Г. В. Вызинский. "Англия в XVIII столетии"
Генрих Викентьевич Вызинский (1834-1879) - российский историк, профессор Московского университета. После окончания историко-филологического факультета Московского университета (1854) для получения степени магистра был направлен за границу. Его публичные лекции "Англия в XVIII столетии" были частично напечатаны в Отечественных записках [1860, том 131 и 132] и вышли отдельным изданием в Санкт-Петербурге в 1860-1861 гг.
За сто лет до Французской революции в Англии закончилась другая революция, не менее важная. В последних числах декабря 1688-го года, среди ночи и густого тумана, последний король из дома Стюартов Яков II [Джеймс II - английский король в 1685-1688 г.] тайком оставил свой дворец и бежал во Францию, ища в ней убежища и спасения. С противоположной стороны в Лондон вступали шотландские и голландские полки, а вслед за ними вошёл в столицу и сам Вильгельм Оранский, явившийся в Англию по призыву нации…
Англиканская церковь создала идеальную теорию рабства. Ежедневно с 10 тысяч кафедр епископальное духовенство говорило, что король - выше всяких законов; что ничто в мире не может связывать его волю; что никакое нарушение прав, никакое насилие, никакая жестокость со стороны короля не дают народу право сопротивляться ему физической силой.
Если что-нибудь может отвратить человека от революции, то это вид той готовности к рабству [!], того добровольного наслаждения в рабстве [!], которое почти всегда следует за революциями. [!] Однако политическое учение церкви вовсе не казалось рабским торийским джентльменам. Возвышая того, кто был их естественным покровителем, главою их церкви и главою их партии, это учение возвышало их самих, давало им значение и власть.
Торийские джентри ненавидели деспотизм. Но ещё больше они ненавидели своих политических противников - вигов. Виги, хотя они и были приверженцами монархии, считали королевскую власть не божественным, а земным, человеческим учреждением, установленным страной для общего блага всех её граждан. Они утверждали, что монархия должна быть ограничена законом [и что народ имеет право на вооружённое восстание против короля, если монарх нарушает законы и условия "договора" между королём и народом].
В конце правления Карла II [Чарлз II - английский король в 1660-1685 гг.] в Англии появилась новая опасность: Карл II не имел законных детей, так что престол должен был перейти к его брату Якову II [Джеймс II - английский король в 1685-1688 г.], который был ревностным католиком. Виги сделали всё, что могли, чтобы не допустить "паписта" к престолонаследию. Но они проиграли. Новый король фактически стал главой партии ториев. Виги подвергались преследованиям, а после безумного восстания и казни герцога Монмута [James Scott, 1st Duke of Monmouth, 1649-1685] партия вигов была окончательно подавлена казнями, тюрьмами и конфискациями. Парламент, созванный новым королём, показал редкий в истории Англии пример рабства…
Между англичанами существовало твёрдое убеждение, что католик, там где дело шло об интересах его церкви, считал себя свободным от всех обычных правил нравственности. [!] И это вероисповедание Яков II хотел теперь восстановить в Англии! Во всех обстоятельствах жизни тори были верны королю и [англиканской] церкви. И вот теперь этой церкви, которая внушала им такое благоговение, угрожала опасность от короны! …
В своей борьбе против [англиканской] церкви король решил использовать диссентеров [то есть людей, которые не принадлежали к государственной церкви и которых официальная церковь преследовала]. Яков II, минуя парламент, от своего имени издал Закон о веротерпимости, который предполагал полную свободу и для диссентеров, и для католиков. Но диссентеры не поддались искушению отомстить официальной церкви за прошлые обиды - потому что не могли допустить восстановления в Англии католицизма…
Уже все основы политической свободы были подорваны, уже исконные учреждения английской нации были заражены порчею, уже армия была наполнена папистами, а в Государственном совете заседали католики и иезуиты… Знамя свободы подняли епископы [!] За ними последовали, объединившись. и виги, и тори, и диссентеры! Виги поняли, что теперь настало их время, что вся нация была теперь с ними…
Некоторое время противники Якова надеялись на смерть уже немолодого короля-католика, после чего трон Англии заняла бы его дочь-протестантка Мария [супруга Вильгельма Оранского]. Однако в 1688-м году у 55-летнего Якова II неожиданно родился сын, и это событие послужило толчком к перевороту.
Несколько светских лордов и несколько епископов призвали из Голландии Вильгельма Оранского [он был женат на дочери Якова II]. Вильгельм явился. Яков бежал. "Славная революция" [о необходимости которой всё время говорили виги] свершилась.
Англичане нашего времени [1860] смотрят на царствование Вильгельма III [William III] как на эпоху, в которую утвердилась их политическая свобода и положено было начало их нынешнему [1860] величию… Но чувства потомков не были чувствами современников Вильгельма III, которые не умели в должной мере оценить всех заслуг Вильгельма, признаваемых теперь их правнуками… Добыть свободу оказалось легче, чем пользоваться ею…
Всякая революция, произведённая во имя общего блага и общей пользы, возбуждает сангвинические надежды. [!] Нация, которая решается опрокинуть то, что в продолжение нескольких столетий составляло предмет общего уважения, надеется, что созданное революцией новое правительство немедленно положит конец всем бедствиям и страданиям, искоренит всякое зло, залечит старые раны, удовлетворит все желания и осуществит все мечты счастия… Но чем больше надежд и ожиданий возбуждает новое правительство, тем строже, тем требовательнее к нему делается нация. Она беспощадна к его ошибкам; даже трудности и опасности, которым оно подвергается, вменяются ему в преступление…
Многолетняя континентальная война сопровождалась частыми неудачами, истощала средства страны, уменьшала её народонаселение, останавливала торговлю, убивала промышленность и дала начало государственному долгу Англии. Сумма этого долга в наше время [1860] возбудила бы презрительную улыбку у английского министра финансов, но тогда [1789-1802] она приводила в уныние всех граждан и внушала им постоянное опасение банкротства.
Упоение восторга, последовавшее за бегством Якова и вступлением в Лондон Вильгельма, продолжалось недолго. По всегдашнему закону жизни, после прилива приходит отлив, после бурной радости возникает реакция противоположного чувства. Перемирие между тори и вигами, между епископами и диссентерами кончилось, союз их распался, и старая вражда вспыхнула с прежней силою.
До тех пор, пока во Франции жили сын и внуки изгнанного Стюарта, якобиты не переставали надеяться на их возвращение и сохраняли чувство вражды к новой династии.
Потомки изгнанного и умершего в 1701-м году Якова II: сын Яков ("старый претендент") и внуки: Карл ("молодой претендент") и кардинал Генрих Стюарт - продолжали претендовать на английский престол и возглавлять партию якобитов вплоть до пресечения дома Стюартов (1807).
История не представляет другого примера такой упорной и такой бескорыстной верности потерянному делу [!]
Всё царствование Вильгельма III наполнено было якобитскими заговорами. Ни на одного государя не сделано было столько покушений. Ежегодно убийцы переплывали Канал [Ла-Манш] и искали удобного случая для исполнения своих замыслов. Необходимым следствием этого была строгость нового правительства. Конца не было домашним обыскам, допросам, политическим процессам и казням заговорщиков… Нация надеялась, что с воцарением Вильгельма наступит наконец время свободы, а вместо этого она встретила стеснения, к которым не всегда прибегал даже изгнанный тиран. [!] Такова бывает роковая участь правительства, созданного революцией и лишённого той силы, которую даёт многолетняя давность и законность. По несчастной необходимости, оно вынуждено во имя свободы ограничивать самую свободу…
Даже те тори, которые поддерживали Вильгельма, в глубине души не считали его законным королём. Они поддерживали Вильгельма в минуту опасности, но в обыкновенное время они образовывали ему оппозицию в парламенте.
Главным недостатком Вильгельма в глазах англичан было то, что он был иностранец.
Они не могли понять, что только иностранец мог спасти их от гражданской войны - неизбежной, если бы трон занял местный кандидат…
Талантливый и опытный политик, в исполнении важных государственных дел Вильгельм не имел себе равных между своими современниками. Даже после поражений он становился ещё сильнее… Вильгельм был способнее спасти английскую нацию, нежели понравиться ей [!] … В его обращении с людьми было что-то чрезвычайно холодное, сухое, сдержанное и отталкивающее… Никакие общественные увеселения не существовали для Вильгельма. Он не интересовался литературой и искусством и никогда в жизни не был в театре. Мысль его занимали исключительно военные и политические дела. Охота была его единственным развлечением.
Переворот 1688-го года доставил вигам власть в государстве - естественно, что они пламенно желали отомстить ториям за прошлые унижения и обиды. Виги ожидали, что Вильгельм поможет им в этом. Но они ошиблись. По характеру своему, он не годился быть мстительным ревнителем какой-либо партии. В его характере было какое-то холодное милосердие [!] и равнодушное снисхождение [!], которое редко примиряло с ним прощённых врагов и часто раздражало его приверженцев. Вильгельм не мог назначать на государственные должности только вигов, потому что тори составляли половину парламента. Поэтому он решил быть примирителем и посредником между двумя враждующими партиями. Следствием такого положения дел был недостаток единодушия в министерстве и дурной ход управления…
Каким же образом мог удержаться на престоле король до такой степени непопулярный - король, которому грозили бесчисленные [явные и тайные] враги и опасности? Главную поддержку оказывал ему изгнанный король Яков II [!] В своих манифестах и прокламациях Яков не решался дать ни одного обещания в том, что, в случае победы якобитов, он будет управлять конституционным образом. Наоборот! Он грозил жестокой местью всем участникам революционного переворота. В своей жажде мести он не забыл даже рыбаков, которые обобрали его во время его бегства [предоставив ему свои суда]. После каждой прокламации Якова нация убеждалась, что, в случае реставрации, вторичная его тирания будет ещё хуже прежней и что единственное спасение нация могла видеть только в Вильгельме. Каждый раз, когда Англии угрожала высадка французов, вся нация вставала на защиту Вильгельма.
Политические люди того времени были глубоко испорчены, что всегда бывает после переворотов в государстве. Времена были тревожные. Густое облако покрывало будущность. [!] Самые проницательные политики не могли ясно предвидеть, что случится в следующие три месяца. Поэтому, открыто поддерживая одну сторону, они имели тайные контакты и с другой стороной…
[В области международной политики] Вильгельм считал своей задачей борьбу против Франции, защиту протестантских интересов и политического равновесия в Европе.
Наконец, тяжёлая война на Континенте закончилась. Три дня продолжались празднества, фейерверки и иллюминации, народные пиры и скачки. С того памятного дня, когда [после суровой диктатуры Кромвеля] вся нация приветствовала возвращавшегося из изгнания Карла II [Чарлз II - английский король в 1660-1685 гг.], никогда ещё не бывало в Англии такой радости.
Англия нуждалась в мире. Средства были истощены, торговля - в упадке, кредит - подорван. Государственный долг в 16 миллионов фунтов стерлингов обременял её финансы, народонаселение уменьшилось, налоги утроились… Английская нация ожидала, что после войны Вильгельм сделает интересы Англии и её процветание исключительным предметом своего попечения. Но взоры его по-прежнему были устремлены на Континент и внимание его было поглощено европейской политикой.
Два столетия Франция была вождём цивилизации на Континенте. Французские идеи наполняли мир; французский язык слышался в каждом уголке Европы; французская литература услаждала жизнь сотен тысяч людей во многих странах; французские обычаи смягчали грубость славянских и германских натур; французские учреждения осчастливили собою род человеческий. [?!] Однако дорого пришлось платить Европе за французские уроки! Не одни только цветы дарила Франция Европе, но и тернии. [!] По несчастному закону жизни, всякое человеческое дело имеет и хорошую, и дурную сторону. Добро часто бывает сопряжено со злом, а зло часто бывает чувствительнее, чем добро… О будущем мы можем делать только догадки, но прошедшее и настоящее доступно для нас, осязательно. Всё, что было сделано Францией до сих пор [1860], не возбуждает в нас особенного желания чрезмерно радоваться её высокому предназначению и превозносить её великую историческую миссию… Может быть, то, что кажется вредом в настоящем, окажется благом в будущем, но сегодня мы не можем называть чёрное белым ради будущих, ещё не известных нам благ. [!] По странной игре случая, роль цивилизатора Европы выпала на долю нации воинственной, одержимой разрушительными инстинктами и постоянной страстью к завоеваниям, победам и воинской славе… [!] Французская нация начала исполнять предназначенную ей роль средствами, никак не напоминающими собой цивилизации, - войной, кровавыми битвами, осадой городов, огнём и разорением… На конце штыков проникали в Европу французские идеи. Два десятка войн понадобилось Франции, чтобы осуществить свою "гуманную" миссию… Замечательно, что особенное влечение распространять повсюду свободу чувствует нация, которая сама до сих пор [1860] не обнаружила большой способности к свободе, а, напротив, обнаружила способность к военной дисциплине и к военному искусству… Возможно, что французы станут в будущем свободными гражданами, но сегодня [1860] они способны быть только солдатами… Замечательно, что Франция, которая много заботится о свободе в других странах, мало заботится о свободе в своей стране и распространяет либеральные идеи теми же средствами, какими солдаты Людовика XIV [и Наполеона Бонапарта] распространяли свою цивилизацию… Замечательно, что Франция испытывает желание "освобождать" другие нации, в то время как сама она находится под гнётом олигархов и под грубым владычеством военного диктатора… [!]
Европейцы вынуждены были защищать независимость своих государств против Людовика XIV [французский король в 1643-1715 гг.] такими же средствами, которыми он боролся с ними, и тоже завели у себя постоянную армию, в высшей степени централизованное управление и фискальную премудрость, выжимающую из нации все соки…
То, что французские солдаты способны были проливать свою [и чужую] кровь за идеи, внушённые им по команде их генералами, - это очень трогательно, но это очень дорого стоило Европе…
Какие же последствия принесли с собой громадные наполеоновские войны во имя свободы и цивилизации? Это правда, что солдаты Наполеона, пройдя вдоль и поперёк всю Европу, оставили в ней рациональное гражданское право и [потенциально] хорошие судебные учреждения. Но вместе в тем [не говоря уже о миллионах загубленных жизней] Наполеон довёл до последних пределов административную централизацию и дал полицейской системе и бюрократии небывалое доселе развитие.
В конце XVII столетия завоевательные стремления Франции были опаснее для европейских стран, чем теперь.
Людовик XIV [французский король в 1643-1715 гг.] был воплощением французской нации и соединял в себе все хорошие и дурные её стороны. Его характер, склад его ума, его стремления совпадали как нельзя лучше с духом, с инстинктами, и желаниями французской нации. Никакими договорами и клятвами нельзя было связать этого человека. Он нарушал без стыда и совести самые священные обязательства, если только дело шло о его выгоде. Однако даже вероломство Людовика возбуждало меньше ненависти, чем его наглость и хвастовство, с которым он постоянно напоминал соседям о своём величии и об их ничтожности… [!] Сильная своим единством, Франция жаждала для себя внешней деятельности. Гром военной славы постоянно заглушал собою внутренние бедствия… [Ничто не ново под луной…]
Во времена Филиппа II [испанский король в 1556-1598 гг.] Испания была самым могущественным государством в мире. Владения Филиппа лежали во всех частях света, и несколько раз казалось, что пробил последний час протестантизма. Но не прошло и столетия - и зрелище совершенно переменилось. Довольно было нескольких десятков лет фанатического абсолютизма, инквизиции и владычества королевских священников, чтобы довести всё это величие и могущество до совершенного упадка. Одна за другой освобождались от испанского владычества Голландия, Португалия и другие части Европы. Американские колонии, одна за другой, делались добычей англичан. Полиция была бессильна защитить жизнь и собственность граждан. Финансы были в ужасном беспорядке. Народ платил много, но правительство получало мало… Все дожидались только кончины Карла II [испанский король в 1665-1700 гг.], чтобы броситься на его наследство. Английский король Вильгельм III понимал, что если французам удастся захватить огромные испанские владения, то это будет означать конец протестантизму, конец свободе его любимой Голландии, конец его власти в Англии… Поэтому Вильгельм внимательно следил за каждым шагом Людовика XIV [французский король в 1643-1715 гг.], который явно готовился к новой войне. Вильгельму тоже надо было готовиться к войне. Однако подписанная Вильгельмом Декларация прав говорила, что король английский не имеет права содержать в мирное время постоянную армию… Со времён диктатуры Кромвеля англичане ненавидели постоянную армию - душительницу свободы. Мир был заключён. Англичане не хотели и думать о новой войне. Они не хотели понять отдалённые последствия [войны за испанское наследство], на которые им указывал Вильгельм [и парламент отказал ему в финансировании новой армии]. Вильгельм просил по крайней мере оставить ему голландскую гвардию, но парламент потребовал её немедленного удаления в Голландию…
Не говоря ни слова своим министрам, Вильгельм вступил в тайные переговоры с Людовиком XIV, предлагая ему без войны, дипломатическим путём разделить Испанию и её владения между Францией, Англией и Голландией. Французский король согласился: он был рад успокоить Вильгельма на некоторое время, чтобы получить свободу для своих интриг при испанском дворе. Уполномоченные ими дипломаты принялись за работу: они мерили, соединяли, разделяли и склеивали вновь различные части испанских владений. При этом мнения народов, населяющих эти территории, никто не спрашивал. По тогдашним понятиям, государства были лишь большими поместьями королей, а подданные королей - их частной собственностью, которую, как всякую собственность, можно было передавать, делить, обменивать или продавать за деньги… Наконец все необходимые документы были подписаны… Можно себе представить, что чувствовал испанский король Карл II, когда он узнал, что при его жизни и без его ведома уже распорядились его наследством. Стремясь сохранить единство монархии, Карл II завещал все испанские владения баварскому принцу. Однако принц этот внезапно и очень скоро скончался… А 3-го ноября 1700-го года скончался и испанский король.
Обо всех этих переговорах и договорах в английском парламенте ничего не знали… Когда открылось, что король подписывал от имени Англии договоры, не спрашивая об этом англичан, негодование было всеобщее… Тори поняли, что пришёл их час. Во имя свободы, во имя английской конституции, во имя мира, тори подняли такую страшную бурю, что министерство вигов вынуждено было уйти в отставку.
В прежние времена, если король не возражал, парламент мог сохранять свой состав сколько угодно долго. Например, при Карле II [Чарлз II - английский король в 1660-1685 гг.] нижняя палата парламента не обновлялась в течение восемнадцати лет! За это время выросло новое поколение, у которого явились другие понятия, другие потребности, другие интересы. Можно сказать, что это была уже другая нация, а представляли её в парламенте всё те же люди; народные представители сделались вовсе чужды тем, кого они представляли; парламент переставал быть выразителем народной воли. Находясь вне контроля со стороны нации, парламентарии всё больше подпадали под власть короля, от которого зависело, когда он пожелает созвать новый парламент. А до того времени парламентарии могли не беспокоиться, что их избиратели [18-летней давности] потребуют от них отчёта… У членов парламента было много привилегий (например, они не могли подвергаться судебному преследованию со стороны заимодавцев), и парламентарии стремились сохранить эти привилегии как можно дольше. Парламентарии боялись роспуска парламента, потому что, в при новых выборах, они могли и не попасть снова в состав парламента. Особенно беспокоились те из них, которые задолжали крупные суммы… Со времён Вильгельма III, король вынужден был созывать новый парламент каждые три года и, традиционно, запрашивать парламент, когда король нуждался в средствах. Король мог объявить другому государству войну, но он не мог вести её, если парламент откажет ему в деньгах! Фактически, не только законодательная, но и исполнительная власть, со времён Вильгельма III, перешла в руки парламента [а палата лордов обладала ещё и высшей судебной властью в стране]. При таких условиях, могущество парламента было вредно для свободы: парламент сделался безответственным олигархическим собранием…
Нет ничего удивительного в том, что в новом парламенте преобладали тори. Многие из них были землевладельцами или выражали интересы землевладельцев, а новая война означала новый поземельный налог…
Актом, согласно которому парламент передавал корону Вильгельму и Марии, было определено, что, в случае их бездетной смерти, корона должна перейти к сестре Марии Анне. У Анны было много детей, но все они умерли в младенчестве. Необходимо было срочно приискать протестантского наследника. Вильгельм предложил парламенту билль, в соответствии с которым, после смерти Анны корона должна была перейти к Софии - внучке Якова I [Джеймс I - английский король в 1603-1625 гг.], а потом - к её сыну Георгу и его потомству (София была замужем за курфюрстом ганноверским). Парламент в то время более всего опасался победы якобитов и католического короля и потому единодушно проголосовал за это предложение. [Так германские Георги - I, II и III - стали английскими королями].
После нескольких лет ожидания тори достигли господства. По обычаю старых времён, первым их желанием было - дать почувствовать это господство своим политическим противникам (вигам). В те времена торжество одной партии часто сопровождалось жестоким преследованием другой. Павших министров нередко ожидала тюрьма, конфискация или даже смерть на эшафоте. Тори хотели возобновить эту старую традицию. Издревле, нижняя палата парламента имела право преследовать судебным порядком министров, нарушивших конституцию. Весь XVIII век в Англии наполнен такими судебными процессами. Палата общин играла роль обвинителя, а Палата лордов - роль судьи. Торийский парламент 1701-го года решил устроить процесс над вышедшими в отставку вигскими министрами. Предлогом для обвинения послужили роковые тайные договоры Вильгельма о разделе испанских владений. Министры клялись, что они ничего не знали об этих переговорах, но им не верили: по духу английской конституции, король не мог предпринимать ничего важного, не советуясь со своими министрами. По смыслу английской конституции, если король затевает что-нибудь противозаконное, то его министры не обязаны ему подчиняться… Вильгельм нашёл выход из этой ситуации. Он сделал верных ему министров-вигов пэрами и назначил их заседать в Палату лордов. У тори из Палаты общин было, таким образом, не много шансов добиться обвинения и наказания ненавистных им министров... Верхняя палата английского парламента представляла собой элиту английской аристократии. В ней соединялись люди, которые блистали посреди нации своими талантами, заслугами, знаменитостью рода, богатством и знанием. Она решительно превосходила образованием, политическим смыслом и чувством свободы [!] нижнюю палату, в которой главную массу составляли грубые деревенские помещики; и это превосходство Палата лордов сохраняла до середины XVIII века. Неумеренная злоба и жестокость тори из Палаты общин вызвала всеобщее неудовольствие. Общественное мнение решительно встало на сторону Палаты лордов. Отовсюду раздавались жалобы и нарекания на равнодушие ториев к интересам страны; тори начали терять популярность… Среди многочисленных петиций и ремонстраций выделялась петиция посланников из графства Кент. Эта депутация преподнесла нижней палате парламента адрес, в котором призывала её услышать голос нации и поддержать Вильгельма в его усилиях по защите протестантизма. Ответом со стороны Палаты общин был арест посланников из графства Кент. Поступок этот вызвал в Англии бурю негодования. Общественное мнение восстало против палаты, поправшей священное право петиции. Не для того - говорили повсюду - английская нация свергла иго своих королей-деспотов, чтобы сделаться рабыней парламента!
В середине сентября 1701-го года во Франции умер в изгнании Яков II [Джеймс II - английский король в 1685-1688 г.], и французский король Людовик XIV сделал колоссальную политическую ошибку, признав, под именем Якова III, законным английским монархом сына Якова II. Вся Англия взволновалась страшным взрывом народного гнева. Тори и виги снова забыли вражду и соединились в едином чувстве ненависти против надменного французского монарха, который дерзнул распорядиться английским престолом. Вся нация восстала и потребовала мести и войны с Францией. Безумная гордость привела Людовика XIV к поступку, который разрушил здание, 40 лет им возводимое, вверг Европу в многолетнюю войну и навлёк на Францию несказанные бедствия, разорение, голод и банкротство…
Больной и умирающий Вильгельм собрал последние силы своего духа. В изнурённом и рассыпавшемся теле пробудилась изумительная энергия. Вильгельм создал против Франции европейскую коалицию. Он скрывал свою смертельную болезнь, день и ночь занимаясь приготовлениями к большой войне, Но ему не суждено было увидеть её начала. В марте 1702-го года он упал с лошади, и это ускорило его кончину. Будучи уже на смертном одре, Вильгельм продолжал свою лихорадочную деятельность: диктовал план военной кампании, подписывал приказы… Он боролся со смертью долго и упорно… Париж встретил известие о его кончине иллюминацией и фейерверками…
*
Ни в одной стране человеческая личность не достигла такой свободы развития, как в Англии; оттого ни в одной стране мы не видим такого разнообразия и оригинальности политических деятелей. Достаточно взглянуть на последние полтора столетия её истории [1702-1860]. чтобы прийти в изумление: какая огромная масса замечательных людей во всех родах деятельности!
В марте 1702-го года на английский престол вступила Анна [Anne - английская королева в 1702-1714 гг.] И в то же время в Европе началась большая 10-летняя война, которая охватила огромное пространство - от реки Вислы до Атлантического океана.
Правление королевы Анны [1702-1714 гг.] было для Англии эпохой величия и славы, но этим Англия обязана талантам государственных людей того времени, а вовсе не самой королеве. Анна имела все те добродетели, которые необходимы в узком кругу частной жизни, но которых было мало для того, чтобы быть правительницей великого государства…
С началом XVIII века английский парламент делается не только центром всей политической жизни английской нации, но и центром общеевропейской политики. Джон Черчилль - первый герцог Мальборо [Duke of Marlborough] стал на место короля Вильгельма в европейской политике и достойным образом заменил его собою. [иногда - Марльборо, в БРЭ - Мальборо]. Его дипломатические способности стояли едва ли не выше его военных дарований. Своей утончённой вежливостью он приводил в восторг всех своих подчинённых. [!]
Я с удовольствием прочитал первые шесть лекций Вызинского, посвящённых Вильгельму, а дальше начинается детальное описание политической борьбы в Англии XVIII века, которые оставляю на потом.