На этот раз тематическая подборка. Об особенностях разных европейских стран в прошлом и настоящем.
***
...издали всё ведь кажется или хуже, или лучше, но, во всяком случае иначе, нежели вблизи.
Гончаров И.А. "Фрегат Паллада"
***
Какое-то время я изучала английский язык в Стокгольмском университете. На несколько групп, где учились сплошь шведы, я была одна иностранка. Первая лекция, мы все сидим в аудитории, где деревянные скамьи поднимаются вверх кругами, как в Колизее. На сцене стоит наш преподаватель: профессор английской словесности из Оксфорда, лет сорока. Приятный улыбающийся бородач.
Мы - начинающие филологи, знаем английский на школьном уровне, мы все волнуемся и, пожалуй, чувствуем себя не в своей тарелке. Все замерли, раскрыли тетради, приготовились записывать.
Лектор оглядел ровные ряды совершенно одинаковых белокурых голов и улыбнулся. Насколько я поняла, он попытался сделать обстановку не такой напряжённой. Немножко расшевелить ребят.
- Здравствуйте! Я ваш преподаватель английского языка. Меня зовут Джон Смит, я родился в 1902 году…
Англичанин сделал паузу и посмотрел на нас. Чего он ждал? Улыбок? Смешков в зале? Как бы то ни было, он ничего не дождался. Тишина, все напряжённо всматриваются в его лицо, ручки дрожат над чистыми листами бумаги. Лектор продолжает:
- Смотрите-ка, они это проглотили! Разумеется, я никак не мог родиться в 1902 году, ведь мне всего сорок лет. Я прибыл к вам из Оксфорда, я профессор английской словесности, а это означает, что я чуть-чуть, ну так, самую капельку, говорю по-английски. Так что, надеюсь, наши лекции принесут вам хоть какую-то пользу. Я не претендую на звание гения, но научу вас тому, что знаю. Да, и меня, конечно, зовут не Джон Смит.
Для меня это означало, что степень его учёности настолько высока, что мы все были просто муравьями по сравнению с профессором. Чтобы мы не упали в обморок от страха, он постарался смягчить впечатление. Наш лектор был настолько образованнее нас, что он спокойно мог шутить о степени своей учёности, как бы даже кокетничал с нами. Сознательно принижал уровень собственной образованности. Он мог это себе позволить! И не будет же он - специалист такого класса - убеждать нас в своей учёности. Не будет же он нам доказывать! В этом зале нет решительно никого, с кем он стал бы тягаться.
Но для шведов это звучало совсем не так. После перерыва на лекцию пришла разве что пятая часть студентов. Остальные в расстроенных чувствах отправились домой. Активисты же заявились в деканат - искать правду.
Активистов среди шведов очень много, поэтому в деканат пришла делегация из тридцати человек. И давай возмущаться: «Почему нам дали преподавателя, который знает английский всего лишь чуть-чуть? И если лектор родился в 1902 году, то он, наверное, уже жутко старый? Нам бы хотелось изучать современный язык образца 2007 года. Да и вдобавок профессор признался, что он не гений и что его лекции всего лишь капельку нам помогут. Но нам бы хотелось изучать язык как можно более интенсивно!!! Для этого мы здесь и находимся».
Декан очень удивилась и вызвала Джона Смита на ковёр, где тот долго и с большим трудом доказывал, что это была шутка и что в Англии все так шутят. Декан объяснила студентам про шутку, но тогда возникли другие вопросы: «Зачем же профессор сказал, что родился в 1902 году, тогда как на самом деле он родился в 1968-м? Значит, получается, преподаватель соврал? А с какой целью? Совершенно необязательно было скрывать свой возраст. Сколько тебе есть лет, столько и говори, по-честному. Если ты себе прибавил пару лет, это ещё не значит, что тебя должны за это уважать. А вдруг он и дальше будет так врать? Где ж тогда гарантия, что мы будем изучать настоящий английский язык, а не выдуманный? И почему же лектор назвал какое-то другое имя, когда представлялся в начале лекции? Это уже совсем никуда не годится! Кстати, какое имя он выдумал? Кто-нибудь помнит? Йонн Смиттссон? Ян Смисс? Юхан Шмисс?»
И какое-то количество студентов тут же покинуло курс, что сказалось на зарплате незадачливого юмориста Джона Смита. По мнению шведов, вступительная речь преподавателя должна была звучать так: «Здравствуйте, студенты. Меня зовут Джон Смит, я профессор Оксфордского университета. Сейчас мы начнём наше обучение, и оно вам принесёт массу пользы».
Если ты разговариваешь со шведом - говори то, что ты собираешься сказать. Излагай открытым текстом, что именно ты имеешь в виду. Потому что никаких намёков, полутонов, загадок или шуток швед просто не поймёт. Это совершенно не означает, что у него нет чувства юмора. Есть, и ещё какое! Но не русское, так что не старайтесь понапрасну, если не хотите прослыть идиотом. Говорите то, что требуется, и не пытайтесь… вообще ничего не пытайтесь.
Стенвалль К. "Разочарованный странник"
***
Власть и указание вышестоящего начальника - вот и все, что немцу нужно больше всего в жизни.
«Немец, - сказала она, - будет считать, что умрет добропорядочным немцем, если стоит на тротуаре, пока горит красный свет, а потом переходит улицу на зеленый, хотя прекрасно видит, что на него, нарушая правила, несется грузовик, который собьет его насмерть».
Ширер У. "Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента"
***
В этой стране много новых мостов и дорог и мало политики, псы здесь без намордников, девушки не накрашены, улицы без полицейских, купальные кабины без ключей, калитки без щеколд, автомашины и велосипеды остаются на улице без присмотра, и жизнь проходит без вечного страха и недоверия. (О Швеции 20-х годов)
Видит Бог, я не могу сказать, что я близко познакомился со шведским народом, его нравами и обычаями. Но, знаете ли, иностранец и путешественник приглядывается к таким мелочам, как, например, закусочная или дорога. Дело не в том, что закусочные здесь чистые и благоустроенные - это само собой разумеется, но вот вы приходите в такую закусочную и заказываете завтрак за две кроны и какую-нибудь другую еду - и после этого, пожалуйста, берите с большого стола посреди зала какие хотите холодные закуски: тут и рыбки, и салаты, и мясо, и сыры, булочки и ветчина, раки и крабы, селедка и масло, и угри - прямо глаза разбегаются. Потом вам подадут заказанное вами горячее и, если вы съедите все, принесут вторую полную тарелку и еще очень обрадуются, что блюдо пришлось вам по вкусу. А когда вы уже думаете, что совсем разорили хозяев, вам поднесут гостевую книгу и любезно попросят расписаться на добрую память. И черт с вами, если вы съели больше, чем полезно для здоровья. Здесь речь идет не о желудке, а о другом, чего не измеришь деньгами, - об уважении и доверии к гостю, пришедшему в дом, пусть он даже совершенно чужой вам человек.
Или вот дороги. В Швеции строят так много шоссе, что часто приходится пускаться в объезд, по узким проселкам. Вы встречаете грузовик - и он, чтобы пропустить вас, сворачивает в канаву. Встречный автомобилист, издалека завидев вашу машину, дает задний ход, чтобы вы могли проехать. И чужой шофер не клянет вас при этом, а здоровается, приложив руку к козырьку. Вообще человек за рулем всегда поздоровается со встречным коллегой, поздоровается он и с каждым велосипедистом и пешеходом, а те, в свою очередь, приветствуют автомобилиста, чья машина обдает их пылью.
Я знаю, все это мелочи. Но путник хранит их в памяти, как цветок, сорванный у обочины. И, пожалуй, вовсе не мелочь, если в этой чужой стране путник больше чувствует себя хозяином и человеком, чем в любом другом месте на свете.
Норвежская толпа как-то плечистее и кряжистее, чем шведская; вид у нее более мужицкий, не такой степенный. В толпе царит развеселое настроение, как у всех наций, склонных к выпивке и политике; но, судя по лицам норвежцев, их можно не бояться.
Мы - в самом сердце Лапландии. Я, правда, не рассчитывал увидеть из окна вагона становища лопарей с оленями и разными туземными аксессуарами; но когда вместо этого встречаешь лопаря (в национальном костюме) в роли продавца сувениров для туристов, а лопарок (в национальных костюмах), прислуживающих обитателям чистеньких красных шведских домиков, то, пожалуй, опешишь и подумаешь: да, плохо обстоит дело с живописной самобытностью одежды, если почти всюду, где бы ты ее ни встретил, она оказывается либо рекламой для туристов, либо признаком наемного положения человека по отношению к людям, гораздо менее живописным, но более богатым. Похоже, что в наше время национальные костюмы и другие этнографические особенности сохранились только у тех, кто с их помощью добывает себе пропитание. Так, конечно, ничего не сохранишь, и я заранее оплакиваю исчезновение той частицы земной красоты и самобытности, которая называется «народные художественные изделия».
Ничего особенного, всего лишь пятнистые коровы в тени старых лип жуют свою жвачку, но это похоже на картины старых голландских мастеров, которые так любили писать коров и деревья. Или - всего лишь каменный мост через тихую речку. Но кажется, что ведет он в тот край, где нет ни забот, ни спешки, где, быть может, нет и смерти. Или - просто красный с белым домик среди зеленых деревьев, но ты глядишь на него и думаешь: какое было бы счастье жить и хозяйничать здесь… Я знаю, это не так, я знаю, нелегко стать счастливым, человек, наверное, и в раю не научится этому искусству. Но такой уж здесь край, что путник готов тотчас поверить в мир, благополучие, покой и другие великие блага.
Чапек К. "Рассказы северных ветров" (про Скандинавию)
***
Заветная мечта всякого современного грека - разбогатеть как можно скорее, желательно пальцем для этого не шевельнув. Но ему никогда не придет в голову запрятать свое богатство в кубышку. «В конце концов, - говорят они, - в саване нет карманов».
Наоборот, деньги им нужны, чтобы их потратить, причем напоказ, чтобы все заметили - на спортивные автомобили, ослепительные драгоценности (настоящие, разумеется), одежду от известных кутюрье, меховые шубы, загородные дома и корзины цветов для исполнителей в ночных клубах, где они являются постоянными клиентами. Все остальное - успешная карьера, удачная женитьба, семья - стоит на втором месте.
Старый критянин, провозглашая тост, резюмировал эту мечту так: «За наши будущие радости, друзья! Пусть нас похитят прелестные девушки - и пусть мы проживем недолгую, но полную жизнь!»
...иностранец может невольно задаться вопросом: а кто же тогда работает, и когда? По слухам, работает всего 5 процентов населения страны. Остальные 95 процентов избегают как могут этого неприятного занятия.
Для среднестатистического грека работа - это то, что он делает (проклиная судьбу-злодейку) между праздниками. В Греции 12 официальных праздников плюс 22 рабочих дня оплачиваемого отпуска. Добавьте к этому уикэнды, больничные, обязательные разнообразные забастовки - все это позволяет предприимчивому греку примерно полгода делать то, что он любит больше всего на свете - то есть не делать ничего. В результате в течение двух недель вокруг Рождества и во время пасхальных праздников, а также на два самых жарких летних месяца - июль и август - жизнь в стране буквально замирает.
Для греков секс - это дар богов человечеству, и они наслаждаются этим даром с таким размахом, что в Греции один из самых высоких уровней абортов в Европе.
А ежели кто полезет к греку с нравоучениями западной церкви, что, мол, заниматься любовью, не имея целью продолжения рода, - грех, грек засмеется и скажет, что если бы у Господа действительно были такие намерения, он сделал бы так, что у мужчин и женщин была бы течка лишь раз в год, как у животных.
Грек не может разговаривать, если у него заняты руки, и тихий грек - это тот, которого слышно не дальше соседней улицы.
В отношении своего здоровья греки уподобляются страусам, веря, что если они не будут рассказывать врачу о своих недомоганиях, болезнь уйдет сама собой. Зато подробное описание их страданий (вплоть до самых малозначительных деталей) придется выслушать тому, кто не успеет убежать, а поскольку каждый второй грек мнит себя Гиппократом, страдалец получает в ответ множество диагнозов и советов по излечению. В общем-то греки рассматривают болезнь и здоровье как предопределение свыше, говоря: «Когда масло в лампаде кончается, ни святые, ни доктора не помогут».
Фиада "Эти странные греки"
***
Отличительная черта англичан - их презрительное отношение к так называемым крысиным гонкам, то есть к готовности отказаться от любимого досуга ради дополнительного заработка, принести радости жизни в жертву голой корысти.
Если французский садовник, как и французский повар, демонстрирует свою власть над ней, то англичане, наоборот, отдают предпочтение естественному перед искусственным. В этом контрасте между англичанами и французами нельзя не усмотреть тождества с главной чертой, разделяющей японцев и китайцев. В отличие от своих континентальных соседей оба островных народа в своем мироощущении ставят природу выше искусства. Как японский, так и английский садовник видят свою цель не в том, чтобы навязать природе свою волю, а лишь в том, чтобы подчеркнуть ее естественную красоту. Как японский, так и английский повар стремятся выявить натуральный вкус продукта в отличие от изобретательности и изощренности мастеров французской и китайской кухни. Уважение к материалу, к тому, что создано природой, - общая черта прикладного искусства двух островных народов.
Овчинников В. "Корни дуба"
***
Про природу Англии я ничего не говорю: какая там природа! ее нет, она возделана до того, что всё растет и живет по программе. Люди овладели ею и сглаживают ее вольные следы. Поля здесь - как расписные паркеты. С деревьями, с травой сделано то же, что с лошадьми и с быками. Траве дается вид, цвет и мягкость бархата. В поле не найдешь праздного клочка земли; в парке нет самородного куста. И животные испытывают ту же участь. Всё породисто здесь: овцы, лошади, быки, собаки, как мужчины и женщины. Всё крупно, красиво, бодро; в животных стремление к исполнению своего назначения простерто, кажется, до разумного сознания, а в людях, напротив, низведено до степени животного инстинкта. Животным так внушают правила поведения, что бык как будто бы понимает, зачем он жиреет, а человек, напротив, старается забывать, зачем он круглый Божий день и год, и всю жизнь, только и делает, что подкладывает в печь уголь или открывает и закрывает какой-то клапан. В человеке подавляется его уклонение от прямой цели; от этого, может быть, так много встречается людей, которые с первого взгляда покажутся ограниченными, а они только специальные. И в этой специальности - причина успехов на всех путях. Здесь кузнец не займется слесарным делом, оттого он первый кузнец в мире. И всё так. Механик, инженер не побоится упрека в незнании политической экономии: он никогда не прочел ни одной книги по этой части; не заговаривайте с ним ни о естественных науках, ни о чем, кроме инженерной части, - он покажется так жалко ограничен… а между тем под этою ограниченностью кроется иногда огромный талант и всегда сильный ум, но ум, весь ушедший в механику. Скучно покажется "универсально" образованному человеку разговаривать с ним в гостиной; но, имея завод, пожелаешь выписать к себе его самого или его произведение.
Гончаров И.А. "Фрегат Паллада"
***
Почему итальянцы ездят намного быстрее и бесшабашнее, чем немцы, англичане или испанцы?
В качестве одной из причин знатоки указывают на то обстоятельство, что у власти в стране за многие века успела перебывать тьма-тьмущая правителей. Стоило людям привыкнуть жить по одним законам, как к власти приходил новый дядя и насаждал другие. Только за послевоенный период в Италии сменилось 50 кабинетов министров.
Вот почему в стране пышным цветом цветет самый махровый индивидуализм. Для итальянца главное - это получить от жизни побольше удовольствия. Ну и что, если при этом он нарушит кое-какие законы? Все равно эти законы скоро изменят или отменят. Как говорится, нога важнее ботинка.
Видите ли, итальянцами править совсем не трудно, поскольку власть все равно не будет обязательной ни для кого. Правители вольны придумывать любые законы, коль скоро их никто не собирается соблюдать.
Кларксон Д. "Особенности национальной езды"
***
Почитать другие ЦИТАТЫ, МЫСЛИ, ФРАГМЕНТЫ ВЕРНУТЬСЯ НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ ЗАЙТИ НА МОЙ САЙТ YURKLIM.RU