Как хорошо известно, "читатель любит детективные романы". Но и к "потреблению" легенд и мифов (в пределах от Николая до Белы Куна) читатель предрасположен тоже: принятие информации на веру, особенно у евреев, давным давно стало традицией. Наверное поэтому опубликованное еще 17 июля 2002 года израильской газетой "Вести" интервью Шломо Громана с Нехамой Лифшиц по сей день вызвало массу перепечаток и ни одного вопроса к редакции. А зря!
В советской столице идет Всесоюзный конкурс артистов эстрады. Конферансье объявляет: «Нехама Лифшицайте, Литовская филармония. Народная песня "Больной портной"». На сцену входит маленькая хрупкая женщина и начинает петь на идиш "Дэр кранкер шнайдэр". Председатель жюри Леонид Осипович Утесов ошеломлен: звучит его родной язык! Он встал, подался вперед, непроизвольно потянувшись сквозь стол к сцене, да так и застыл в этой позе до конца песни. [ 1]
Вопрос не о допущенной фактической ошибке (председателем жюри был Николай Смирнов-Сокольский [ 2]), а в буквально "режущей" глаз театральной нарочитости в поведении Леонида Утесова. Подобные сцены с участием выдающихся вокалистов прошлого хорошо известны любителям довоенного музыкального кино.
Принять всерьез подобное практически невозможно. Единственное, на мой взгляд, объяснение "происшедшего" - розыгрыш. И не важно кто кого и зачем розыграл: Шломо Громан - читателей газеты; Нехама Лифшиц - Шломо Громана; Леонид Утесов - Нехаму Лифшиц; члены жюри - Леонида Утесова. Повторюсь: описанное - розыгрыш.
Почему-то за 17 лет с момента публикации никому в голову не пришла простая мысль: член жюри не мог не знать, какие именно песни будут исполнены конкурсанткой! Я даже не заикаюсь о возможных "предпоказах" или "предпросмотрах", посещении репетиций, "творческих" консультациях и прочих легитимных действиях членов жюри. Все почему-то забыли, что организационно конкурс проводился в три тура: первый - отборочный на местах, второй и третий (финальный) - в Москве!
С 22 февраля в Московском театре эстрады проходит второй тур, а через несколько дней начнется третий тур конкурса. Около трехсот певцов, музыкантов, чтецов, танцоров, артистов оригинальных жанров - представителей РСФСР, Украины, Армении, Грузии, Азейбарджана, Литвы, Латвии и других республик принимают участие во втором туре. [ 3]
Я не знаю, менялся ли репертуар вокалистов-конкурсантов во втором и третьем турах. Могу лишь предположить, что вряд ли. Ибо речи о каких-либо "вольностях" в таком конкурсе и в такое время быть не могло: на все исполняемые песни должно было существовать разрешение Главреперткома (Главлита). Получается, что Леонид Утесов не знал, что в конкурсную программу Нехамы Лифшиц входят песни на идиш только потому, что он "манкировал" обязанностями члена жюри?
Вернусь к первому, еще не процитированному абзацу газетной статьи:
Москва. Морозный февраль 1958 года. О еврейской культуре в СССР нельзя сказать даже, что она лежит в руинах. От нее, кажется, не осталось и следа... [ 1]
Очевидно, что автор вправе "сгустить" краски: чем темнее ночь - тем ярче восход, чем меньше еврейского в описываемое время было на советской эстраде - тем в исторической ретроспективе более значимой становится завоеванная Нехамой Лифшиц премия. Но вот какая "проблема": описываемая ситуация не соответствует действительности. О попытках возрождения еврейской культуры в эпоху оттепели известно немало [ 4], поэтому я позволю себе привести статистику выхода в СССР новых грампластинок с записями на идиш в период с начала войны до начала рассматриваемого конкурса:
Безусловно, количественно перечисленные записи - капля в море интереса советских евреев к собственной культуре. Но мы-то сейчас пытаемся разобраться лишь в возможных причинах "бурной" реакции Леонида Утесова на выступление Нехамы Лифшиц. Можно предположить, что Леонид Утесов не знал, что одна из всего лишь пяти вышедших в 1957 грампластинок на идиш была записана Нехамой Лифшиц.
Но я ни на секунду не поверю, что Леонид Утесов не знал, что в середине мая 1957 Клара Вага выступила в концерте с репертуаром из еврейских песен в Колонном зале Дома Союзов! Любому советскому еврею сам факт подобного выступления говорил одно: нынешней властью идиш "прощен".
Так может, если не язык исполнения, то сама исполненная песня "подняла" на ноги Леонида Утесова? И это вряд ли. Для начала снова вернусь к публикации в газете "Вести":
Кроме Утесова в жюри Валерия Барсова ... Юрий Тимошенко (Тарапунька) и Ирма Яунзем. [ 1]
Совершенно верно. Как верно и то, что еще в 1938 году сама Ирма Яунзем записала "Дэр кранкер шнайдэр" на грампластинку. На идише!
Очевидно, что это "репертуарное" обстоятельство не могло быть не известно членам жюри. По крайней мере тем из них, кто так или и иначе в своем творчестве был связан с еврейской культурой. Косвеное подтверждение сказанному можно прочесть в другом интервью Нехамы Лифшиц:
Ирма Петровна первой поздравила и благословила меня. С тех пор я часто советовалась с ней. Она тонко понимала мои волнения, сомнения, переживала за меня - ведь сама много раз "горела" на национальной теме. [ 5]
Теперь самое время вернуться к версии, что исполненная песня "смутила" Леонида Утесова? Но чем? "Дэр кранкер шнайдэр" был залитован, самое позднее, еще в 1937 году. Более того, в 1956 году именно "Больной портной" стал самой первой еврейской песней, записанной на грампластинку после 6-летнего перерыва!
Так что же, помимо "выявленного" розыгрыша, остается в "сухом итоге" от внимательно прочитанных неполных трех абзацев интервью Нехамы Лифшиц Шломо Громану? Осознание обыкновенного еврейского чуда победы еврейского духа над враждебными обстоятельствами.
Я участвовала в нем {конкурсе} с песней на идише и мечтала получить об этом какую-нибудь бумагу, чтобы она помогла мне проталкивать еврейскую программу. И победила - мне присудили первое место, и я получила заветное свидетельство: "Нехама Лифшицайте, Вильнюс, народные еврейские песни". [ 5]