заманить: залетит пташка с ноготок размером в цветок, а он раз - и захлопнется. Пташка бьётся-бьётся, никак выбраться не может и погибает самым жутким образом, только смятые перья да переломанные косточки от неё остаются».
Чиновники выслушали рассказ с большим интересом, но не могли взять в толк, какое отношение он имеет к их случаю.
«А вот какое, - сказал чиновник. - А что, если овец для этого сукна в той же заморской стране вырастили, овцы растения эти поедали, а шерсть овечья свойства растений переняла - и теперь вот шинель, изготовленная из шерсти тех овец, градоначальника нашего и съела?»
На него в ужасе замахали руками: что ты! что ты! как такое может быть, ведь хоть какие-то следы должны были остаться, ты же сам про несчастных птичек рассказал, а тут ни капли крови, ни клока волос, ни зуба щербатого, ни даже подошвы от штиблет - неужели и это всё съедобное?
Чиновник только руками развёл: на это у него не было никакого разумного ответа, сплошная мистика и неразрешимая загадка. Всеядная шинель какая-то...
Третий чиновник высказал робкое предположение, что градоначальник неким загадочным образом без остатка растворился в воздухе, а воздух тот полностью впитала в себя висевшая на вешалке шинель: то есть шинель - это и есть градоначальник.
Прочие чиновники зло высмеяли выдумщика, однако тут же принялись чесать себе затылки, недоверчиво вздёргивать головой, издавая при этом звуки, похожие на смущённое кряхтение.
Немного поразмышляв, все пришли к выводу, что раз ни они сами, ни отечественная наука ещё не в состоянии объяснить столь странные и загадочные явления, следует полностью положиться на волю Божию, которой подведомственно всё на свете, в том числе и разные необъяснимые случаи.
«Чем чёрт не шутит, - сказал наконец один из сомневавшихся, - разные чудные вещи в мире случаются. Во всяком случае, градоначальник отсутствует полностью, а шинель его наличествует в целости и сохранности. И в добром здравии, если можно так выразиться. Впитала она в себя его плоть или нет, мы определить никак не можем, ясно одно, что суть осталась».
Все остальные чиновники обрадовались столь изящному и мудрому подходу к неразрешимой задаче и согласились считать шинель исчезнувшим градоначальником.
«А как мы к нему... то есть к ней... обращаться будем?» - вдруг задал кто-то резонный вопрос.
«Очень просто, - ответствовал старый опытный чиновник, - раз это шинель тайного советника, стало быть, согласно табели о рангах, полагается обращение „Ваше превосходительство“».
Потолкавшись немного перед дверью, чиновники решили всё-таки зайти в кабинет, но никто не хотел рискнуть быть первым.
Один из них ещё раз глянул сквозь замочную скважину и сообщил собратьям, что шинель сидит в той же позе, положив рукава на стол.
Тут один из чиновников воскликнул: «Так в этой позе их превосходительство обычно бумаги на подпись ожидали-с!» - и тут же с испугу закрыл себе ладонью рот, будто пустая шинель могла что-то услышать.
Все разом закивали головами, подтверждая друг другу, что так оно и есть.
Срочно отыскали бумаги, готовые для подписи, положили их в соответствующую папку, насильно воткнули папку в руки самого тщедушного чиновника и, напутствуя его ободряющими словами «да не съест же он тебя, в самом деле!», открыли дверь и втолкнули несчастного в кабинет, тотчас же плотно закрыв её.
«А если и съест каким-то образом, невелика потеря, - подумал каждый из чиновников, - лишь бы не меня».
Один из них прильнул к замочной скважине и внятным шёпотом докладывал другим о том, что происходило по ту сторону двери.
А в кабинете происходило следующее.
Когда трясущийся от страха чиновник оказался внутри, он сначала не решался поднять глаз на шинель своего начальника, затем, понукаемый шёпотом коллег, всё-таки посмотрел в сторону стола и увидел, что шинель слегка приподняла рукава, как бы приглашая чиновника подойти ближе.
Чиновник слегка приободрился и, не переставая отвешивать привычные поклоны, приблизился к столу, пожелав их превосходительству здравия.
Воротник шинели благосклонно опустился к груди и сразу вернулся в прежнее положение, словно отсутствовавшей головой кивнув. Рукава шинели вытянулись в сторону чиновника, будто хотели принять бумаги на подпись.
Чиновник был хоть и тщедушным, но смышлёным, и стал вытаскивать из папки одну бумагу за другой и класть их на стол прямо перед шинелью.
Воротник склонился над бумагами и на некоторое время замер в таком положении. Затем поднялся правый рукав и стал водить обшлагом над каждой бумагой, как это делал градоначальник, подписывая их. Но никаких подписей на бумагах не оставалось.
Тогда сообразительный чиновник почтительно сказал шинели: «Ваше превосходительство, дозвольте-с штампики сделать с копией вашей подписи и резолюциями «Одобрить», «Поставить на вид», «Отказать» и прочее и ставить их на бумагах по вашему указанию». Шинель одобрительно закивала воротником.
Чиновник опрометью выскочил из кабинета и рассказал коллегам всё в мельчайших подробностях.
В приёмную градоначальника был срочно вызван опытный гравёр, которому велено было немедленно изготовить такие штампики: их превосходительство решили, мол, больше не утруждать себя маранием рук чернилами, а захотели перейти на более прогрессивный способ, практикуемый ныне в самых передовых странах Европы.
Гравёру, конечно, и не вздумали сказать, что произошло на самом деле, однако на всякий случай заключили под строгий домашний арест: если горожане прознают, что ненавистного градоначальника больше нет, им тоже не поздоровится за казнокрадство, мздоимство, хамство, мордобой и просто нерадивое исполнение прямых служебных обязанностей. Нового градоначальника потребуют или того хуже, взбунтуются и сами изберут себе городского голову, а их всех в сырые темницы крысам на съедение кинут.
* * *
Чиновники быстро усвоили, что жесты шинели полностью копируют жесты градоначальника, будто он действительно без остатка растворился в ней.
Например, стоило шинели махнуть одним рукавом - и чиновник, которому по штату положено было, давай строчить указы, махнёт другим рукавом, бумаги для ознакомления подавали.
А уж если шинель воротник свой набок поворачивала, будто голова ухо подставляет, чиновники по очереди нашёптывали поверх воротника доносы на неугодных горожан, не забывая при этом и друг на друга наябедничать.
Когда шинель поднималась из кресла и, положив правый рукав на грудь, будто рука за лацкан засунута, становилась рядом со столом, это означало готовность начать приём посетителей, коими теперь могли быть лишь чиновники, посвящённые в страшную тайну, а от простых посетителей принимали только письменные прошения, для которых завели на почте специальный ящик.
Жест, когда левый рукав своим обшлагом касался правого плеча, а правый рукав был вытянут вперёд, развёрнут кверху и полусогнут в локте, весьма недвусмысленно означал: в просьбе подателю прошения отказать, немедленно гнать взашей, - после чего особый чиновник, крепкий на руку и скорый на расправу, выкидывал подателя сей бумаги вон, несмотря на то, что им был тоже чиновник.
После такого жеста беднягу за недосмотр понижали в должности: надо понимать, какие бумаги можно предъявлять, а какие - нет.
Чиновников, однако, продолжали терзать сомнения, не дьявольские ли это штучки, не чёрт ли вселился в шинель их бывшего начальника, а теперь потешается над ними, в превеликой точности копируя жесты и поведение тайного советника.
И продолжались эти сомнения до тех пор, пока из-за окон не донёсся вечерний звон колоколов.
В тот же момент шинель резво поднялась с кресла и оборотилась в сторону красного угла, по прихоти прежнего градоначальника оборудованного прямо в кабинете: градоначальник отличался высокой набожностью и всякий подходящий момент любил демонстрировать её подчинённым как образец для подражания.
Повернувшись к оторопевшим от неожиданности чиновникам спиной, шинель принялась отвешивать перед иконами поклоны, обшлаг правого рукава её совершал размашистые движения, словно творил крестное знамение.
Чиновники пришли в себя и, вздохнув с облегчением, последовали примеру шинели: стало ясно, что чёртом тут и не пахнет, какой же чёрт примется обмана даже ради Богу молиться?..
Супруге решили ничего не сообщать о нынешнем состоянии её мужа: она хоть и была законной женой градоначальника, но за некоторой ненадобностью давно жила отдельно и совсем перестала видеться с ним.
* * *
Вскоре, ощутив себя полновластным начальником над всем и вся в городе, шинель возжелала совершать ежедневный променад: проветриться, так сказать.
Вот тут-то и крылась главная опасность: по городу и так уже поползли слухи, будто градоначальник то ли заболел, то ли вовсе помер, раз он много дней не показывается вместе со своей процессией, столь напоминающей похоронную.
А слухи всегда чреваты.
Однако делать было нечего, желание начальника есть закон для подчинённого - и чиновники стали придумывать, как выйти из сей затруднительной ситуации: шинель, очевидно, не осознаёт, что со стороны, да человеку непосвящённому, она предстаёт простой шинелью, не надетой на человеческую плоть, и может вызвать изумление, кривотолки, в конце концов привести к массовому бунту, если горожане вдруг прознают, что градоначальника давно нет, а вместо него орудует кучка жуликоватых чиновников.
Глашатаями было широко объявлено ждущему разъяснительных сообщений населению, что градоначальник некоторое время отсутствовал в городе по причине важного и срочного визита в столицу, теперь вернулся и, несмотря на то, что сообщники тех трёх заговорщиков, которые покушались на жизнь градоначальника, успели сбежать и потому смертельная опасность для градоначальника сохраняется, их превосходительство, будучи человеком не робкого десятка, отважился возобновить привычный всем обход города, дабы самолично полюбоваться результатами своего правления.
Чиновники решили всё делать по-простому, как и прежде, будто ничего не произошло...
...И вот по главной улице города снова шествовала странная процессия. В самой её середине, будто некая важная персона, чинно колыхалась шинель градоначальника, которую сверху прикрывал громадный чёрный зонт в руке высокого широкоплечего человека, а по бокам, спереди и сзади шинель загораживали совершенно не допускавшие постороннего взгляда мужчины крепкого телосложения в необычно широких чёрных крылатках, наброшенных на плечи, с надвинутыми на глаза чёрными цилиндрами.
Всё было устроено так, что никто не мог видеть болтающихся при ходьбе пустых рукавов, покачивавшегося на некотором расстоянии от брусчатой мостовой низа шинели и, самое главное, того, что над воротником не возвышалась голова: отсутствие головы у начальника, по всем приметам, весьма дурной признак, могущий привести к самым непредсказуемым последствиям.
По тротуарам быстрым шагом перемещались чёрные фигуры с развевавшимися полами крылаток, отчего эти фигуры напоминали громадных хищных птиц...
* * *
Говорят, что эту странную процессию, больше напоминающую похоронную, до сих пор можно видеть на улице того странного города...
30 ноября - 4 декабря 2012 года
© Ник Йур, 2012