Как я провел лето: квартирный вопрос в городе П.
…В конечном итоге я остановился на том, что предложил maush.
Временным пристанищем мне стало поначалу жилье на Кронверкском (ах, какое замечательное слово!) проспекте. Громадная комната под самой крышей, похожая из-за этого на мансарду - с высоченным потолком, с двумя огромными разномастными окнами, стянутыми решетчатыми переплетами. Обстановка - дань минимализму: приземистая постель, пара лежаков, застеленных взъерошенными шкурами, угловой диван, обтянутый черной кожей. Шкаф. Низкий столик.
Под потолком, в углах - направленные в разные стороны светильники, почему-то каждый - с зеркальной лампой своего цвета; я пользовался ими вместо ночников: выбираясь из душевой кабины, встроенной в стенную нишу, глазел в окно, зеленея телом в рассеянном свете, словно утопленник. Внизу за окном были кроны Александровского парка, а над ними - небо над Петропавловской крепостью, однажды в полночь оно высветилось заревом грандиозного фейерверка.
Позже я перебрался на Гатчинскую, в небольшую квартирку - тоже в самом верхнем этаже. Утлый балкон выходил в двор-колодец, чуть левее находился угловой выступ слепой стены, а справа и спереди - чужие окна с чужой жизнью. Над скатными крышами поднимались плоские широкие дымоходы, вдоль тянулись желоба - в сильный дождь они переполнялись, и вниз с грохотом обрушивались белые водопады. Владетельница квартиры не только содержала жилье в отменном порядке, но и постаралась создать в нем уют под разные вкусы: небольшие картины, писаные маслом, оттенялись увеличенной апокалиптической гравюрой, оправленной в раму, в библиотеке имелись Толстой, Пикуль, Дойл и Азимов, а в длинных рядах видеокассет нашлись оба «Брата», «Табу» Осимы, «Андрей Рублев» Тарковского, Кубрик с его «Широко закрытыми глазами» и добротное порно.
Временным пристанищем мне стало поначалу жилье на Кронверкском (ах, какое замечательное слово!) проспекте. Громадная комната под самой крышей, похожая из-за этого на мансарду - с высоченным потолком, с двумя огромными разномастными окнами, стянутыми решетчатыми переплетами. Обстановка - дань минимализму: приземистая постель, пара лежаков, застеленных взъерошенными шкурами, угловой диван, обтянутый черной кожей. Шкаф. Низкий столик.
Под потолком, в углах - направленные в разные стороны светильники, почему-то каждый - с зеркальной лампой своего цвета; я пользовался ими вместо ночников: выбираясь из душевой кабины, встроенной в стенную нишу, глазел в окно, зеленея телом в рассеянном свете, словно утопленник. Внизу за окном были кроны Александровского парка, а над ними - небо над Петропавловской крепостью, однажды в полночь оно высветилось заревом грандиозного фейерверка.
Позже я перебрался на Гатчинскую, в небольшую квартирку - тоже в самом верхнем этаже. Утлый балкон выходил в двор-колодец, чуть левее находился угловой выступ слепой стены, а справа и спереди - чужие окна с чужой жизнью. Над скатными крышами поднимались плоские широкие дымоходы, вдоль тянулись желоба - в сильный дождь они переполнялись, и вниз с грохотом обрушивались белые водопады. Владетельница квартиры не только содержала жилье в отменном порядке, но и постаралась создать в нем уют под разные вкусы: небольшие картины, писаные маслом, оттенялись увеличенной апокалиптической гравюрой, оправленной в раму, в библиотеке имелись Толстой, Пикуль, Дойл и Азимов, а в длинных рядах видеокассет нашлись оба «Брата», «Табу» Осимы, «Андрей Рублев» Тарковского, Кубрик с его «Широко закрытыми глазами» и добротное порно.