Катынские сувениры в 1942 году
Эссе военномедицинско-катыноведческое
Из мемуаров капитана Ганса Киллиана, профессора медицины, служившего в 1941-1943 годах военным врачом (хирургом-консультантом) в немецкой армии.
(Киллиан Х. В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941-1943 / Перевод Светланы Бабак. - М.: Центрполиграф, 2005. - 336 с. (За линией фронта. Мемуары). Тираж 7000 экз. ISBN 5-9524-1764-7. ≡ Killian H. The Shadow Line - Life, death and a Surgeon. - London: Barrie & Rockcliffe, 1958. ≡ Killian H. Hinter uns steht nur der Herrgott. - München: Kindler Verlag, 1957 , http://militera.lib.ru/memo/german/killian_h01/index.html) (1)
Предчувствие беды
Конец октября.
У меня должен состояться разговор с майором медицинской службы из инспекции по использованию противогангренозной сыворотки. Фамилия его Разина. Я дожидаюсь в приемной. На столе лежит препарированный поблекший череп с зияющей на затылке дырой. Рядом - золотой орден на цветной ленте. Двери открываются. Майор, коренастый человек с умными глазами, скорее ученый, чем офицер, пожимает мне руку и приглашает в свой кабинет. Он, как всегда, непринужден и приветлив. Я немного смущенно спрашиваю:
- Что это за череп со странной дыркой на затылке?
Он серьезно смотрит на меня, затем говорит:
- Его достали из братской могилы десяти тысяч польских офицеров - под Катынью, - он был там захоронен. Иваны перебили их всех - выстрелом в затылок. Предположительно, это польский офицер высокого ранга.
- А орден?
- Высшая награда польской армии за храбрость, так сказать, их Pour le Merite.
Мы оба молчим. В комнате так тихо, что слышен шум, доносящийся с улицы. Только потом мы начинаем обсуждать новые методы борьбы с газовой гангреной. Несколько раз звонит телефон.
Вдруг мой взгляд случайно падает на карту территории вокруг Сталинграда, лежащую на соседнем столе. Там сражается 6-я армия, продвинувшись далеко вперед широким фронтом, поддерживаемая с флангов румынскими и итальянскими армиями…
Далее два врача начинают обсуждать опасное положение, в котором находится 6-я немецкая армия, на момент разговора она еще не окружена.
Любопытно тут то обстоятельство, что процитированный разговор происходил в октябре 1942 года, а согласно принятому в современной российской идеологии и академической истории геббельсовскому мифу, немецкие власти официально узнали про катынские захоронения только в феврале 1943 года. До этого на могилы якобы иногда натыкались отдельные немцы из дислоцированных поблизости частей, а также прислуживающие немцам польские коллаборационисты (которые якобы поставили там временный крест), но никакого хода это дело не имело, никаких мероприятий немецкая сторона по этому поводу не предпринимала, немецкое начальство формально было вообще не в курсе.
Рассказ профессора Киллиана неожиданно противоречит официальной версии. Оказывается, еще в октябре 1942 года немецкие военные власти, по крайней мере военно-медицинская служба, не только уже прекрасно знали о могилах, но и составили версию о том, что поляков расстреляли советские власти, и даже хвастались друг пред другом сувенирами из катынских могил.
Посмотрим, что можно понять из лаконичного рассказа профессора Киллиана и как вообще можно сам этот рассказ оценивать. Прежде всего следует решить, можно ли вообще доверять рассказу профессора Киллиана.
В мемуарах часто содержится неверная информация, причин отступления от правды может быть, по большому счету, две - либо автор мемуаров сознательно врет, стремится что-то приукрасить или, наоборот, скрыть, либо автор мемуаров честно заблуждается, забыл, перепутал.
Мемуары профессора Киллиана в целом оставляют впечатление вполне правдивого рассказа. Автор ни в чем не старается приукрасить свои подвиги, прежде всего потому, что ни о каких своих подвигах он вообще не упоминает. Автор служил хирургом-консультантом, и по долгу службы постоянно перемещался между разными госпиталями и штабами, по территории в основном нынешних Псковской и Новгородской областей, организуя медицинскую помощь раненым и нередко сам вставал к операционному столу, либо в особо тяжелых случаях, либо в периоды поступления большого количества раненых, когда штатные хирурги не справлялись со своей работой. Своими заслугами автор несомненно считает несколько успешно проведенных сложных операций и новые методы лечения, которые описывает достаточно подробно. Но при этом не стесняется и рассказывать и о собственных неудачах, о тех случаях, когда раненые умирали под его скальпелем. Многочисленные описания медицинских подробностей (гангрен, обморожений, диарей, аневризм, ампутаций, вскрытий трупов и т. д.) могут надолго испортить аппетит особо чувствительным читателям.
Не будем говорить о достоверности описания тех военных эпизодов, которые автор лично не наблюдал и описывает с чужих слов (в них явно присутствует типичный для солдатских рассказов налет мюнхаузенщины), не будем говорить об обоснованности авторских мнений и выводов (в них явно присутствует типичный для иностранцев набор русофобских глупостей и наивностей), но описание всего того, что автор видел собственными глазами, выглядит достаточно достоверно и искренне. В целом при чтении мемуаров не создается впечатления, что автор вообще склонен что-то приукрашивать или наоборот, скрывать. Рассказы вполне откровенны, автор мемуаров описывает свои впечатления от пребывания в разных местах, от встреч с разными людьми, от рядовых до генералов. Рассказ о беседе с майором Разиной никак не выделяется из общей стилистики и общего содержания мемуаров. Тем более что непросто изобрести причину, по которой автор мемуаров мог бы захотеть этот эпизод придумать.
Вполне очевидно также и то, что автор писал свои мемуары на основе дневника, который он вел в то время, так как текст насыщен множеством дат и географических названий, включая названия многих русских малых городов и деревень, где пришлось побывать этому врачу. Запомнить все это и воспроизвести по памяти спустя годы после войны было бы невозможно. Заметно, между прочим, что название села Молвотицы автор постоянно пишет с ошибкой - "МолвоСтицы". Я бывал в этом селе, потому и заметил эту ошибку, которая неожиданным образом повышает доверие к мемуарам. Если бы человек сочинял текст на основе документов и карт, он бы написал это название правильно. Ошибка в названии говорит о том, что автор воспроизвел название именно так, как когда-то неточно воспринял его, возможно, на слух, так и записал в свой дневник. И, соответственно, появление в мемуарах неточного названия говорит, что при написании этих мемуаров он пользовался прежде всего своим дневником и своей памятью.
Нельзя заранее исключать, конечно, и крайний случай. Весь текст книги может оказаться мистификацией, и никакого хирурга-консультанта по фамилии Киллиан в 16-й немецкой армии вообще не было, и мемуаров он не писал, а книгу сочинил от лица врача какой-нибудь талантливый беллетрист. Оставим проверку этой гипотезы всем желающим, пока же будем исходить из имеющегося текста, который производит полное впечатление достаточно честных мемуаров. И будем считать, что эпизод с катынскими сувенирами в октябре 1942 года так же правдив, как и весь остальной текст книги.
Но, с другой стороны, если профессор Киллиан не врал, то он мог ошибиться. Ошибка в данном случае может быть только в указании времени встречи и беседы с доктором Разиной. Хорошо пропиаренный аттракцион на могилах польских офицеров, с раскопками и имитацией медицинских исследований немцы организовали в апреле-мае 1943 года. Этот аттракцион тогда посетило несколько тысяч туристов из разных стран, и немецкое министерство пропаганды щедро снабжало их разными сувенирами, прежде всего польскими денежными знаками, но также и разными польскими погончиками, значками, медальками и прочими бранзулетками, якобы найденными в могилах. Правда, черепа в качестве таких сувениров, кажется, пока нигде вслух не упоминались.
Поэтому, если бы описанная встреча профессора Киллиана и доктора Разины случилась в конце весны 1943 года или позже, то демонстрация катынских сувениров ничего бы странного собой не представляла.
А в мемуарах профессор мог просто перепутать, и вставить этот эпизод в события осени 1942 года.
Против такой трактовки можно привести сразу три аргумента.
Первый аргумент - дневниковый характер записей автора. Некоторые записи датированы точно, некоторые датированы примерно (как рассматриваемая здесь запись, датированная "конец октября"), некоторые записи вообще не датированы. Тем не менее, дневниковый и регулярный характер записей гарантирует, что они расположены в правильной хронологической последовательности. Данная запись расположена после записи, датированной тоже октябрем (без указания числа), в предыдущей записи речь идет о встрече в Пскове со швейцарским врачом Бирхером. Следующая после рассматриваемой запись, датированная 22 октября, называется "Тимошенко наступает" и рассказывает о неудачном наступлении Красной Армии на Демянский котел. Размещение сообщения о беседе с доктором Разиной между сообщением о встрече с Бирхером в том же октябре и записью о событиях 22 октября позволяет вполне уверенно датировать время встречи, как и указал автор, "концом октября" 1942 года, причем не позднее 21 октября.
Второй аргумент - содержательный. Судя по рассказу, автор мемуаров во время описанной беседы впервые узнал о катынской истории. Этого не могло бы быть, если бы встреча случилась в конце весны 1943 года. Автор мемуаров - человек активный и интересующийся разными новостями, политикой, военными делами и даже искусством, и он не мог бы остаться в неведении о катынской истории, которую очень активно пиарили геббельсовские СМИ весной 1943 года.
Третий аргумент - исторический. Автор точно запомнил, что во время той же беседы с майором Разиной они обсуждали положение армии Паулюса в Сталинграде, причем в то время, когда она еще не была окружена, и это очень веский датирующий признак. Глава называется "Предчувствие беды", бедой, которую автор с собеседником предчувствуют, и является окружение, которое грозит этой армии, что два врача прогнозируют на основании конфигурации линии фронта. Это значит, что разговор явно происходил ранее конца ноября 1942 года.
Так что, если автор мемуаров говорит правду, а сомневаться в этом причин пока не видно, то и время демонстрации катынских сувениров он указал правильно - вторая половина октября 1942 года, не позднее 21 октября.
Показательно названное майором Разиной количество расстрелянных поляков - "братская могила десяти тысяч польских офицеров". На самом деле немцы их там откопали намного меньше, но именно такое количество - десять тысяч - было объявлено геббельсовской пропагандой через полгода после этого разговора. Профессор Киллиан свидетельствует, что это количество было утверждено для пропагандистского оглашения еще в 1942 году.
Крайне интересно и упоминание самого слова "Катынь" во время этого разговора автора мемуаров с майором Разиной. Если уж мы решили, что профессору Киллиану можно доверять, то придется принять и то, что это название он услышал и записал еще в октябре 1942 года. А дело в том, что в реальности немцы захоронили расстрелянных ими польских офицеров в парке на окраине села Гнездово, в местности под названием Козьи Горы. Поселок #Катынь находится от этого места в нескольких километрах, и никак не связан с местом размещения могил.
Зато он имеет очень звонкое для польского уха название - в слове "Катынь" для поляков явственно звучит корень "кат" - палач. Для немцев, вполне очевидно, что "Катынь", что "Гнездово" звучат равно безразлично. Судя по всему, в группе немецких креативщиков, готовивших это мероприятие, был некий поляк, который оценил пленительную для поляков силу названия "Катынь", и уговорил начальство присвоить месту захоронения именно это название, хотя географически или административно, как уже сказано, поселок Катынь к месту нахождения могил никакого отношения не имел.
Этот шаг был очень мудрым, бренду "Катынь" был сужден долгий и устойчивый коммерческий и политический успех. Имплицитное воздействие семантики слова "Катынь" на эмоциональный и легко поддающийся внушению польский национальный менталитет оказалось весьма эффективным, многие поляки до сих пор становятся невменяемыми, лишь услышав это слово. Вот что значит грамотно подобранное название бренда и умело организованная рекламная кампания.
Профессор Киллиан свидетельствует, что бренд "Катынь" был создан уже к осени 1942 года, тогда было назначено и количество жертв проклятых евреев (да, да, в 1943 году немцы подали расстрелянных поляков как жертв именно еврейских комиссаров, сейчас про это стараются забыть, даже в исключительно рукопожатном и энциклопедическом фильме пана Вайды "Катынь" этот аспект обойден политкорректным молчанием), это значит, что и вся пропагандистская катынская акция была к тому времени в целом уже спланирована. Но в 1942 году проводить ее пока не стали, вероятно, по той причине, что трупы расстрелянных осенью 1941 года поляков выглядели еще слишком свежими, чтобы можно было выдать их за жертв НКВД. Пришлось подождать до следующей весны.
Обращают на себя внимание и два катынских сувенира, выставленных явно напоказ в приемной немецкого военно-врачебного начальника - череп, "препарированный поблекший череп", и орден, "золотой орден на цветной ленте", "высшая награда польской армии за храбрость".
В рассказах некоторых очевидцев катынской истории мелькали сообщения о том, что немецкие солдаты варили извлеченные из могил черепа в котлах. Эти рассказы мне до сих пор представлялись сомнительными, прежде всего в силу тошнотворности и бессмысленности подобных действий. Но с учетом рассказа профессора Киллиана у этих странных действий появляется разумное объяснение - да они просто вот такие гламурные арийские сувенирчики делали (2). После вываривания из голов польских офицеров получались отменные "препарированные поблекшие черепа", один из этих сувениров и занял свое почетное место в приемной доктора майора Разины.
В 1943 году немцы, проведя показательные раскопки могил, опубликовали отчет о раскопках (Амтлихес). Над теми идиотами, которые верят в честность и полноту этого немецкого отчета, громко хохочет череп с дыркой из коллекции майора Разины. Безголового бывшего владельца этого черепа, "польского офицера высокого ранга", как и прочих безголовых поляков, чьи черепа пошли на сувениры, немцы явно не показывали экскурсантам, и не учитывали в списках под номерами. Их, вероятно, просто выкинули в какой-нибудь овраг с глаз долой. И не исключено, что подсыпали в могилы вместо них каких-нибудь других покойничков, с головами.
Несколько загадочным представляется впечатление профессора Киллиана об этом черепе - "череп со странной дыркой на затылке". Профессор Киллиан - военный врач, хирург, постоянно наблюдающей собственными глазами и оперирующий множество самых разных ранений, в том числе и пулевых, и маловероятно, чтобы он по дыре в затылке не понял, что бывшего владельца этого черепа застрелили. Но все же здесь он не сразу признал отверстие в данном конкретном черепе за пулевое ранение. Не знаю, что можно сказать по этому поводу. То ли профессор Киллиан посмотрел невнимательно, то ли изготовители сувениров расширили дырочку в черепе треугольным рашпилем, чтобы пострашней казалось.
Про орден, прилагающийся к черепу с дыркой, сказать можно немного. "Золотой орден на цветной ленте", "высшая награда польской армии" - высшей наградой у поляков, вроде, являлся орден "Белого орла", впрочем, возможно, здесь речь идет о каком-нибудь золотом "Виртути милитари" или о чем-нибудь еще похожем. Орденов у поляков немало. Появление польских разных орденов как у расстрелянных офицеров, так и в качестве реквизита, подбрасываемого в могилы геббельсовскими массовиками-затейниками, удивления не вызывает.
Последнее, что привлекает интерес в лаконичном рассказе профессора Киллиана - сама личность майора с несколько необычной для немца фамилией Разина (если тут нет искажения транскрипции при переводе). Это "коренастый человек с умными глазами, скорее ученый, чем офицер", "всегда непринужден и приветлив".
Как попали к нему череп и орден? Тут имеется две возможности - или он сам привез их с места расстрела поляков, или получил их в подарок от кого-то. Первая возможность мне кажется более вероятной. Прежде всего потому, что предметов тут два - череп и орден. Когда дарят подарок, то дарят обычно что-то одно. Наличие нескольких предметов, двух или более - это уже скорее некая коллекция, набор экспонатов, собранных заинтересованным человеком.
Кроме того, заслуживает внимания и отношение самого майора к этому черепу и ордену. Он их разместил на всеобщее обозрение явно с умыслом, и разместил даже не в своем рабочем кабинете, а в приемной. В кабинете люди, приходящие по служебной необходимости, в большинстве своем заняты интересующей их проблемой и не склонны обращать внимание на имеющиеся в этом кабинете разные игрушки, не относящиеся к их делу. В приемной все иначе. Человек, вынужденный ожидать приема, волей-неволей будет в скуке крутить головой по сторонам, и обязательно заметит столь необычнее предметы. А раз заметит, то и спросит хозяина кабинета, что это такое. Пусть спрашивают, хозяин кабинета этого и хотел, для того экспонаты и выставлены. Майор Разина с удовольствием расскажет, что это такое и почему оно здесь. Такое отношение к предметам не типично для простых подарков. Так тщеславные люди выставляют плоды собственных трудов, свидетельство собственных заслуг.
Вот такие соображения заставляют прийти к выводу, что майор Разина сам принимал участие в работах на месте расстрела поляков еще в 1942 году, и сам привез оттуда эти сувениры. На время беседы с профессором Киллианом он служил уже в инспекции по использованию противогангренозной сыворотки, но несколькими месяцами или несколькими неделями ранее вполне мог иметь иное место службы.
Из слов майора про череп "Его достали из братской могилы десяти тысяч польских офицеров - под Катынью" неясно, участвовал ли сам майор в этом доставании черепов из могил. К сожалению, мы имеем дело с двойным переводом, сначала с немецкого на английский, потом с английского на русский, а при переводе, тем более при двойном переводе, смысл высказываний может искажаться. Если будет возможность, полезно будет ознакомиться с немецким текстом этих мемуаров, и уточнить, как конкретно тут выразился майор, не сказал ли он там на самом деле "я его достал" (3). И любопытно было бы ознакомиться с боевым путем этого майора, посмотреть, не околачивался ли он в 1942 году где-нибудь в районе Смоленска.
Пока можно предположительно считать, что майор Разина входил в состав группы немецких специалистов, включающей в себя пропагандистов и военных врачей. Эта группа в 1942 году предварительно подготовила катынскую мистификацию, придумала количество жертв и сочинила бренд "Катынь".
Это группа, о которой пока ничего не известно.
====================
Примечания
1. Камрад Mythcracker выяснил, что источник в книге указан ошибочно. На самом деле представленные мемуары Г. Киллиана есть перевод его же книги "Im Schatten der Siege; Chirurg am Ilmensee, 1941-1942-1943" ("В тени побед. Хирург у озера Ильмень, 1941-1943 гг."). Книга издана в Мюнхене в 1964 году издательством Ehrenwirth.
(http://katyn.editboard.com/t1351p15-topic).
2. Как справедливо заметил камрад Нагель:
"Дело не в изготовлении сувениров, пожалуй. У ак. Бурденко читаем:
Цитата:
В надежде скоро иметь возможность поехать в окрестности Смоленска и иметь возможность вновь вырыть трупы польских офицеров, я составил коллекцию из 25 черепов казненных немцами русских граждан для установления несомненного тождества ран и, в случае нужды, предварительно предъявить их представителям наших союзников.
Черепа в настоящее время тщательно изучаются мною и проф. Смирновым - патологоанатомом Нейрохирургического института, а на месте были изучены главным судебным экспертом фронта доцентом Огарковым и главным патолого-анатомом фронта Д.Н. Выропаевым - профессором 1-го ММИ совместно с их бригадами.
(Акад[емик] H.H. Бурденко)ГАРФ. Ф. 7021. Оп. 114. Д. 8. Л. 18-24. Копия.
Катынь. Март 1940 г. - сентябрь 2000 г. Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни. Документы.
См.: http://katynbooks.narod.ru/
Немцы, скорее всего, занимались вывариванием черепов для аналогичных целей. Череп гораздо легче хранить, транспортировать и предъявлять для осмотра. Фотография не наглядна, заспиртованная голова - кошмарна. Намного лучше на черепе видны пулевые отверстия. Словом, вполне подходящий экспонат для демонстраций, сопровождаемых подходящими комментариями. Чем этот Разина и занимался".
http://katyn.editboard.com/t1351-topic
3. Проверку сделал камрад Mythcracker. Мое предположение не подтвердилось, в оригинальном немецком тексте майор Разина не говорит, что он сам присутствовал в Катыни.
311
Drohendes Unheil
Ende Oktober. Kurze Besprechung mit Oberstarzt Rasina von der Sanitätsinspektion wegen des Gasbrandserums. Ich warte in seinem Vorzimmer. Auf dem Tisch liegt ein sauber präparierter gebleichter Männerschädel. Im Hinterhaupt klafft ein Loch. Daneben liegt ein schwer goldener Orden am bunten Band. Die Türe öffnet sich. Der Oberstarzt, ein untersetzter Mann mit klugen Augen, eher Wissenschaftler als Offizier, reicht mir die Hand und bittet mich in sein Zimmer. Wie immer ist er zwanglos und freundlich. Noch bevor wir unser Gespräch beginnen, frage ich ihn etwas beklommen: "Was ist denn das für ein Schädel mit dem merkwürdigen Loch im Hinterhaupt?"
Er sieht mich ernst an, zögert einen Augenblick, dann sagt er: "Der stammt aus dem Massengrab der 10 000 polnischen Offiziere - bei Katyn - wurde dort ausgegraben. Der Iwan hat sie alle umgebracht - Genickschuß. Es muß ein höherer polnischer Offizier gewesen sein."
"Und was ist mit dem Orden?"
312
"Die höchste Tapferkeitsauszeichnung der polnischen Armee, sozusagen ihr Pour le Mérite."
Wir schweigen beide. Es ist so still im Raum, daß man die Geräusche von draußen hört. Dann erst beginnen wir uns über die neuen Versuche zu unterhalten, die wir gegen den furchtbaren Gasbrand unternehmen wollen. Es gibt einige Ferngespräche.
Da fällt mein Blick zufällig auf eine Karte des Raumes um Stalingrad am Wolgabogen, die auf einem Nebentisch liegt. Dort kämpft die 6. Armee weit vorgeschoben in exponierter Stellung, flankiert von rumänischen und italienischen Armeen. Der Winter hat schon begonnen, die Erde ist hart gefroren, Schnee bedeckt das unermeßliche Land.
Ich starre gebannt auf diese seltsame Karte, denn es sind um unsere Front bei Stalingrad leuchtend rot umrandet die Aufmarschräume feindlicher Armeen eingetragen. Drei bis vierfach tief in den Raum hinein gestaffelt stehen sie zum Angriff auf Stalingrad bereit. Eine ungeheure Massierung von Kräften zeichnet sich hier an unserer dünn besetzten Front am Don und dem Wolgabogen ab. Oberstarzt Rasina merkt nach Beendigung eines Telefongespräches mit den Behring-Werken, wie sehr mich diese Karte fesselt und erregt.
"Die Karte da - dürften Sie eigentlich gar nicht sehen", und brummend fügt er hin: "Feindlage bei Stalingrad nach den Ermittlungen unseres Nachrichtendienstes - erheiternd - finden Sie nicht auch?"
"Warum weicht die 6. Armee denn dieser ungeheuerlichen Zusammenballung russischer Kräfte nicht aus?" entfährt es mir, "der Russe ist doch, wie man sieht, urn das zehn bis zwanzigfache überlegen."
"Weiß ich nicht. Führerbefehl! Angreifen, nötigenfalls einigeln und kämpfen bis zum letzten Mann. Man kennt das ja."
In tiefer Bedrückung verabschiede ich mich.
HANS KILLIAN, IM SCHATTEN DER SIEGE CHIRURG AM ILMENSEE, 1941-1942-1943, EHRENWIRTH VERLAG MÜNCHEN, © 1964 by Franz Ehrenwirth Verlag KG München, Verlagsnummer 1102. Druck: Aumüller KG Regensburg.
Printed in Germany.
http://katyn.editboard.com/t1351p15-topic
