К вопросу об обстреле белофинскими фашистами советской территории у Майнилы 26 ноября 1939 - 4
2. Российская информация
С информацией с финской стороны вроде все понятно. Посмотрим, что по этому поводу нашли рукопожатные историки, геи и демократические журналисты на советской стороне. Многие советские источники уже рассмотрены выше, далее рассмотрим остальные, доступные в интернете.
На волне перестроечной свободы разоблачать злодеяния проклятого Сталина бросились все, кому не лень. И один из них, Аптекарь, рассказал, сбежав от нянек, что:
1) в ЖБД 68-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии написано: «26 ноября полк подвергся обстрелу белофиннов. Взорвалось 7 снарядов. Погибло 3 человека и ранено 6» ;
2) все записи в этом ЖБД сделаны одной рукой (тут Аптекарь насторожился);
3) в оперативных сводках и донесениях штаба 70-й стрелковой дивизии о выстрелах с финской стороны нет ни слова;
4) численность личного состава 68-го стрелкового полка с 25 по 28 ноября оставалась неизменной, никаких потерь за эти дни полк не понес (1).
Вывод - никакого обстрела в Майниле вообеще не было, этот фиктивный обстрел - вымысел советской пропаганды.
Через девять лет, в своем глубокорукопожатном фундаментальном труде, П. Аптекарь повторяет эти же доводы и выводы, делает только снисходительное допущение, что "провокаторы из НКВД могли взорвать в #Майнила несколько холостых зарядов (так в оригинале - Z.) или взрывпакетов." (2).
Разберем открытия П. Аптекаря.
Прежде всего, заметно расхождение между каноническим количеством жертв белофинского обстрела (четверо убитых и восемь раненых) с данными ЖБД полка - трое убитых и шестеро раненых. Знали бы уважаемые рукопожатные историки, геи и демократические журналисты, сколько в документах былых войн встречается противоречий, они бы не стали этому удивляться. Чаще всего противоречия порождены неразберихой, спешкой, недостаточной информированностью, халатностью или невнимательностью людей, составлявших эти документы. Дело историка в таких случаях, в общем-то, не визжать и не охать и не заявлять, что "ничего не было", а найти разноречивым данным непротиворечивое объяснение и постараться выявить по неполным сведениям реальную картину событий.
ЖБД полка заполнялся одной рукой - непорядок, конечно. Виновные должны быть привлечены к строгой дисциплинарной ответственности. Но какое отношение это имеет к вопросу "кто стрелял"?
Если бы кабинетные рукопожатные историки, геи и демократические журналисты знали, сколько важных документов составляется не по правилам и задним числом, они бы повесились с горя. Чаще всего объяснение нарушениям правилам делопроизводства бывает самое тривиальное. Например, не хочет командир, чтобы какие-то его действия были занесены на скрижали истории, и приказывает переписать документ с устранением из текста ненужных подробностей. Или просто уронили ЖБД в полевых условиях в лужу, отчего он потерял всякое соответствие высоким требованиям штабной культуры, выход из этого неприятного положения самый очевидный и несложный - вызывается тот писарь, у которого почерк получше, и получает задание - все переписать в новый журнал до утра, и чтоб чистенько было.
П. Аптекарь намекает, что ЖБД полка был фальсифицирован, и что запись про обстрел, убитых и раненых 26 ноября была туда добавлена позднее, оттого и пришлось весь ЖБД переписывать. Может быть и так, только я не пойму, для чего это могло понадобиться.
Кого могла обмануть эта запись, если она ложная и внесена задним числом? Собственное начальство в 70-й дивизии? Но сам П. Аптекарь в той же статье сообщает, что в дивизии учет данных о личном составе велся аккуратно, и этот самый полк дисциплинированно докладывал в штаб дивизии данные еженедельно. Все в дивизии уже знали своевременно, обманывать их путем подделки какой-то записи задним числом у командира полка не было никакой возможности и никакого смысла.
Кого еще могла обмануть ложная запись в ЖБД? Мировую общественность при публикации этого журнала? Но это документ секретный, и в тех условиях к публикации вовсе не предназначенный. Такой и мысли не могло возникнуть ни у кого из современников.
Кого еще могла обмануть ложная запись в ЖБД? Какую-нибудь комиссию по расследованию Майнильского инцидента? Но такой комиссии в принципе не могло существовать, решение советской стороны было уже вынесено на самом высоком уровне, и никаких расследований, проверяющих правильность решения высшего советского руководства, быть не могло и не предвиделось.
А для кого еще могла предназначаться фальшивая запись в ЖБД? Разве что для П. Аптекаря, чтобы навести его на путь к скрываемой правде? Тогда придется сделать вывод, что командир того самого полка отличился примечательной прозорливостью, он смог предузнать будущее на полста с лишним лет, и тогда ждет своего решения вытекающий из такого предположения вопрос - не был ли он попаданцем?
Далее. П. Аптекарь пишет, что в оперативных сводках и донесениях штаба 70-й стрелковой дивизии о выстрелах с финской стороны нет ни слова. А о чем там есть слова? Узнать это несложно, поскольку сам П. Аптекарь любезно приводит примеры таких сводок и донесений.
"Разведывательная сводка штаба 70-й стрелковой дивизии
№ 9
12 ноября 1939 г.
Наблюдательный пункт 68-го стрелкового полка. В ночь на 16 ноября в районе погранзнака № 82 у отдельного сарая замечено курение. По-видимому здесь имеется пост наблюдения.
16 ноября в 11.10 из кордона Яппинен в тыл прошла повозка с прессом в сопровождении двух велосипедистов. В 14.05 16 ноября из кордона Яппинен в тыл прошли 7 вооруженных солдат".
И т.д.
Из этих текстов очевидно, что разведка дивизии, и, в частности, НП 68-го полка вели наблюдение за противником. И только за ним. За тем, что происходило на своем берегу Сестры, они если и присматривали, то в сводки ничего не вносили. Мало ли что происходит на своем берегу, какие группы бойцов куда передвигаются, что делают, где что-то взорвалось - это вне интересов разведчиков. Финские пограничники сообщали о разной стрельбе и даже об испытаниях минометов на советском берегу - то есть там много чего время от времени стреляло и грохотало. Но наши разведчики наблюдают только за противоположным берегом. Потому взрывы на своем берегу просто и не должны были попасть в эти сводки. Разведчики следили за вражеским берегом, а что там случилось на нашем берегу - это не разведчиков дело.
С оперативными сводками еще проще. П. Аптекарь приводит примеры и этих сводок.
"Оперативные сводки штаба 19-го стрелкового корпуса
№ 168 к 8.00 26 ноября 1939 г.
1. Положение частей без изменений.
2. Температура воздуха - минус 6-7 градусов. Дороги проходимы.
№ 169 15.00 26 ноября 1939г.
1. Изменений в частях корпуса нет.
2. Шоссейные дороги проходимы для движения всего транспорта. Грунтовые дороги удовлетворительны. Температура воздуха - минус 5-7 градусов.
№ 171 8.00 27 ноября 1939г.
1. Положение частей корпуса без изменений.
2. Температура воздуха - минус 6-8 градусов".
И т.д.
Вот и все, что там вообще писалось. Положение частей без изменений, температура воздуха, состояние дорог. Наверно, в корпусе в это время случалось много всяких разных интересных событий, но в оперативные сводки включались только эти позиции, остальное игнорировалось. Семь странных взрывов не произвели никакого влияния ни на положение частей, ни на состояние дорог, ни на температуру воздуха, с чего бы тогда надо было в этих сводках их вообще упоминать? Тем более, что сразу не понятно было, что это за взрывы, а очень скоро по радио загремели грозные заявления Молотова, и в штабе корпуса несомненно поняли, что это уже и вовсе не их уровня дело.
Последнее из открытий П. Аптекаря - 68-й полк в этот день вообще никаких потерь не понес. Могу этому только порадоваться, хорошо, что в этом полку никто тогда не погиб. Хотя загадочная запись в ЖБД этому и противоречит.
Критики П. Аптекаря уже неоднократно замечали, что из отсутствия потерь в одном конкретном полку нельзя делать вывод, что убитых и раненых при этом обстреле вообще не было. Пострадавшие могли быть из других подразделений, из танковых, артиллерийских, саперных или других частей, не входивших в этот полк, но готовившиеся действовать на этом же участке. Пострадавшие могли быть пограничниками, и это вероятнее всего, ибо кому же, как не пограничникам, быть рядом с границей.
Для тех людей, кто попал под обстрел, это был несомненно немалый стресс, и даже уцелевшие, возможно, и контуженные, могли не вполне внятно рассказывать, что случилось, кто пострадал, кто куда делся. Раненых, в том числе и смертельно раненых, наверняка немедленно увезли в госпиталь, и для выяснения, что случилось на самом деле, и сколько было пострадавших, и сколько из пострадавших умерло, прибывшим на место командирам потребовалось бы какое-то время. Этой неопределенностью вполне легко объясняются ожидаемые расхождения между первыми и уточненными позднее данными о жертвах обстрела.
Какие-то начальники несомненно должны были поспешить на место действия и выяснить, что произошло. Вероятнее всего, это были пограничники, пограничная полоса - их зона ответственности, им не впервой было подвергаться обстрелам с финской стороны, они и должны были разбираться, что случилось.
Если не сводить дело к теории заговора или к попаданцам, то непротиворечивое объяснение странные записи в БЖД полка и текущих сводок о наличии личного состава можно предложить очень просто. Ведь только кабинетные рукопожатные историки, геи и демократические журналисты представляют себе службу в Советской Армии по фильмам типа "Максим Перепелица", где все всегда делается строго по уставу, точно и в срок, а поверка наличия личного состава осуществляется ежевечерней перекличкой. На самом деле армейская жизнь довольно далека от советских фильмов про армию. В армии всегда присутствует некоторая доля разгильдяйства и неопределенности. Очень часто также присутствует некоторое расхождение между списочным и наличным составом. Например, какие-то группы или команды откомандировываются с разными целями из расположения части. Конкретный капитан или лейтенант, их начальник, мог или скрыть отсутствие подчиненных в своем подразделении во избежание неприятностей, или просто не знать, что они отсутствуют, или, в случае законного откомандирования, наоборот, точно знать, что их и не должно быть в расположении части. И в том, и в другом, и в третьем случае он бы доложил, что незаконно отсутствующих нет, и соответственно в штаб дивизии отправляется информация об отсутствии изменений численности полка. Если даже действительно три человека из этого полка было убито при обстреле с финской стороны, и шестеро ранены, то в штабе полка про это могли просто не знать. И тогда, несомненно, позднее, когда все выяснится, командир полка может захотеть задним числом исправить баланс прибывших и убывших, и прикажет переписать ЖБД с включением в него данных о потерях 26 ноября.
Процесс выяснения обстоятельств дела иллюстрирует ряд документов, опубликованных В. Н. Барышниковым.
"Генштаб Красной Армии запрашивал оперативного дежурного Ленинградского военного округа "Что за провокационная стрельба была со стороны финнов?" (Запись разговора по телеграфу оперативного дежурного ГШ РККФ (Ф? - Z.) с оперативным дежурным ЛВО, 26. 11. 1939).
В результате выяснения оказалось, что даже в штабе 19-го стрелкового корпуса, части которого дислоцировались в районе Майнила, о случившемся узнали в этот день лишь в 21.00 из сообщения московского радио (3).(ссылка "там же" намекает, что этот разговор по телеграфу происходил после 21 часа, иначе не было бы речи о сообщении радио. Пока не удалось найти текст того заявления по радио, интересно было бы узнать, что они там сказали по горячим следам.)
Тут можно отметить только довольно типичную трансформацию сознания рукопожатного историка, который запрос из Москвы "что у вас случилось" трактует как информационное сообщение. Ну можно сказать только, что В. Н.. Барышнииков такой В. Н. Барышников. Ранее, когда он же писал книги вместе с отцом, то нисколько не сомневался, что Майнильская провокация была делом рук финнов.
Далее.
Отправленная в Москву в 22.00 из Ленинградского военного округа оперативная сводка имела довольно расплывчатое содержание: "В районе Майнила расположение наших войск - было обстреляно артогнем со стороны финнов, произведено 7 выстрелов, имеются убитые и раненые, число их выясняется". (Оперативная сводка штаба ЛВО, 26. 11. 1939. (2200))." (3).
Далее по логике развития событий следует упущенное В. Н. Барышниковым, но много где опубликованное донесение командующего Ленинградским военным округом от того же 26 ноября 1939 года.
«26 ноября 1939 г.
Телеграмма К. Мерецкова, Мельникова.
тт. Сталину, Молотову, Ворошилову.
Докладываю: 26 ноября в 15 час. 45 мин. наши войска, расположенные в километре северо-западнее Майнела, были неожиданно обстреляны с финской территории артогнем. Всего финнами произведено семь орудийных выстрелов. Убиты три красноармейца и один младший командир, ранено семь красноармейцев, один младший командир и один младший лейтенант. Для расследования на месте выслан начальник первого отдела Штаба округа полковник Тихомиров. Провокация вызвала огромное возмущение в частях, расположенных в районе артналета финнов.
Подписи: К. Мерецков, Мельников»
Время этого донесения не указано, но судя по его содержанию, оно было написано после сводки, отправленной в 22 часа, то есть между 22 и 24 часами 26 ноября. К сожалению, пока, кажется, никто из рукопожатных историков, геев и демократических журналистов не нашел результатов расследования полковника Тихомирова, или может нашел, но решил не публиковать, чтобы не нарушать стройность мифа о советской провокации.
Далее уже, на следующий день, все детали инцидента были выяснены:
"Вчера, 26 ноября, финская белогвардейщина предприняла новую гнусную провокацию, oбстреляв артиллерийским огнем воинскую часть Красной армии, расположенную в деревне Майнила на Карельском перешейке. В результате погибли один командир и 3 красноармейца, ранены два командира и 6 красноармейцев и младших командиров. Советское правительство требует наказания участников этой акции и расследования майнильского инцидента" (18).
Из складывающейся хронологии событий вечера 26 ноября В. Н. Барышников делает вывод с любопытным вывертом: "об инциденте в районе Майнила первоначально докладывалось вышестоящему командованию не с места событий, а наоборот" (3).
Здесь мы снова наблюдаем типичную для рукопожатных историков деформацию ума, когда запрос "что там случилось?" выдается за информацию "у вас случилось тот-то и то-то". Уважаемый В. Н. Барышников искренне стремится войти в число рукопожатных историков, оттого вынужден писать такую беспросветную чушь. Это вполне объяснимо, если в своей более ранней работе (вместе с отцом) он писал:
"Особенно опасные последствия имело взвинчивание националистических, ультрапатриотических чувств у военнослужащих финской армии в частях, придвинутых к границе с Советским Союзом. В последних числах ноября 1939 г. на финляндско-советской границе начались провокации" (5),
то позднее (уже без отца) стал рукопожатно склоняться к более толерантной точке зрения, и потому имеет неплохие шансы влиться в стройные ряды геев и демократических журналистов.
Если рассуждать проще и не натягивать сову на глобус, логичным представляется более очевидный ход событий - инцидент затронул прежде всего пограничников, они его и расхлебывали, доложив, естественно, своему командованию. Пограничники армии не подчинялись, они подчинялись НКВД. Из НКВД сообщили в Кремль, времени на самое предварительное выяснение обстоятельств и доклад по инстанциям должно было уйти час-другой, то есть в Кремле знали о случившемся в шесть-семь часов вечера. Там же было принято решение о том, что замалчивать инцидент и делать вид, что ничего не случилось, смысла нет, оттуда пошел приказ на радио. Какое-то сообщение зачитали по радио в девять вечера. Армию это пока никак не касалось, у армии есть свой план подготовки к войне. Но, услышав сообщение по радио, и в Генштабе заинтересовались, следствием этого интереса стал приведенный выше обмен корреспонденцией.
Возможно, и не пограничники первыми доложили в Москву об инциденте. Специфику информационных потоков в советской, и особенно в советской военной организации, живописно иллюстрирует адмирал И. С. Исаков, приведем тут большую цитату из его воспоминаний, она вполне уместна.
"Я много раз на протяжении ряда лет своей службы убеждался, что Сталин действительно имел великолепную информацию по разным каналам: по линии партийных и советских органов, по линии НКВД и по линии разведки. Бывало часто так, что мы еще только собирались о чем-то информировать, а он уже знал о случившемся. Например, в случаях крупных авиационных аварий, морских аварий, различных происшествий на крупных объектах в армии. Соответствующее начальство, понимая, что как ни неприятно, но надо об очередной аварии или происшествии доносить, составляло донесения в предварительной форме. Скажем: "Произошла воздушная катастрофа в таком-то районе, причины выясняются и будут доложены". Или: "Произошло столкновение кораблей, создана комиссия. Размеры аварии и количество жертв выясняются".
Писали так, оттягивая время, хотя уже знали, что один из кораблей пошел на дно, другой находится в доке. Погибло при этом 62 человека. Те, кто за это отвечал, склонны были доносить [444] таким образом, чтобы оттягивать дальнейшее создание различных комиссий и т. п. Но те, кто не отвечал за это, наоборот, спешили донести Сталину и даже соревновались, кто скорее донесет о случившемся. И он почти всегда имел информацию с какой-то другой стороны, а не с той, которая обязана была донести о случившемся и лежавшей на ней ответственности.
Помню один звонок Сталина, когда мы с моим непосредственным начальником обсуждали, как донести о случившейся аварии, в которой погибло несколько десятков человек. Когда Сталин позвонил и спросил:
- Что у вас там произошло?
Мой непосредственный начальник стал говорить, что выясняется, уточняем...
- Вы выясняете - это хорошо. Только не забудьте уточнить: 62 человека погибло или 63?
Таким образом, у меня было чувство, что он действительно знает все, что ему будут докладывать, что я не скажу новости. Я не оправдываюсь этим, так и было, ему, конечно, докладывали, и по многим каналам" (30).
Если бы этот, упомянутый адмиралом Исаковым, инцидент с потерей 62 человек, стал ныне исследовать уважаемый В. Н. Барышников или какой-нибудь другой рукопожатный историк, гей или демократический журналист, но он несомненно пришел бы к столь же идиотскому выводу "об инциденте первоначально докладывалось вышестоящему командованию не с места событий, а наоборот". На самом деле в подобных ситуациях, когда что-то взорвалось, и есть вроде жертвы, но начальству округа еще не ясно, что взорвалось, по чьей вине, кто стрелял и куда попал - задержка с докладом вышестоящему начальству и соответственно опережающие запросы информации со стороны вышестоящего начальства не только не удивительны, но даже вполне нормальны. Это вообще самый ожидаемый ход действий в подобных ситуациях.
Ну такая уж родовая особенность В. Н. Барышникова и прочих рукопожатных историков, геев и демократических журналистов - реальность работы советской системы, наличие в советской информационной сети нескольких независимых линий информирования Москвы, им неизвестна и неинтересна. Им не за это деньги платят.
Эх, тяжела и неказиста жизнь антисоветского архивиста. До кровавых мозолей П. Аптекарь разгребал горы лжи и наветов, но так и не смог найти ничего такого, что опровергало бы советскую версию событий. Ну, нашел какие-то мелкие противоречия в документах, нормальное дело ведь, в документах очень часто находятся какие-то противоречия. Какое отношение это имеет к вопросу "кто стрелял?" И тем более, как из этого можно делать вывод "никто вообще не стрелял"?
Возможно, официальное количество потерь в результате финского обстрела у Майнилы завышено пропагандой. Пропаганда - она и в Африке пропаганда. Чаще всего пропаганда завышает потери противника и занижает свои потери. Но бывают ситуации, когда наоборот, для пропагандистских целей выгодно завысить свои потери. Бывает, что даже до шести миллионов завышают… ой, простите совестливо, о святом я не буду. Но эти пропагандистские завышения или занижения численности потерь самого факта каких-то потерь, как правило, не опровергают.
К примеру, Б. Соколов оценивает потери СССР в Великой Отечественно войне в стотыщмиллионов, это расходится и с официальной оценкой потерь, и с объективной их оценкой на много-много миллионов. Противоречие налицо. Из этого будем делать вывод, что в Великой Отечественной войне потерь вообще не было?
