Введение в Боуиведение: С песней по Древу Жизни

Sep 25, 2006 00:25



Альбом Д. Боуи Station to Station - "От станции до станции". На обложке изображен Боуи, входящий в космический корабль, на котором прибыл издалека инопланетянин Томас Ньютон, которого Боуи сыграл в кинофильме "Человек, который свалился на Землю".

Раз зашла речь о Боуи, расскажу, естественно, про свою жизнь.

Житие мое редким образом было связано с поездами. Поезда я никогда не любил. Потому что медленно и нудно происходит передвижение по одинаковой на вид местности из пункта А в пункт Б. Пока доедешь, борода и ногти на руках и ногах отрастут такие, что ну его нафиг. Человечество не для того сверхзвуковые барьеры преодолевало, чтобы потом, как лохам из каменного века, по рельсам пиздюхать, парясь в душных вагонах, в которых окна никогда не открываются, и тем самым драгоценное время, которое и так мало, и которое нам отведено для более важных дел, тратить впустую.

Первые воспоминания о поезде у меня связано с Москвой. Мне было 5 лет, когда с родетелями, бабушкой и Ленкой мы поехали из Тюмени в Борисоглебск к родственникам. Ехали через Москву. День едем, два - в поезде делать нечего. Тоска. И вот как-то очередным паровозным утром будят родители: "Вставай, вставай! Приехали в столицу нашей Родины, в дорогую нашу Москву." Утро раннее, а мне 5 лет - спать охота, настроения подниматься нет никакого, думаю: да пошли вы в жопу со своей Москвой!

И пошли. Полдня куролесили по Красной Площади, у мавзолея сфотографировались (есть до сих пор фотка, надо бы отсканировать) и снова на поезд. Блядь! - думаю - сколько ж можно?! Ехали еще день или два. Приехали в Борисоглебск. Там я подобрал с земли яблоко, съел его, и у меня приключился запор. Мне ставили шестиведерную клизьму. Больше ничего не помню, кроме того, что было очень неприятно. Весь вред, короче, от поездов. Такие нерадостные детские воспоминания.

Уже в более зрелом возрасте (в 17 лет) мне довелось еще раз проехать на поезде. Из Питера в Тюмень. Мы с Кириллом Рыбьяковым возвращались после встречи с БГ - ездили к нему за смыслом жизни и побухать. Денег у нас с собой на обратную дорогу не осталось нисколько, и мы тряслись в плацкарте голодные и злые. С полок не слезали, пребывая в голодной полудреме. Где-то около Перьми над нами сжалилась попутчица и отдала помидоры, хлеб и майонез. Майонезом до Тюмени и питались. Никогда не забуду доброту той попутчицы.

В третий раз, готовясь к железнодорожной поездке и, чтобы не проспать на поезд с утра пораньше и ехать с Инструкцией на выступление в Свердловск в апреле 1987 г., я наелся перед сном феназепаму. Я в тогда страдал бессонницей и мне этот феназепам по такому случаю (и не только по такому) прописал врач-психиатр со словами: "Таблеточку-полторы примешь и пойдешь огурцом по жизни." Что еще для счастья надо? Решил пять таблеток заглотить и лечь спать в 5 часов вечера, чтобы в 4 утра проснуться и двинуть на вокзал. Проснулся, к удивлению, я не в 4, а в 8 - на 4 часа позже. Поезд стало быть ушел, в вместе с ним и друзья-товарищи инструкционеры на ответственное межобластное культурное мероприятие.

Обидно мне стало. И решил я все же поехать в Свердловск. Думал, успею. Мне бы самолетом лететь, успел бы наверняка, да денег на авиабилет не было. Не жрамши с утреца плетусь на вокзал. Ближайший поезда на Свердловск через два часа. Не успеваю. Хрен с ним. Что у нас не запад первое попавшееся идущее имеется? Электричка? Зашибись. Сажусь в нее и еду. Час еду. Два. Потом сажусь на следующую, еду дальше. Три часа, четыре. Самое длиное пост-феназепамное железнодорожное путешествие, в которое мне довелось пуститься. Вместо положенных шести часов от Тюмени до Свердловска я ехал 9 или 10. И, честно говоря, заебался. Опять же голодом целый день. С поездом у меня всегда была одна ассоциация - голод. Хуй знает почему.

Зато в электричке познакомился с чувачиной, у которого потом на туче пластинку Лу Рида брал записывать. Он был музыкант. Ехал на шабашку в какую-то деревню на танцах поиграть.

Приезжаю в Свердловск. Куда идти смутно помню. В ДК какое-то. Свердлова, не иначе. Я в нем до этого один раз только был за год до этого. Тоже с Инструкцией в первое ее выездное выступление в августе 1986 г.. Шел от вокзала пешком до ДК на автопилоте и к собственному удивлению нашел его. Время - часов 5 вечера. Думаю, до концерта еще уйма времени. Щас найду своих, они обрадуются, потом на сцену вылезу, поколбашусь и обратно домой. В ДК мне говорят: хуя! отвыступались христовенькие уже и домой уехали. Облом!

Поплелся обратно на вокзал. Думаю там их застану. Застал. Первым набрел на Кукса. Он в буфете курицу хавал. Как меня увидел, чуть не подавился от удивления. Потом посмотрел в мои расширенные зрачки, отломил куриную ногу и протянул ее мне. Кукс всегда был с пониманием чувачина.

Вскоре остальные подвалили радостные и возбужденные после концерта. Рассказывали наперебой что успех, слава, крутняк, улет и обсад. Все были в одинаковых галстуках, размалеванные под япону мать. Во время концерта Ирка Кайдалова с Варелой Усольцевым колбасилась по сцене, завлекая публику и подбадривая музыкантов. Немиров бил в корыте пустые бутылки и забирался с Иркой на стремянку. Варела во время выступления в том же корыте помыл Немирову голову. Где-то фотки были в инете. Надо бы найти.

Жалею, что опоздал тогда на поезд. Увидав меня поедающим курицу в буфете сверловского ж/д вокзала, выпучив не то от удивления, не то от возмущения глаза, Ромыч промычал: Чума! Чума!

С тех пор я поезда стараюсь обходить стороной. Потому что действительно чума. То уходят без тебя, то с рельсов сходят вместе с тобой. Карамба.

= = =

Да, так что там у нас с Боуи? Боуи у нас был тогда в полном порядке. Он у нас был. Был он у нас с Аркашей Кузнецовым. Т.е. он сначала у него был. А потом у меня стал. Потому что мне Аркаша его подарил. Это я уже о Стейшн ту Стейшн речь веду, про пластинку боуевскую, которую он в Америке записал в 1976 г.. А десять лет спустя в 1986 г. в Сибири мой бывший одноклассник Серега Устинов, услыхав ее дома у Аркаши Кузницеова, взял и обосрался. Не в переносном, а в буквальном смысле.

Пришел он как-то раз на тучу, с эстетами пластиночными потусовался и Аркашу среди них повстречал. А у Аркаши пластинка как раз эта была.

- Вот, - говорит Сереге интеллигентно Аркаша, - какая у меня пластинка есть замечательная - фирменного певца совеременности Дэвида Боуи. Пластинка охуительной пиздатости, кто ее услышит, тот просто напросто обосрется - такая она заебательская.

Серега, конечно, был гностик, и в словах аркашиных усомнился. Решил испытать магические свойства музыкального продукта на себе.

- Пошли, - говорит он Аркаше, - сейчас мы этого Боуя в деле проверим.

Пошли к Аркаше на квартиру - он как раз неподолеку жил. Пришли. Аркаша заводит патефон, ставит Стейшен ту Стейшен. Первая песня 10 минут 14 секунд - там как раз поезд разогнаться пол-песни никак не может. Серега слушал, слушал, пока там Боуи раскочегарится и не стал дожидаться. Быстро встал и говорит:

- Ладно, пойду я.

Подошел к двери, попрощался, только вышел за порог - быстро повернулся и говорит:

- Слушай, Аркаша, где тут у тебя туалет? Мне бы по-быстрому.

Аркаша отвел Серегу в туалет, все чин чинарем. Через некоторое время выходит оттуда Серега:

- Ну, - говорит, - спасибо, конечно, Аркадий, за гостеприимство, но только Боуи твой - говно. Ты уж извини.

И ушел.

А Аркаша пошел Боуя дослушивать. Сидит слушает. Через некоторое время заходит в комнату Аркашин папа и говорит возбужденно, но с достоинством:

- Аркаша, там к тебе друг приходил, так будь любезен убери за ним туалете - он мимо унитаза насрал.

Идет Аркаша в семейный туалет и видит: все в устиновском говнище - пол, стены, потолок. Полный пиздец. Не имей сто друзей.

Такова была магическая сила воздействия музыкального таланта прославленного певца и композитора Дэвида Боуи на сомневающиеся молодежные умы советской России. Доводил он их до усрачки.

Устинов про эту историю рассказывал мне так, что в туалет он еще до тучи хотел. А дома у Аркаши приспичило уже совсем невмоготу, вот он и попросился. Сделал дела, подтерся бумагой, а выбрасывать ее куда не знает - ведра помойного рядом нет. В Зареке, где мы жили, удобства зимой и летом на улице - неотапливаемоый толчок - газету употребил и в очко бросил. А здесь - дом высокой культуры, унитазы туалетной бумагой засорять, поди, не принято, и ведра помойные в хозяйстве иметь тоже. Вот Серега бумагу использованную рядом с унитазом аккуратно свернул и положил. Хозяева люди ученые, интеллигентные разберутся что с ней дальше делать. Бросил и ушел. Все дела. А Аркаша его в глазах общественности потом незаслуженно в говнище втоптал.

Аркаша однако утверждает, что Устинов не приученный к унитазам, насрал мимо него. И, что еще более существенно, пластинка была тогда вовсе не Стейшен ту Стейшен Боуи, а Диминишд Респосибилити Ю-Кей Сабс 1981 г.. Друзьям безусловно нужно доверять (иначе их не будет), но Аркаше после очернительной истории об Устинове и унитазе ни в чем особо верить нельзя. Не верю.

= = =

Тем не менее, вернемся к нашим боуям. Как бы там ни было, но в Стейшен ту стейшен Боуи на самом деле заложил могучее магическое колдовство. И именно такое, чтоб все обосрались. В прямом и переносном смысле.

Так вот у меня эта пластинка оказалась опять же благодаря Аркаше. Он утверждает, что он мне ее принес в дар со словами:

- На, Плотников, раз ты по этому Боуи сохнешь, мне-то он особо никуда не упирался.

Я факта дарения ее мне Аркашей не помню, но раз друг утверждает, значит, так оно и было (верю), потому что пластинка у меня была - факт, и до сих пор имеется - одна в Тюмени, другая в Канаде (недавно подешевке надыбал), т.е. по одной штуке на континент. Никаких аномальных физиологических последствий на меня ни тогда ни сейчас не возымела.

Но впервые я Station to Station услышал дома у Устинова в том же 1986 г.. Взял он эту пластинку у Аркаши, наверное. Я послушал и не впечатлился: альбом из 6 песен всего - по три на каждую сторону. Где ж это видано, чтобы первая заглавная песня аж 10 минут 14 секунд длилась? Слушаешь - будто на вокзале сидишь в зале ожидания. Сидишь и ждешь, а поезда все нет. Тоска и запор, тяжелые железнодорожные воспоминания из детства.

Вначале звуки какие-то паровозные - чух-чух-чух - первую пару минут все никак с места не тронется. И только на пятой минуте набирает должную скорость и несется до конца песни железнодорожной стрелой.

Но мне все эти долгие музыкальные композиции с гитарными запилами и ждать, когда там Боуи понесется на всех музыкальных парах, выводя оперным гоголем эстрадные рулады, было влом. Поэтому я плюнул на него слюной и записывать себе не стал. А Устинова заклеймил говняным эстетом от прог-рока и предателем светлого дела панк-рока и новой волны. На том и расстались.

А как сам стал обладателем Стейшен ту Стейшена, год спустя повзрослев уже, возмужав, поняв многое в этой непростой жизни, я ее даже и полюбил. Особенно Stay за прифанкованность и проникновенность в исполнении. До сих пор она у меня любимая песня всех времен и народов. Тогда любовные арии Word on a Wing и тёмкинскую Wild is the Wind еще туда-сюда нравились, но на заглавную песню терпения у меня от начала до конца прослушать не хватало - станции какие-то, паровозы, и с платформы говорят: "это город Ленинград". Железнодорожный фольклор для работников чугунки и метрополитена, коим я не являлся.

Не принимала ни душа, ни сердце этой композиции долгое время. Пока в один прекрасный день я не осознал, что слушать ее необходимо не абы как, а в обдолбанном состоянии. Наебениться, например вином до усрачки да и выйти на астральные просторы, откуда все гораздо лучше видно.

А картина, глядя из астрала, предстается следующая.

Боуи ничего, что с ним происходило в 1975 и 1976 г.г., не помнит. Потому что, проживая в те годы в американском Лос Анжелесе, он непрестанно нюхал кокаин. Чем кокаин пахнет тоже не помнит. Всего за четыре года трансформация с ним произошла такая: от размалеванного звезднопыльного Зигги через Безумнаддина, Джека Галовина и черного пушистого машиниста синти-соулового паровоза, Боуи к 1976 г. предстал перед общественностью худосочной белокурой бестией с того света, Кощеем Бессмертным. Дебелостью Боуи и так особой не отличался, а здесь питаясь одним лишь мороженным и кокаином, совсем превратился по смертельному в бледнолицего европейца.



Ни тебе былых пестрых инопланетных нарядов, ни грандиозных дорогущих декораций на сцене, ни тетрализованного шоу с кучей колбасящегося на сцене народа. Все, нажитое непосильным трудом за прошедшие с начала карьеры четрые года, все коту под хвост. Трудящиеся, придя на концерт, жаждя зрелищ, забашляв кучу денег, видя на сцене черно-белое тощее, безэмоциональное непонятно что, повергались в недоумении и требовали денег взад. Обещали Боуи, а подсовывают черт знает что. Мошенники. Обман кругом! Дерут с трудящих втридорога, а корицы не докладывают. Словом, безобразие.

А Боуи он чего? А Боуи того и надо. Имидж у него такой: мертвый белый европеец, внешность - арийская, характер - нордический, пришел к нам не с миром, но с войной, с пушками наготове, как по европйским канонам и полагается. Сухопарый Белый Князь - так себя назвал. И песни пел про себя такие:

Тощий князь лицом бел воротился домой
Метит вострой стрелой раболепным в глаза

Вот настал тот магический миг, из которого сны соткутся.
Согнется звук, иссохнут моря, запутаюсь в круге.
От меня цвет не исходит,
Гляжу свысока, наблюдаю за морем.

Нас несет одним магическим движением из Кетера в Малькут.
Ну а ты проносишься демоном от станции к станции.

Тощий князь лицом бел воротился домой
Метит вострой стрелой раболепным в глаза
Тощий князь бел с лица воротился домой
Оставлял за собой белых пятен следы

Были когда-то кругом только горы
И с птицами с неба
Мне было ни за что не упасть
Но что-то пропало, пропало
Во что теперь верить и кто поможет найти мне любовь?
Кто же он, кто же он и когда?
Знаешь, что счастье непросто поймать?
Выпьем за тех, кто взялся нас с тобой охранять.
Пей, пей, не бойся кубок выше поднять.

Нет, это совсем не кокаин
А это как раз любовь.
Поздно вам со спасибо
Поздно вам опоздать опять
Поздно вам ненавидеть
Вернулся европейский канон.

Ведь я такой один на миллион
Ни дня мне не прожить без нее
Опоздал со спасибо
Опоздал опоздать опять
Опоздал ненавидеть
Прибыл европейский канон
Неужто поразил меня недуг?
Не сияет ли мое лицо?
Поздно вам со спасибо
Поздно вам опоздать опять
Поздно вам ненавидеть
Вот вам европейский канон.

Поздно вам, опоздал
Поздно вам, опоздал
Пушки европейские здесь.

Боуи объяснял, что песня эта о 14 стояниях (станциях) Крестного Пути Христа. Врал. На самом деле упоминание о Кетере и Малькуте указывает на сефироты каббалистического Древа Жизни, состоящего из 10 сефирот (по-русски, цифр) - десять имен Творца - сверху из Короны (Кетера) по змеиному пути (через Серафимов - на еврейском, змея) вниз исходит ослепительный белый свет, формирующийся во время путешествия через остальные девять сефирот (от станции к станции) в материю мира Королевства (Малькута), на троне которого сидит Король Красота (Тифарет) - обитель мессии, которому раболепно поклоняется обитатели Королевства.

Схематично выглядит это так:




Свет Жизни из Кетера может достигать Малькут напрямую по Столпу Умеренности через Тифарет и Йесод (Основание Мира - вход в рай, врата которого на востоке охраняет с огненным мечом архангел Гавриил) в Малькут. Летит тот Свет стрелой вниз на землю - или в каббалистической и христианской традиции - дом возлюбленных Бога. Поэтому мечет стрелы (Света Творца) раболепным (возлюбленным Бога) в глаза.

Глаза возлюбленных Бога Боуи рассекал, чтобы лучше Свет виделся, проектируя во время выступления на большом экране кадры из фильма Бунюэля и Дали "Андалусский Пес".





Гастроли, названные Боуи Турне Белого Света, начались в феврале 1976 г. в канадском Ванкувере. На сцене не было никаких декораций. По рецепту старого дадаиста Иммануила Радницкого - более известного под именем Мэн Рей - освещение состояло лишь из белого света, проецированного на черный фон сцены.



Черно-белый подход в создании шоу олицетворял путешествие света через и тьму из Кетера в Малькут, которое достигалось одним магическим движением, символизируя которое, мессия Сухопарый Белый Князь во время исполнения этой строчки делал жест рукой сверху вниз. Жест этот стал фирменным знаком Боуи (в подражание ему этот же жест проделывает Мик Джаггер во время их совместного исполнения Танцев на улице).

Когда доходит дело до демона, который несется от станции к станции (по сефиротам) Боуи прововодит рукой справа налево, образуя таким образом крест.

Про иссохшие моря надо понимать следующим образом:

В Каббале Кетер, как и Эн-соф, неслучайно сравнивается с морем, откуда, согласно мифологическому восприятию, ведет свое начало все живое.

В средневековой Каббале для Кетера не нашлось планеты, и ему вместо этого просто сопоставлено понятие "перводвижения". Но то изначальное непознаваемое единство, из которого проистекает жизнь, соответствует мифологическому архетипу планеты Нептун, связанному с образом материнского лона-моря и растворения в океане космических ритмов. Нептун - планета высшей любви и высшей реальности, но также и хаотического разрушения всего упрочившегося, возвращающая мир в первозданный нерасчленимый клубок вечности.

Рассмотрим лишь значимый в психологии цвет.

Кетеру соответствует белый - первый цвет, содержащий в себе все цвета, но еще не разделенный на части. А разноцветная радуга соответствует Малькуту.

Если наш прекрасный мир наполнен цветами, белый цвет - не цветной, он никакой: он подспудно присутствует в каждом и не фиксирует формы предмета. Это фон и чистый лист, и все же он обладает божественным знанием того, что на нем будет написано. А потому и нам дано это представить. И Зогар описывает Творца и творение таким образом:

"Надлежит понимать его выше всех его творений и выше всех его атрибутов. Ибо когда мы воспаряем в эту высь уже более нет ни атрибутов, ни изображений, ни форм: то, что остается, подобно морю, так как воды моря сами по себе безграничны и бесформены. Лишь когда они встречают землю, они воспроизводят изображение, и мы можем сделать следующее счисление:

Источник вод моря и поток, который исходит из него, чтобы излиться на землю, составляют два. Затем он устрояет громадный бассейн через образование пустоты на большой глубине: этот басейн занят водами, вышедшими из источника. Это море, как таковое, и должно быть сосчитано за третье. Теперь эта громадная глубина разделяется на 7 каналов, это как бы длинные сосуды, через которые изливаются воды моря. Источник, море и семь каналов составляют вместе число 9. И если Строитель, который построил эти сосуды, их разобъет, воды моря вернутся к источнику, и не останется ничего, кроме обломков этих ваз, высохших и лишенных воды. Так Причина Причин произвела 10 сефирот."

Итак, из моря вытекает поток: из единого, в самом себе существующего и
хранящего в себе жизнь бытия Кетер рождает следующий сефирот, провоцируя
движение молнии эволюции.

http://lib.druzya.org/Astrology/semira/.view-s-v-kabbala.txt.full.html

Отсутствие исходящего от Князя цвета опять же указывает на его исключительную первопричинную белесость, порождающую остальные цвета, которые также являются проявлением взаимодействий различных энергий, образующих цвет, форму и звук, и медитируя на которые, согласно индийскому учению Санкхья о таттвах (тат - мир горний - голова Кетер, твам - мир дольний - микрокосм Малькут), становится возможным передвижение по астральным плоскостям. Таттвическую систему использовали в своих доктринах Теософское Общество Блаватской, Орден Золотой Зари и телемиты-кроулеанцы.

Про белые пятна тоже неспроста поется. "Белые Пятна" (1898 г.) - книжка стихов порнографического содержания Алистера Кроули. Кроули проповедовал секс-магию: выход в иные миры через оргазм.

Сухопарый Белый Князь был романтиком навыворот - звал ввысь, но без эмоций. Потому что из мира горнего прибыл в дольний - из Кетера в Малькут, а не наоборот. Снизойдя сверху, должен был принести с собой Любовь, но толком так и не разобрался - то ли это на самом деле она, то ли побочное действие кокаина, также способствующего при верном употреблении выходу в астрал и слиянию со Вселенской Любовью.

Одновременно, благодаря кокаину, Боуи пребывал в постоянном паранойидальном состоянии. Ему казалось, что его хотят погубить при помощи колдовства. Сжигал обстриженные ноги и выпавшие волосы и держал мочу в холодильнике, чтобы не досталось врагу. Сидел часами перед телевизором, пытаясь взглядом переключать каналы.

Бывшая жена Боуи Энджи вспоминает об эпизоде изгнания бесов в их доме:
Построенный в конце 50-х или начале 60-х, он представлял собой белый куб с внутренним бассейном, к которому из большинства комнат вели раздвижные стеклянные двери. Дэвиду понравилось это место, хотя я считала, что оно слишком тесно для наших нужд, особенно если мы собирались поселиться там надолго, к тому же мне не нравился внутренний бассейн. По моему опыту, с такими бассейнами одни проблемы.

И этот не стал исключением, хотя явно не в обычном смысле. Его проблема была из числа таких, с какими мне не приходилось сталкиваться, не приходилось даже слышать или видеть чего-то подобного: в нем поселился Сатана. Своими собственными глазами, сказал Дэвид, он видел Его вылезающим из воды как-то ночью.

Я бросилась обратно к Уолли Элмларк, на сей раз с важным заданием: Дэвид хотел изгнать беса.
Лос-Анджелесская православная церковь сделала бы это для нас - там был священник, готовый к такого рода услугам, как сказали мне тамошние люди, - но Дэвид не захотел. Никаких посторонних, сказал он. Так мы и остались в более чем интересную ночку всего лишь с инструкциями Уолли и книжками, талисманами и прочими голливудскими оккультными побрякушками стоимостью в несколько сотен долларов.

Я говорю "мы", однако в главных событиях я не участвовала: моя задача, заключавшаяся в том, чтобы купить ему всю необходимую парафеналию во внешнем мире, куда он боялся и нос показать, была выполнена. Теперь я осталась просто наблюдателем. А нужное активное содействие ему должны были оказывать те подхалимы и кок-шлюхи, которые подвернулись под руку в эту ночь.

И вот он стоял, затравленный и готовый на все; подобающие книжки и безделушки разложены на большом старинном аналое, необходимые мегадорожки кокаина высыпаны на бильярдном столе рядом с ним; все приготовлено. Я позволила себе заметить, что перед лицом неприятеля, с которым он, по его мнению, должен столкнуться, ему бы лучше не обдалбываться в дым, но это прозвучало ни к селу ни к городу. Если бы его взгляд мог убить, я бы точно была убита на месте.

Служба началась, и, хотя я не имела ни малейшего представления, что в ней говорилось, и на каком языке она произносилась, да и вообще сомневалась в эффективности действа, каждые несколько минут прерываемого неожиданной рысцой по направлению к бильярдному столу, сопровождавшейся громкими пылесосными звуками, я все же не могла справиться с овладевшим мной странным леденящим чувством, пока Дэвид продолжал бубнить монотонным голосом.

Нет никакого окольного пути сказать об этом, так что я скажу прямо. В какой-то момент ритуала бассейн начал кипеть. Очень сильно, лучше даже сказать, бурлить, причем никакие воздушные фильтры такого вызвать не могли.
Поскольку Дэвид взирал на это в полном ужасе, я постаралась казаться беспечной: “Ну вот, дорогой, какой ты умный, ведь, кажется, сработало. Что-то изменилось, верно?” Но я не могла продолжать в том же духе. Это было очень, очень странно: даже после всех недавних моих впечатлений я с трудом могла поверить собственным глазам.

Так что я сама подкрепилась солидной дорожкой с бильярдного стола (моя новая политика: не слишком давить на Дэвида, облегчая свое порицание небольшой понюшкой тут и там), и это, похоже, прогнало из моего мозга испарения страха, которые уже готовы были затопить меня. Я решила вмешаться.

Я обогнула дом, бросая взгляд из всех стеклянных дверей, из каждой комнаты, чтобы рассмотреть всю эту безумную штуку под разными углами. Но ничто не изменилось; бассейн абсолютно точно бурлил какой-то энергией, и этому не находилось никаких физических объяснений.

Минут через пятнадцать - к этому времени Дэвид успел вдохнуть еще один грамм кокаина и довести до конца свои ритуальные песнопения - вода начала успокаиваться. Вскоре это снова стал обычный внутренний голливудский бассейн.

Я не сводила с него глаз в течение минут сорока, но ничего необычного не происходило, так что, с сердцем ушедшим в пятки, я открыла одну из стеклянных дверей и, игнорируя Дэвидовские панические вопли, подошла к краю бассейна и заглянула внутрь.
Я увидела то, что я увидела. И ничто это не изменит. На дне бассейна лежала огромная тень или пятно, которого там не было до начала церемонии. Оно походило по форме на какого-то адского зверя; оно напомнило мне тех мучительно изломанных в молчаливом крике химер на крышах средневековых соборов. Оно было безобразно и шокирующе; оно напугало меня.

Я отошла от края, чувствуя себя очень странно, направилась через вход к Дэвиду и рассказала ему о том, что увидела, стараясь звучать равнодушно, но не слишком в этом преуспела. Он так побледнел, что я подумала, сейчас он умрет на месте, но он умудрился оправиться, остаться с нами и даже оживиться настолько, чтобы провести остаток ночи за дальнейшим приемом кока. Впрочем, к бассейну он и близко не подходил.

До сих пор не знаю, что и подумать об этой ночи. Она полностью идет вразрез с моим прагматизмом и повседневной верой в цельность “нормального” мира и очень смущает меня. Что мне больше всего докучает, так это то, что если вы назовете это пятно клеймом Сатаны, то я не смогу с вами спорить.

Дэвид, само собой, потребовал, чтобы мы немедленно уехали из дома, и мы так и сделали, но из надежных источников (от Майкла Липпмана, например, и от агента-распорядителя этого дома) я слышала, что последующие владельцы не смогли вывести это пятно. Хотя бассейн перекрашивали снова и снова, тень всегда возвращалась.

http://natpower.narod.ru/books/angie.htm

Боуи в знак веры в Христа носил на груди большое золотое распятие и посвятил Ему песню "Слово на крылах", где признается:

В этот век больших иллюзий Ты вошел в мою жизнь из моих снов
Мне меняться ни к чему, и все же Ты проник в мой замысел
Ты сказал: мы взрослеем, взрослеем сердцем и душой
В этот век больших иллюзий Ты вошел в мою жизнь из моих снов

Бог мой рожден теперь и для меня
Бог мой рожден теперь и для меня
Бог мой, зову тебя и Ты родишься вновь для меня

Верить не значит не задумываться,
Не подвергать сомнению ни рай и ни ад

Господи, приклоняюсь пред Тобой и приношу свое слово, что летит на крылах
Помоги мне стать частью Твоего замысла
Безопаснее, чем в чужой стране, но я иду осторожно
И себе я больше не враг
Господи, Господи, моя молитва летит на крылах
Подходит ли моя молитва для Твоего замысла?

Песня звучит, как гимн. Но и здесь Боуи проявляет себя закоренелым гностиком: верь, доверяй, но проверяй. Вот он проверил, и поверил.

Видео с репетиции этой песни в Ванкувере перед началом турне Белого Света можно здесь скачать (120МБ). На видео после нее начинается Stay, где канадский гитарист Стейси Хейдон, которого нашли в каком-то кабаке и пригласили посолировать на гитаре вместо уволившегося Эрла Слика, производит мощнейшие запилы. Драйва в песне немеряно. Карлос Аломар на ритм-гитаре тоже хорошо отжигает.

= = =

Боуи перевоплотился в образ белого худого свехчеловека. Живой интерес у него вызывала мифологическая и оккультная подоплека нацистского движения в Германии. Корнями нацизма, как и марксизма и остальных популярных идеологий, является продуктом европейского Просвещения, одержимого идеей освобождения человечества от социального неравенства, опиума религии и предрассудков, для построения справедливого общества для человека свободного - непонабощенного сверхчеловека. Справедливость в пределах Малькута в силу своей природы понятие относительное. Справедливость требует начальных жертв, чтобы потом всем остальным было хорошо. И нацизм и марксизм-ленинизм есть продолжение европейского идеологического канона со своей мифологией, пантеоном святых и полубогов, символами веры для поддержания уверенности в справедливое светлое будущее и рай на земле (в Малькуте).

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Боуи стал проповедовать фашизм как единственно верный выход из тяжелой ситуации в Британии, сложившейся в середине 1970-х. "Люди устали от неопределенности. Чтобы спастись, им нужен фюрер. Этим фюрером буду я. Европейский канон снова здесь."

Вещал он все это через газеты, чем вызвал ажиотаж и скандал в обществе. Многие впоследствие утверждали, что это был тонкий торговый ход, чтобы привлечь внимание публики и продать как можно больше билетов на его концерты на стадионе Уэмбли.

После четырехлетнего отсуствия в Британии Боуи хотел триумфального возвращения на родину. Газеты раструбили о его прибытии поездом в Лондон, и на вокзал встречать его привалила толпа поклонников. Боуи пересел из поезда в кабриолет и поприветствовал толпу жестом, который многие приняли за нацистский салют. Иные же утверждали, что никакого салюта не было - просто народ увидел то, что хотел увидеть. Сам Боуи отрицал факт салютования, из чего можно заключить вывод, что с фашизмом он попросту беззастенчиво заигрывал, вживаясь в арийский образ Худого Белого Князя и мороча, как обычно, публике голову.

Прибытие Белого Князя на лондонский вокзал (обратите внимание на чернокожего арийца в нижнем углу):






Морочил или нет, но стадион народу таки собрал и целых три дня на нем с аншлагом выступал. Обогатился сказочно и уехал осенью 1976 г. в Берлин - колыбель нацизма, где и оставался жить до начала 1980-х.

= = =

Заключение: прочтя все то, что я здесь понаписал, вы стали свидетелями и соучастниками различных каббалистических обрядов, ибо введение это было не в Боуиведение, а в Каббалу. Зато теперь, если вам захочется пронестись стрелой по астральными железнодорожными путями по Столпу Умеренности из Малькута через Йесод и Тифарет в Кетер, то делайте это непременно под звуки альбома Station to Station. Слушайте и передвигайтесь. Он этому способствует и специально для этих каббалистических целей и был создан. И помните, что тот, кто с песней по Древу Жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет.

КОНЕЦ.

P.S. Разные фотографии из того времени.














ипв, music, боуи, тюменщики

Previous post Next post
Up