Из жизни офицера-интернационалиста. Афганистан: участие в "политической ошибке"
В начале 80 года я был в Москве по своим личным делам, и жизнь свела меня в одном номере полу-люкса гостиницы “Пекин” (что это значило в тот период: полулюкс был «отель в отеле», «Пекин» - это была одна из ведомственных гостиниц Комитета государственной безопасности), лейтенанта с китайской границы, с начальником политического управления Пограничных войск страны.
Для лейтенанта - дорого, но престижно, а для генерала - и не дорого, и комфортно. Вход в гостиницу, был прямо за памятником поэту Маяковскому, напротив ресторана. Когда сосед узнал, что мой отец тоже воевал и прошел всю войну, его отношение ко мне потеплели, стали мягче, доброжелательней. Мы очень много общались по вечерам, ему было интересно узнать мировоззрение молодых офицеров (не в сводках служб, а воочию), а мне, было приятно общаться со своим высоким начальством в неслужебной обстановке. Благодаря его содействию, а точнее - только он смог сделать пропуск мне в нашу главную контору, я был даже в 6 подъезде, на четвертом этаже, площадь Дзержинского 2. А война интернациональная уже шла, набирала обороты. Мне молодому и почти холостому было интересно: “А когда моя очередь идти воевать?” На что он отвечал: “Ваш ВУС (военно-учетная специальность) не подлежит привлечению к выполнению этой задачи”. Но это противоречит всем боевым уставам и наставлениям, думал я.
И чем он больше и аргументировано опровергал все мои наводящие вопросы, тем больше я был уверен, что это вопростолько для дилетантов - воевать мне предстоит. А когда? Это вопрос времени. И я уйду на войну, не продолжив фамилию и не оставив наследника? А на войне всякое случается... И я женился.
В июле этого года в Москве проходили Олимпийские игры. Для обеспечения игр привлекли много людей, по всем ведомствам и направлениям. Я не был задействован по этой теме, но зато отрабатывал задачи и проходил тренировки на аэродроме, для решения другого вопроса. Генералу Ярузельскому могла понадобиться помощь в охране объектов Варшавского договора. И мы готовились к действиям в Варшаве.
Москвичей, по возможности и под различными предлогами, отправляли в отпуска с выездом из города, в санатории. Так и приехала в Курчум (место моей службы) Анна Колмакова, будущая моя любовь и мать моих детей. Она приехала к тете на время, а осталась у меня навсегда. 1 ноября был зарегистрирован брак.
Жила на Алтае, училась при сестре Наде на северном Урале, а работала в Москве. Приехала погостить к сестрам двоюродным, и вышла замуж.
Конфето-цветочный период был не долгим. Жаль, что и жизнь совместная оказалась недолгой. Болезнь. Похоронена в городе, которым всегда восхищалась, и в который всегда была влюблена - в Киеве.
В первых числах мая 1983, принимая дежурство по части, я на докладе у начальника штаба Пограничного отряда получаю задачу - по окончанию дежурства, подготовить материалы по передаче подразделения заместителю. На меня пришел приказ идти выполнять долг - воевать. Особого восторга не испытывал, но не было и паники. В своей профессиональной подготовке я был уверен, а там как повезет.
23 июля 1983 года, место действий - север Афганистана, провинция Бадгиз, Калай-Нау. Наши подразделения - это Специальные войска КГБ, а проще Пограничные войска - выполняли задачу “по предупреждению и противодействию, проникновения бандитских формирований и террористических групп неприятеля, с сопредельной территории, на территорию Союза”. Выполняли мы, как тогда говорили, - интернациональный долг (отрабатывали «санитарные» функции).
Это была обычная оперативно-тактическая задача. Журнал боевых действий я не вел, не моя функция. Где-то на второй фазе операции мы ощутили сильное огневое противодействие противника. Начали свистеть и стучать по броне БТРа пули.
Даю команду спрятать десант под броню транспортера (у меня были «сарбозы», это так называли ополченцев из местных племен), и сам принимаю решение укрыться (до сего момента сидел на броне, а ноги свешены в командирский люк). Стал, ногами на сиденье, - и все…. Тьма!
Что произошло? Под моим бронетранспортером, точнее под моим колесом, передним правым, взорвалась противотанковая десяти килограммовая мина.
Десять килограмм - это напоминание для молодежи, которые уже привыкли ко всему расфасованному в супермаркетах - это большое ведро (по объему), но только не воды, а взрывчатого вещества.
Меня куда-то выкинуло, говорят далеко, но мои бойцы меня нашли. Без признаков жизни, правда, но дыхание есть.
Проверили все конечности, такая методика у военных медиков есть - покалывают острым предметом, на вопрос определения поражения нервных окончаний (рук и ног). Одна нога моя была без признаков нормальной жизни. Её спрятали в гипс (с ней, левой, я мучаюсь все оставшееся время - отстает она, редиска нехорошая, от правой), и вызвали “борты” (так мы называли вертолеты). Сначала нас (это наводчика, водителя и меня), отправили в Кушку, и через Мары доставили в Ашхабад в окружной госпиталь.
Лежу я в палате офицерской один - нужен был покой строжайший, неподвижность и тишина.
Грустно. Двадцать семь лет всего, а я уже имею: две контузии, (месяц назад была еще одна контузия, из-за неё отказали мне в поездке в Ленинградскую академию для сдачи вступительных экзаменов. А ведь я был кандидат на поступления в Академию, и это при 4 годах офицерского стажа - карьерный рост был хороший!). Перенесли мою кандидатуру, как воюющую, на следующий год. Лежу. Грустно. И себя, хорошего, так жалко. Уколы приходят делают, утку забирают, кушать не дают - ничего не лезет. Одна глюкоза через шприц проходит хорошо. И не сон, а полузабытье. Мучение, дождаться утреннего солнышка, в это время и проваливаешься в дрему.
Вдруг мне на седьмые сутки (вот и не верь теперь в счастливые числа) приснился нормальный мужской сон, с картинками. И после этого эротического сна я пошел на поправку. Начал восстанавливать форму, стал принимать нормально пищу. Начал проводить для себя восстановительные спортивные упражнения по своей методе. Уже получил разрешение врача на свободное передвижение по территории госпиталя.
Однажды, после утренних медицинских процедур, пошел по своему маршруту, и возле павильона Военторга (была такая воено-торгующая организация) вижу небольшую очередь. Захожу и вижу то, чего нет в землянках Афгана - сметану в 200 гр. стеклянных баночках.
Заказываю продавцу, для себя: «Дайте мне, пожалуйста, баночку сметаны и 300 грамм сухой колбасы» В ответ: «Нет. Это только для персонала медицинского».
На мои вразумительные и возмутительные возражения, типа я - офицер, и прошу не водку, а продукты питания, перс нехороший (он был натуральным иранцем) отвечает: "Нет!".
И я приглашаю его движением руки к весам. Он, наивный, тянется к весам послушать, что я скажу или предложу, и ответ его мне уже был написан на его физиономии. Но вопроса-предложения не было. Просто контуженый капитан взял нехорошего работника прилавка за полы его профессиональной курточки и несколько раз ударил лицом о его же весы. Провел практический урок этики и поведения для сотрудников прилавка в медицинском учреждении закрытого типа.
Прибегает начальник госпиталя, разбираться. Узнав причину моего поступка, извинился и приказал обеспечить меня дополнительным питанием, ежесуточно, по норме 200 гр. сметаны, и 300 грамм полусухой колбасы, со своей командирской статьи. Дело шло на поправку, а тело требовало калорийного питания.
Для лейтенанта - дорого, но престижно, а для генерала - и не дорого, и комфортно. Вход в гостиницу, был прямо за памятником поэту Маяковскому, напротив ресторана. Когда сосед узнал, что мой отец тоже воевал и прошел всю войну, его отношение ко мне потеплели, стали мягче, доброжелательней. Мы очень много общались по вечерам, ему было интересно узнать мировоззрение молодых офицеров (не в сводках служб, а воочию), а мне, было приятно общаться со своим высоким начальством в неслужебной обстановке. Благодаря его содействию, а точнее - только он смог сделать пропуск мне в нашу главную контору, я был даже в 6 подъезде, на четвертом этаже, площадь Дзержинского 2. А война интернациональная уже шла, набирала обороты. Мне молодому и почти холостому было интересно: “А когда моя очередь идти воевать?” На что он отвечал: “Ваш ВУС (военно-учетная специальность) не подлежит привлечению к выполнению этой задачи”. Но это противоречит всем боевым уставам и наставлениям, думал я.
И чем он больше и аргументировано опровергал все мои наводящие вопросы, тем больше я был уверен, что это вопростолько для дилетантов - воевать мне предстоит. А когда? Это вопрос времени. И я уйду на войну, не продолжив фамилию и не оставив наследника? А на войне всякое случается... И я женился.
В июле этого года в Москве проходили Олимпийские игры. Для обеспечения игр привлекли много людей, по всем ведомствам и направлениям. Я не был задействован по этой теме, но зато отрабатывал задачи и проходил тренировки на аэродроме, для решения другого вопроса. Генералу Ярузельскому могла понадобиться помощь в охране объектов Варшавского договора. И мы готовились к действиям в Варшаве.
Москвичей, по возможности и под различными предлогами, отправляли в отпуска с выездом из города, в санатории. Так и приехала в Курчум (место моей службы) Анна Колмакова, будущая моя любовь и мать моих детей. Она приехала к тете на время, а осталась у меня навсегда. 1 ноября был зарегистрирован брак.
Жила на Алтае, училась при сестре Наде на северном Урале, а работала в Москве. Приехала погостить к сестрам двоюродным, и вышла замуж.
Конфето-цветочный период был не долгим. Жаль, что и жизнь совместная оказалась недолгой. Болезнь. Похоронена в городе, которым всегда восхищалась, и в который всегда была влюблена - в Киеве.
В первых числах мая 1983, принимая дежурство по части, я на докладе у начальника штаба Пограничного отряда получаю задачу - по окончанию дежурства, подготовить материалы по передаче подразделения заместителю. На меня пришел приказ идти выполнять долг - воевать. Особого восторга не испытывал, но не было и паники. В своей профессиональной подготовке я был уверен, а там как повезет.
23 июля 1983 года, место действий - север Афганистана, провинция Бадгиз, Калай-Нау. Наши подразделения - это Специальные войска КГБ, а проще Пограничные войска - выполняли задачу “по предупреждению и противодействию, проникновения бандитских формирований и террористических групп неприятеля, с сопредельной территории, на территорию Союза”. Выполняли мы, как тогда говорили, - интернациональный долг (отрабатывали «санитарные» функции).
Это была обычная оперативно-тактическая задача. Журнал боевых действий я не вел, не моя функция. Где-то на второй фазе операции мы ощутили сильное огневое противодействие противника. Начали свистеть и стучать по броне БТРа пули.
Даю команду спрятать десант под броню транспортера (у меня были «сарбозы», это так называли ополченцев из местных племен), и сам принимаю решение укрыться (до сего момента сидел на броне, а ноги свешены в командирский люк). Стал, ногами на сиденье, - и все…. Тьма!
Что произошло? Под моим бронетранспортером, точнее под моим колесом, передним правым, взорвалась противотанковая десяти килограммовая мина.
Десять килограмм - это напоминание для молодежи, которые уже привыкли ко всему расфасованному в супермаркетах - это большое ведро (по объему), но только не воды, а взрывчатого вещества.
Меня куда-то выкинуло, говорят далеко, но мои бойцы меня нашли. Без признаков жизни, правда, но дыхание есть.
Проверили все конечности, такая методика у военных медиков есть - покалывают острым предметом, на вопрос определения поражения нервных окончаний (рук и ног). Одна нога моя была без признаков нормальной жизни. Её спрятали в гипс (с ней, левой, я мучаюсь все оставшееся время - отстает она, редиска нехорошая, от правой), и вызвали “борты” (так мы называли вертолеты). Сначала нас (это наводчика, водителя и меня), отправили в Кушку, и через Мары доставили в Ашхабад в окружной госпиталь.
Лежу я в палате офицерской один - нужен был покой строжайший, неподвижность и тишина.
Грустно. Двадцать семь лет всего, а я уже имею: две контузии, (месяц назад была еще одна контузия, из-за неё отказали мне в поездке в Ленинградскую академию для сдачи вступительных экзаменов. А ведь я был кандидат на поступления в Академию, и это при 4 годах офицерского стажа - карьерный рост был хороший!). Перенесли мою кандидатуру, как воюющую, на следующий год. Лежу. Грустно. И себя, хорошего, так жалко. Уколы приходят делают, утку забирают, кушать не дают - ничего не лезет. Одна глюкоза через шприц проходит хорошо. И не сон, а полузабытье. Мучение, дождаться утреннего солнышка, в это время и проваливаешься в дрему.
Вдруг мне на седьмые сутки (вот и не верь теперь в счастливые числа) приснился нормальный мужской сон, с картинками. И после этого эротического сна я пошел на поправку. Начал восстанавливать форму, стал принимать нормально пищу. Начал проводить для себя восстановительные спортивные упражнения по своей методе. Уже получил разрешение врача на свободное передвижение по территории госпиталя.
Однажды, после утренних медицинских процедур, пошел по своему маршруту, и возле павильона Военторга (была такая воено-торгующая организация) вижу небольшую очередь. Захожу и вижу то, чего нет в землянках Афгана - сметану в 200 гр. стеклянных баночках.
Заказываю продавцу, для себя: «Дайте мне, пожалуйста, баночку сметаны и 300 грамм сухой колбасы» В ответ: «Нет. Это только для персонала медицинского».
На мои вразумительные и возмутительные возражения, типа я - офицер, и прошу не водку, а продукты питания, перс нехороший (он был натуральным иранцем) отвечает: "Нет!".
И я приглашаю его движением руки к весам. Он, наивный, тянется к весам послушать, что я скажу или предложу, и ответ его мне уже был написан на его физиономии. Но вопроса-предложения не было. Просто контуженый капитан взял нехорошего работника прилавка за полы его профессиональной курточки и несколько раз ударил лицом о его же весы. Провел практический урок этики и поведения для сотрудников прилавка в медицинском учреждении закрытого типа.
Прибегает начальник госпиталя, разбираться. Узнав причину моего поступка, извинился и приказал обеспечить меня дополнительным питанием, ежесуточно, по норме 200 гр. сметаны, и 300 грамм полусухой колбасы, со своей командирской статьи. Дело шло на поправку, а тело требовало калорийного питания.