Весенний банкет
Алиса была во главе стола, и от нее уходила грандиозная столешница, крытая белоснежной скатертью. С другой стороны, так далеко, как будто Алиса смотрела обратным способом в бинокль, она видела громаднейшее окно для подачи из кухни, в чью пустую пасть могла свободно проехать груженая повозка. Стол и окно, до боли в глазах залитые светом, были пусты. Так просидели неподвижно около минуты.
- Где же угощение? - спросила Алиса у Безумного Шляпника.
- Будет, милочка, будет, сейчас все будет. В нем недостатка не будет. И, право, я предпочел бы рубить дрова, вместо того, чтобы лакомиться им здесь, за столом.
- Что рубить дрова, - подхватил словоохотливый Мартовский Заяц, - я хотел бы служить крокетным ежиком на балу у Королевы, а уж хуже этой работы нет ничего на свете!
- Все должно быть готово заранее, милочка, - объяснял Шляпник, поправляя тулью. - Ничего не может быть гаже, чем когда прибывшая первой закуска мыкается, не зная, к кому податься. Такие банкеты надо выбрасывать на помойку, милочка.
- Определенно на помойку, - подтвердил Заяц.
- До пяти не более десяти секунд, - предупредил Шляпник, - сейчас начнется.
Эти десять секунд показались Алисе необычайно длинными. По-видимому, они истекли уже, и ровно ничего не произошло. Но тут что-то грохнуло в кухонном окне, и из него выскочило крошево из каких-то кусочков. Это крошево просыпалось на скатерть и сложилось пирамидкой, тут же насадившейся на зубочистку. Угощение заспешило по столу.
- Первое! - воскликнул Шляпник. - Канапе. Рекомендую вам, милочка, одна из интереснейших закусок. Вот уж кого не назовешь бесхребетной!
- Я в восхищении! - заорал Мартовский Заяц.
В это время из окна появился ломтик подогретого хлеба, на который шлепнулся листок бекона и навалился крошеный жареный лук. Бекон застегнулся на зубочистку, а сверху на него упало яйцо-глазунья, кокетливо потупившее желток.
Канапе уже становилось перед Алисой.
- Алиса, это канапе! Канапе, это Алиса! - кричал Шляпник.
- Мы в восхищении, - завывал Заяц.
Канапе влезло Алисе в рот.
- Тартинка, - шепнул Алисе Шляпник о втором угощении. - По-прежнему интересна. Обратите внимание, как смешно, милочка, - обратный случай: зубочистка у нее снаружи.
- Мы рады, - вскричал Заяц.
Из окна один за другим вывалились, лопаясь и распадаясь, три фаршированных овоща - перец, томат и баклажан, затем сельдь в красной шубе, которую следующий выбежавший из окна омар ткнул в спину клешней. Вдали послышался шлепок. Из окна выбежала совсем почти разложившаяся гусиная печень фуа-гра.
К Алисе приближалась, ковыляя, жареная индейка в белых кружевных бумажных манжетах.
- Какие белые? - машинально спросила Алиса.
- Очаровательнейшее и солиднейшее угощение, - шептал Шляпник, - рекомендую вам: рождественская индейка. Чрезвычайно популярна среди тех гурманов, которым к концу года надоедает повседневная пища. Ведь бывает же так, милочка, чтобы надоела еда…
- Да, - глухо ответила Алиса, жуя закуску. - А что это у нее на ногах? Блеклые лодыжки? И что за шов?
- Я в восхищении! - кричал Шляпник и в это же время шептал Алисе: - Прекрасные лодыжки, но с ней неприятность случилась на кухне. Повар обрубил ей лапки, а внутрь напихал лимонов и яблок.
Теперь по столу двигался сплошной поток. Алиса перестала видеть то, что делается в окне. Она механически поднимала и опускала руку с вилкой и, однообразно скалясь, жевала. В воздухе стояло звяканье.
- А вот это - скучное блюдо, - уже не шептал, а громко говорил Шляпник. - Обожает банкеты, мечтает заслужить признание.
- Какое блюдо? - шептала Алиса, поднимая и опуская вилку.
- Овсянка. Ее придумали англичане. Никто ее не любит. Она и маслилась, и сахаром посыпалась, но ничего не помогает.
- А что же англичане? - спросила Алиса.
- Милочка, - заскрипел снизу Заяц, - разрешите мне спросить вас: при чем же здесь англичане? Они не обещали овсянке любви.
Алиса положила вилку и взяла ложку, а острые ногти освободившейся левой руки запустила в Зайцево ухо и зашептала ему:
- Если ты, негодник, еще раз позволишь себе впутаться в разговор…
Мартовский Заяц как-то не по-банкетному вспискнул и захрипел:
- Милочка… ухо вспухнет… Зачем же портить банкет вспухшим ухом?.. Молчу, молчу… Считайте, что я не заяц, а заливная рыба, только отпустите ухо.
Теперь Алиса жевала, не переставая.
- Рябчики, тертые с сухарями… - бормотал Шляпник. - Стали причиной смерти одного обжористого русского баснописца… Алиса в восхищении!.. Окорок. Ах, как хорош! Большой затейник - прятался в печной трубе. Конечно, при таких условиях нарежут тонкими ломтиками... Алиса в восхищении!.. Алиса, секунду внимания!.. Кровяная колбаса… Еще колбаса - была подвешена в коптильне… Ах, вот и он, нетленный мясной пирог! Ах, как его готовили в Страсбурге! Мы в восхищении!.. Запеченное мясо - мы все любим его за неистощимую фантазию… наделало в себе дырок и придумало страшно смешную штуку для едоков-собеседников: нашпиговало себя чесноком…
- А гости не знали? - спросила Алиса.
- Все до одного знали, милочка, - отвечал Шляпник.
По столу текла река. Конца этой реке не было видно. Источник ее, громадное окно, продолжал ее питать. Так прошел час и пошел второй час. Тут Алиса стала замечать, что вилка ее сделалась тяжелее, чем была. Что-то странное происходило и с рукой. Интересные замечания Шляпника перестали занимать Алису. Острая боль, как от иглы, вдруг пронизала желудок.
Ни почки-сотэ, ни кок-о-вэн уже не заинтересовали Алису, как не заинтересовал ни один из салатов, закусок, заправок, супов, блюд из мяса, рыбы, птицы, копчений, солений, приправ и пряностей. Все их вкусы смешались на языке, блюда слепились в одну громадную лепешку, и только одно мучительно сидело в памяти блюдо, объятое огненной короной, - пламенная селянка-фламбе. Алису поташнивало, каждую минуту она боялась заплакать. Несколько раз лапка Сони появлялась у ее губ с кубком. В конце третьего часа Алиса глянула вдаль совершенно безнадежными глазами и радостно дрогнула: поток яств редел.
- Законы банкета одинаковы, милочка, - шептал Шляпник, - сейчас волна начнет спадать. Клянусь, мы терпим последние минуты. Вон сыры. Их всегда подают последними. Ну, да, это они. Два десерта из пьяных вишен… все? Ах, нет, вот еще один.
Стол опустел. Из осторожности подождали еще немного. Но из окна больше ничего не появлялось.
- Где же угощение? - спросила Алиса у Безумного Шляпника.
- Будет, милочка, будет, сейчас все будет. В нем недостатка не будет. И, право, я предпочел бы рубить дрова, вместо того, чтобы лакомиться им здесь, за столом.
- Что рубить дрова, - подхватил словоохотливый Мартовский Заяц, - я хотел бы служить крокетным ежиком на балу у Королевы, а уж хуже этой работы нет ничего на свете!
- Все должно быть готово заранее, милочка, - объяснял Шляпник, поправляя тулью. - Ничего не может быть гаже, чем когда прибывшая первой закуска мыкается, не зная, к кому податься. Такие банкеты надо выбрасывать на помойку, милочка.
- Определенно на помойку, - подтвердил Заяц.
- До пяти не более десяти секунд, - предупредил Шляпник, - сейчас начнется.
Эти десять секунд показались Алисе необычайно длинными. По-видимому, они истекли уже, и ровно ничего не произошло. Но тут что-то грохнуло в кухонном окне, и из него выскочило крошево из каких-то кусочков. Это крошево просыпалось на скатерть и сложилось пирамидкой, тут же насадившейся на зубочистку. Угощение заспешило по столу.
- Первое! - воскликнул Шляпник. - Канапе. Рекомендую вам, милочка, одна из интереснейших закусок. Вот уж кого не назовешь бесхребетной!
- Я в восхищении! - заорал Мартовский Заяц.
В это время из окна появился ломтик подогретого хлеба, на который шлепнулся листок бекона и навалился крошеный жареный лук. Бекон застегнулся на зубочистку, а сверху на него упало яйцо-глазунья, кокетливо потупившее желток.
Канапе уже становилось перед Алисой.
- Алиса, это канапе! Канапе, это Алиса! - кричал Шляпник.
- Мы в восхищении, - завывал Заяц.
Канапе влезло Алисе в рот.
- Тартинка, - шепнул Алисе Шляпник о втором угощении. - По-прежнему интересна. Обратите внимание, как смешно, милочка, - обратный случай: зубочистка у нее снаружи.
- Мы рады, - вскричал Заяц.
Из окна один за другим вывалились, лопаясь и распадаясь, три фаршированных овоща - перец, томат и баклажан, затем сельдь в красной шубе, которую следующий выбежавший из окна омар ткнул в спину клешней. Вдали послышался шлепок. Из окна выбежала совсем почти разложившаяся гусиная печень фуа-гра.
К Алисе приближалась, ковыляя, жареная индейка в белых кружевных бумажных манжетах.
- Какие белые? - машинально спросила Алиса.
- Очаровательнейшее и солиднейшее угощение, - шептал Шляпник, - рекомендую вам: рождественская индейка. Чрезвычайно популярна среди тех гурманов, которым к концу года надоедает повседневная пища. Ведь бывает же так, милочка, чтобы надоела еда…
- Да, - глухо ответила Алиса, жуя закуску. - А что это у нее на ногах? Блеклые лодыжки? И что за шов?
- Я в восхищении! - кричал Шляпник и в это же время шептал Алисе: - Прекрасные лодыжки, но с ней неприятность случилась на кухне. Повар обрубил ей лапки, а внутрь напихал лимонов и яблок.
Теперь по столу двигался сплошной поток. Алиса перестала видеть то, что делается в окне. Она механически поднимала и опускала руку с вилкой и, однообразно скалясь, жевала. В воздухе стояло звяканье.
- А вот это - скучное блюдо, - уже не шептал, а громко говорил Шляпник. - Обожает банкеты, мечтает заслужить признание.
- Какое блюдо? - шептала Алиса, поднимая и опуская вилку.
- Овсянка. Ее придумали англичане. Никто ее не любит. Она и маслилась, и сахаром посыпалась, но ничего не помогает.
- А что же англичане? - спросила Алиса.
- Милочка, - заскрипел снизу Заяц, - разрешите мне спросить вас: при чем же здесь англичане? Они не обещали овсянке любви.
Алиса положила вилку и взяла ложку, а острые ногти освободившейся левой руки запустила в Зайцево ухо и зашептала ему:
- Если ты, негодник, еще раз позволишь себе впутаться в разговор…
Мартовский Заяц как-то не по-банкетному вспискнул и захрипел:
- Милочка… ухо вспухнет… Зачем же портить банкет вспухшим ухом?.. Молчу, молчу… Считайте, что я не заяц, а заливная рыба, только отпустите ухо.
Теперь Алиса жевала, не переставая.
- Рябчики, тертые с сухарями… - бормотал Шляпник. - Стали причиной смерти одного обжористого русского баснописца… Алиса в восхищении!.. Окорок. Ах, как хорош! Большой затейник - прятался в печной трубе. Конечно, при таких условиях нарежут тонкими ломтиками... Алиса в восхищении!.. Алиса, секунду внимания!.. Кровяная колбаса… Еще колбаса - была подвешена в коптильне… Ах, вот и он, нетленный мясной пирог! Ах, как его готовили в Страсбурге! Мы в восхищении!.. Запеченное мясо - мы все любим его за неистощимую фантазию… наделало в себе дырок и придумало страшно смешную штуку для едоков-собеседников: нашпиговало себя чесноком…
- А гости не знали? - спросила Алиса.
- Все до одного знали, милочка, - отвечал Шляпник.
По столу текла река. Конца этой реке не было видно. Источник ее, громадное окно, продолжал ее питать. Так прошел час и пошел второй час. Тут Алиса стала замечать, что вилка ее сделалась тяжелее, чем была. Что-то странное происходило и с рукой. Интересные замечания Шляпника перестали занимать Алису. Острая боль, как от иглы, вдруг пронизала желудок.
Ни почки-сотэ, ни кок-о-вэн уже не заинтересовали Алису, как не заинтересовал ни один из салатов, закусок, заправок, супов, блюд из мяса, рыбы, птицы, копчений, солений, приправ и пряностей. Все их вкусы смешались на языке, блюда слепились в одну громадную лепешку, и только одно мучительно сидело в памяти блюдо, объятое огненной короной, - пламенная селянка-фламбе. Алису поташнивало, каждую минуту она боялась заплакать. Несколько раз лапка Сони появлялась у ее губ с кубком. В конце третьего часа Алиса глянула вдаль совершенно безнадежными глазами и радостно дрогнула: поток яств редел.
- Законы банкета одинаковы, милочка, - шептал Шляпник, - сейчас волна начнет спадать. Клянусь, мы терпим последние минуты. Вон сыры. Их всегда подают последними. Ну, да, это они. Два десерта из пьяных вишен… все? Ах, нет, вот еще один.
Стол опустел. Из осторожности подождали еще немного. Но из окна больше ничего не появлялось.