Карнович. "Наследство Крушихина"
Отечественные записки, 1861, том 135, 136
Прекрасно образованный (знал 8 языков) сын богатого помещика и наследник богатого дяди, Евгений Петрович Карнович (1823-1885) "сам обобрал себя и привёл в бедность", отпустив, по гуманным соображениям, всех своих крепостных крестьян на волю...
"Наследство Крушихина"
Во время отпевания между всеми провожавшими заслуженного покойника не было заметно ни малейшей скорби. Все стояли очень равнодушно - то прислушиваясь к стройному пению, то оглядывая церковь...
На могилу Крушихина никто не ставил цветов. Ничья дружеская рука не вешала на крест памятника венков... По всему видно было, что одно только тщеславие соорудило этот памятник...
Заботясь о своей спокойной старости, Крушихин искал себе подругу не среди красивых и знатных девушек. Он сознавал, что жена, взятая из среды "первых", будет ему в тягость и что он истомит себя ревностью.
Крушихин не был рождён ни для мечтательной любви, ни для глубокой сердечной привязанности... За его некрасивой и больной женой [дочерью миллионера] ухаживала миловидная девушка Даша, дочь какого-то бедного приказчика. И вот, грешные помыслы вдруг стали посещать Крушихина в старости: он не совсем равнодушно посматривал на молодую статную девушку. Однако первая попытка Крушихина искусить молодую девушку была неудачна. Нарочные встречи его с Дашей в узком коридоре были безуспешны. Сметливая Даша легко догадалась, что чем позже она сдастся приставшему к ней старику, тем более цены будет иметь для неё эта сдача... Данила Кириллович, который и в молодости не был знаком с любовными похождениями, влюбился не на шутку в догадливую плутовку... Он совал ей скомканные ассигнации в руку и в карманы платья, но Даша швыряла деньги на пол и, отплёвываясь, бранила бесстыдного искусителя. Упорство спесивой плутовки выводило из терпения Данилу Кирилловича. В довершение его досады Даша захотела бросить работу в его доме и рассказать обо всём его жене. Крушихина встревожила мысль, что может произойти его разрыв с женою, в то время быстро приближавшейся к смерти, и что жена, узнав о его волокитстве, лишит его [унаследованного ею от отца] богатства, которое он предвидел после её смерти. Наконец, Даша сдалась в ответ на его ласки, просьбы и обещания... Жена Крушихина умерла около этого времени, и он предложил Даше временно остаться в его доме в качестве [управляющей хозяйством] экономки. Постепенно, Даша сделалась полной хозяйкой в доме одинокого старика...
Прошло несколько лет. Крушихин почувствовал, что его бодрая старость, заменившая собою его бесцветную молодость, начинает оставлять его мало-помалу и что для него наступает болезненная дряхлость, невыносимая для человека, привыкшего в течение всей своей жизни хлопотать и работать... Наконец, дряхлый старик был уволен от всех его действительных должностей и остался при одних только почётных званиях...
Одинокий Данила Кириллович часто расхаживал по своим богато убранным, но всегда тихим комнатам. С грустью смотрел он на окружавшее его богатство и с тоскою думал, что скоро наступит час, когда ему нужно будет со всем этим расстаться. Мысль, что всё нажитое в течение долгих лет придётся оставить навсегда, сильно раздражала угасающего старика. Не любя никого искренно, он не мог утешаться даже тем, что скопленное им добро перейдёт к людям, близким ему по сердцу, что наследство это осчастливит их и что они почтут признательностью память своего благодетеля и с уважением отзовутся о его трудах и заслугах. Крушихину трудно было смириться с мыслью о том, что его богатство уйдёт после него в чужие рýки. Иногда ему казалось, что если бы он точно знал минуту своей кончины, то, для своего успокоения, истребил бы перед смертью всё принадлежавшее ему - с той отрадной мыслью, что, по крайней мере, нажитое им богатство никому не достанется после его смерти! Холодное равнодушие не допускало в нём мысли оставить свою собственность какому-нибудь общеполезному учреждению...
Сметливая Даша (теперь - Дарья Семёновна), заметив сильную хандру Крушихина, принималась забавлять его пустяками, как забавляет опытная няня своего ребёнка. Дарья Семёновна просила Крушихина рассказать ей о том, что, как она знала, составляло его самые отрадные воспоминания. Старик принимался болтать, Дарья Семёновна поддакивала ему, с видом добродушия дивилась его рассказам, иногда - с сомнением покачивала головой, чтобы Крушихин имел случай ещё сильнее подкрепить истину своего рассказа... Дарья Семёновна старалась во всём угодить причудливому старику и предупредить своей услугой малейшее его желание. Своими неусыпными заботами Дарья Семёновна до того расположила к себе старика, что сделалась его женою. "Наконец-то старый хрыч позаботился о том, что устроить моё будущее. Десять лет уже на ладан дышит, не сегодня, так завтра отправится на тот свет", - в таких словах сообщала Дарья Семёновна своей подруге о своём браке...
Старик Светалов не имел больших умственных способностей, но много слышал от одного "умника"-соседа о пользе университетского образования. Когда Алёше Светалову исполнилось 18 лет, отец его решился везти сына в Москву для приготовления его к поступлению в университет. Мать Алёши не одобряла эту затею, мечтая скоро увидеть сына в гусарском мундире. Что касается самого юноши, то он колебался в выборе карьеры. Университет привлекал его тем, что там было много молодёжи. В то же время он желал поступить и в полк, куда его заманивало весёлое товарищество. Но, поступив в полк, он должен был бы немедленно уехать из Москвы. А Москва чрезвычайно полюбилась молодому человеку. Он жил на всём готовом в доме надёжного московского учителя. Алексею давно уже хотелось вырваться из-под опеки своего воспитателя, но наличные деньги, присылаемые от отца, он мог получать только через посредство своего воспитателя, делавшего в подобных случаях молодому человеку внушения и наставления о пользе бережливости и скромности в образе жизни. В то же время он видел своих ровесников, которые жили в Москве без родителей, пользуясь совершенной независимостью. Эти молодые люди подсмеивались над ним, называя его ребёнком, которому всё ещё нужен надзор гувернёра. Так начались его раздоры с воспитателем, которому это быстро надоело... Алексей перебрался на собственную квартиру. Первое время он усиленно занимался с двумя учителями, которые взялись подготовить его к поступлению в университет, но через три месяца он отказался от дорогих учителей и нанял себе дешёвого репетитора из числа студентов. Студент этот, придя к нему на квартиру, первым делом выкуривал сигару, а потом, за чаем, толковал о прелестях московской жизни и о хорошеньких женщинах. По вечерам студент нередко приглашал Алексея в театр (за счёт Алексея, разумеется), и вскоре балет сделался неодолимой страстью молодого Светалова. Вскоре к увлечению балетом прибавилось и пристрастие к картам. Наконец ко всему этому прибавился и интерес к молодым девицам - денег, присылаемых отцом, оказалось недостаточно... Начались займы под высокие проценты, заклады, платежи за комиссию и прочие житейские хлопоты, неразлучные с безрасчётливостью...
- И тебе совсем негде достать денег? А у Крушихиной? У неё месяцев восемь назад была свадьба, и теперь Дарья Семёновна производит щедрые ссуды...
Свой брак с Крушихиным Дарья Семёновна считала справедливым вознаграждением за те почти два десятка трудных лет, которые она провела, ухаживая за надоевшим ей стариком, терпеливо перенося все его капризы и прихоти. А потому она вовсе не считала себя обязанной Даниле Кирилловичу. Под конец своей жизни он был совершенно в её власти, и она могла делать дорогие покупки в самых лучших магазинах на Кузнецком мосту. Мало-помалу Дарья Семёновна своими частыми поездками по магазинам сделалась известной в некоторых частях тамошнего общества, поскольку все хорошо знали, что Крушихин был очень богат... Довольство и бездействие нередко наводили её на мысль о любви [!] ... Будучи женщиной необразованной, Дарья Семёновна не могла дойти до необходимой утончённости в приманивании к себе молодёжи. Она не умела после двух-трёх свиданий повести дело так, чтобы притворным испугом, или обмороком, или нечаянной потребностью в поправке наряда доставить благоприятный случай недогадливому юноше... Она искала для себя развлечений другим способом. Через посредство всяких свах и гадальщиц к ней часто являлись красивые молодые люди, чтобы занять у неё денег...
В то время как Дарья Семёновна ухаживала за медленно угасавшим стариком, ей во всём помогала девочка Аннушка - помогала столько, сколько может помогать ребёнок её лет. Иногда заботливость ребёнка трогала не слишком чувствительного Крушихина. Иногда он гладил её по голове. Впрочем, этим его внимание к ней и ограничивалось. Но так как Аннушка никогда и ни от кого не слышала в доме ласкового слова, этого было достаточно, чтобы она привязалась к суровому старику...
- Не плачь, Анюта. Тебе без меня будет хорошо жить. Всё, что у меня есть, достанется тебе одной.
- Мне ничего не надобно! Живите дольше, как можно дольше!
Умирая, Данила Кириллович не сделал никаких распоряжений ни в пользу жены, ни в пользу Аннушки... После установленного законом вызова должников, кредиторов и наследников, никто не явился на этот вызов за получением богатого наследства, и потому оно нераздельно досталось в полную собственность Дарьи Семёновны.
Спустя десять месяцев после смерти Данилы Кирилловича, многое изменилось в жизни Алексея Светалова. Он переехал в большую квартиру со всевозможными удобствами, которую отделал за свой счёт. Прислуга у него была увеличена кучером, комнатным казачком и поваром, а к зиме явились щегольские сани и пара превосходных рысаков. Все долги (с огромными процентами) были заплачены... "Откуда, прости Господи, брать моему барину столько денег", - покачивая головой, думал Василий... Знакомая молодёжь перестала навещать разбогатевшего Алексея Сергеевича, потому что он теперь редко бывал дома. В театре его тоже не было видно...
- Знаешь, Алёша, я тебе всё отдам - только женись на мне. А то ведь как мы живём? Сегодня ты меня любишь, а завтра, пожалуй, и бросишь... Ты не хочешь на мне жениться, потому что я, против тебя, старуха... Но ведь и любить я тебя буду так, как ни одна молоденькая!
Вторая часть этой повести показалась мне скучной.
Я дошёл до того, что должен жениться на Крушихиной, - проговорил Светлов, - иначе я в моих собственных глазах буду мерзавцем, который, воспользовавшись страстью глупой и старой бабы, бесчестно обманывал и обирал её кругом.
В то, что у Алексея вдруг пробудилась совесть, поверить трудно, но ещё труднее понять, зачем Крушихиной нужно было это замужество. Ну, связь, страсть - понятно, но замуж-то зачем?
- Да разве у неё есть дети?
- А кто же Аннушка по-твоему? Экий ты безалаберный! Дал честное слово жениться, а между тем, не собрал никаких сведений о своей невесте...
"Юрий Фёдорович Басанин", - представил он Алексею нового гостя. Басанин обвёл глазами всю комнату и в тот момент, когда взгляд его упал на пустой передний угол, в лице его мелькнуло выражение неудовольствия и замешательства.
То есть Басанин ожидал увидеть в правом верхнем "красном углу" комнаты икону, но "передний угол" оказался пустым...
О Басанине речь шла в начале книги, и к её середине большинство читателей и забыли уже эту фамилию!
Избалованный редким, хотя и непродолжительным, счастьем, старик Басанин представлял собой замечательный образец надменного выскочки прошлого века. Не имея за собой никаких действительных заслуг, обязанный всем только слепому случаю, не побывав ни разу не только в сражении, но и в походе, он достиг генеральского чина! Как человек ограниченного ума, он, после своего возвышения, сделался наглым и высокомерным... Падение только ожесточило его, не смирив его гордыни... Огромное имение Басанина после его смерти было разделено между его шестью сыновьями и тремя дочерями. Но сыновья его расстроили полученные ими доли в наследстве, и внуки его были уже мелкопоместными владельцами...
Одним из потомков покойного Басанина и был чрезвычайно богомольный Юрий Фёдорович, воспитанный ещё более богомольной его тёткой Турениной, имевшей в Москве репутацию прорицательницы... Об этой тётке, возможно, не стоило бы и упоминать, но у неё в доме жила богомольная Аннушка, как теперь выяснилось, - незаконнорождённая дочь Крушихиной, по-видимому, прижитая ею ещё до замужества (только теперь становится понятным, почему Крушихина, постоянно жалуясь на расходы, оплачивала обучение Аннушки в пансионе).
Аннушка, которая не привыкла у Дарьи Семёновны ни к удобствам, ни к весёлостям, не тяготилась образом жизни Турениной и не слишком скучала среди уединения и гробовой тишины, бывших постоянными принадлежностями жизни в этом доме, но совершенно чуждое Аннушке религиозное и нравственное лицемерие и грубое самовластие Турениной неприятно поражали Аннушку по нескольку раз каждый день. [!]
Мало-помалу мысли Басанина пришли в порядок. Он чувствовал, что у него появилась неодолимая охота помогать Аннушке в то время, когда она будет готовиться лечь в постель. Басанин воображал, с каким удовольствием он расшнуровывал бы её, подавал бы ей ночной чепчик, снимал бы с неё башмаки и т. д. Мысль об уходе в монастырь совершенно исчезла из головы смиренника. Он решил жениться на Аннушке... Он даже начал размышлять, как лучше распорядиться с той частью наследства Крушихина, которая достанется ему благодаря Аннушке...
В это совершенно невозможно поверить, если учесть, каким богомольным ничтожеством изображает автор Басанина.
С тех пор как Алексей был вынужден жениться ан Крушихиной, а Басанин женился на Аннушке, прошло два года. Алексей исправно доставлял Аннушке ежегодную (правда, весьма небольшую) сумму, назначенную [Алексеем] из наследства Крушихина на содержание Аннушки и её мужа. [Значит, ему была известна тайна Крушихиной?] Впрочем, по желанию Аннушки, [?] всеми этими деньгами распоряжалась Туренина. У обманутого в своих ожиданиях Басаннина снова появились мысли об уходе в монастырь. Тем более, что Аннушка около того времени умерла, и Алексей после её смерти не считал себя обязанным поддерживать [деньгами] Басанина и его тётку.
Алексей жил широкою, безоглядную жизнью. Только изредка, как давнишний сон, являлась перед ним картина того страшного вечера, когда он был близок к самоубийству. Вспоминая иногда об этом, Светалов посмеивался теперь над слабостью своего характера и мысленно благодарил Михеева, который так кстати поспешил к нему на выручку и который после этого остался постоянным его приятелем, безвыездно живя с ним в Дарьевке (так окрестил Алексей своё новое имение, которое он обустроил на деньги жены)...
***
Эта повесть Карновича понравилась мне гораздо меньше, чем "Проблески счастья". Видимо, потому, что никто из действующих лиц этой повести не вызывает у меня симпатию...