(no subject)
Я должна это написать. Должна помнить. Мне трудно это объяснить, но я должна помнить это - нашу последнюю прогулку, последний день...
До вторника я еще как-то держалась. Возможно, это был шок. Я ведь упорно ничего не хотела видеть и никого не хотела слушать. Я не могла даже мысли допустить, что Шерреньку придется усыпить. И после пятницы я была в шоке, а может надеялась на что-то... На какое-то чудо. Хотя оглядываясь назад, я понимаю, что Шеррька медленно угасала.
А вот вторник позвонил врач и сказал, что это произойдет в четверг. И тогда я поняла, что это действительно все. Вечером взяла собак и дошла до аллейки. Их любимой. Куда мы не ходили последнее время, потому что Шеррьке было тяжело, и я ее берегла. Дура... Лучше бы я ее повела туда лишний раз, а не берегла. Шеррька еле дошла, каждые несколько шагов падала, а потом валялась на травке. И попыталась кинуться на ежика. Она вдыхала запах травы, ложилась на спину, ползла по траве и лизала мне руки. Мы там были наверное часа 2. А в среду утром она сама повела меня туда. Как будто знала, что это в последний раз. И снова лежала на траве, прогнала ворон и даже немного порыла ямку. Она почти не ходила. Только лежала и вдыхала запах травы. Она знала, что это в последний раз. Я не могу объяснить, почему я так в этом уверена, но она знала. Так же как ночью знала, что это последняя ночная прогулка...
Мы вернулись домой, но по лестнице она уже подняться не смогла, и потом уже не вставала. Я кормила ее в среду с руки и подносила миску с водой. Я ничего не могла делать. Сидела рядом с ней и ревела, а она начинала слизывать мои слезы. И лизать руки и лицо, так отчаянно, словно хотела меня успокоить, или попрощаться, а возможно просила не делать этого... Я никогда не узнаю. Я тоже ей говорила. Немного. Всего несколько предложений. Снова и снова. И молилась, чтобы она меня поняла.
Она так и не поднялась до четверга. Утром вышла еле-еле на улицу и сразу вернулась домой. Я убирала квартиру, но все время делала перерывы и садилась рядом с ней. И она снова лизала мне руки и лицо. Потом пришла бабушка. Шерря вышла к ней и легла под дверью.
А когда приехал врач, она сама встала, пошла в мамину комнату и залезла на диван. Когда он достал шприц, Шеррька задрожала. Я села рядом с ней, и она успокоилась. Обычно у нее начиналась паника, когда она видела лекарства, шприцы, бинты и т.д. А тут... Укол оказался чуть-чуть болезненный, Шерря заскулила и спрыгнула с дивана. Но тут же села. Я сидела рядом с ней несколько минут, а потом мы положили ее на кровать, и она начала засыпать. Я ее все время гладила и говорила с ней. А когда врач сказал, чтобы я вышла из комнаты и я начала вставать, она попыталась дотрунуться до меня лапой и ткнулась носом в руку...
До вторника я еще как-то держалась. Возможно, это был шок. Я ведь упорно ничего не хотела видеть и никого не хотела слушать. Я не могла даже мысли допустить, что Шерреньку придется усыпить. И после пятницы я была в шоке, а может надеялась на что-то... На какое-то чудо. Хотя оглядываясь назад, я понимаю, что Шеррька медленно угасала.
А вот вторник позвонил врач и сказал, что это произойдет в четверг. И тогда я поняла, что это действительно все. Вечером взяла собак и дошла до аллейки. Их любимой. Куда мы не ходили последнее время, потому что Шеррьке было тяжело, и я ее берегла. Дура... Лучше бы я ее повела туда лишний раз, а не берегла. Шеррька еле дошла, каждые несколько шагов падала, а потом валялась на травке. И попыталась кинуться на ежика. Она вдыхала запах травы, ложилась на спину, ползла по траве и лизала мне руки. Мы там были наверное часа 2. А в среду утром она сама повела меня туда. Как будто знала, что это в последний раз. И снова лежала на траве, прогнала ворон и даже немного порыла ямку. Она почти не ходила. Только лежала и вдыхала запах травы. Она знала, что это в последний раз. Я не могу объяснить, почему я так в этом уверена, но она знала. Так же как ночью знала, что это последняя ночная прогулка...
Мы вернулись домой, но по лестнице она уже подняться не смогла, и потом уже не вставала. Я кормила ее в среду с руки и подносила миску с водой. Я ничего не могла делать. Сидела рядом с ней и ревела, а она начинала слизывать мои слезы. И лизать руки и лицо, так отчаянно, словно хотела меня успокоить, или попрощаться, а возможно просила не делать этого... Я никогда не узнаю. Я тоже ей говорила. Немного. Всего несколько предложений. Снова и снова. И молилась, чтобы она меня поняла.
Она так и не поднялась до четверга. Утром вышла еле-еле на улицу и сразу вернулась домой. Я убирала квартиру, но все время делала перерывы и садилась рядом с ней. И она снова лизала мне руки и лицо. Потом пришла бабушка. Шерря вышла к ней и легла под дверью.
А когда приехал врач, она сама встала, пошла в мамину комнату и залезла на диван. Когда он достал шприц, Шеррька задрожала. Я села рядом с ней, и она успокоилась. Обычно у нее начиналась паника, когда она видела лекарства, шприцы, бинты и т.д. А тут... Укол оказался чуть-чуть болезненный, Шерря заскулила и спрыгнула с дивана. Но тут же села. Я сидела рядом с ней несколько минут, а потом мы положили ее на кровать, и она начала засыпать. Я ее все время гладила и говорила с ней. А когда врач сказал, чтобы я вышла из комнаты и я начала вставать, она попыталась дотрунуться до меня лапой и ткнулась носом в руку...