(Семейные хроники)
Мальчишкой я мечтал собрать из бабушкиных очков аппарат, испускающий «лучи смерти». Папа, насмехаясь, дразнил меня фантазером и приговаривал, что мне пора бы повзрослеть. Когда дедушка сломал ногу, папа стянул у него костыль, из деталей которого смастерил бумеранг, пороховой самострел, кастет и нунчаки, и мне стало стыдно, что я тратил время на всякую ерунду.
Как-то поздней осенью мы решили всей семьей провести выходные на даче. Получилось замечательно: вечером мы сидели у печки, и папа рассказывал страшные истории. А потом папе вдруг показалось, что в темноте вокруг дома бродит маньяк. Мама успокаивала, что это просто дождь, ветер и непогода, но папа настоял, чтобы я домчался до деревенской почты и вызвал милицию.
- Беги через старое кладбище, так будет короче! - посоветовал он.
Почта оказалась закрытой на ночь, и поэтому я обернулся быстро, но папа на всякий случай все же не отпирал мне дверь до утра.
Моего двоюродного дядю все считали немного сумасшедшим, так как он утверждал, будто его однажды похитили и подвергли бесчеловечным опытам инопланетяне. Взрослые и дети, заслышав это, крутили пальцами у висков. Я один не смеялся над дядей, и в благодарность он показывал мне, как у него в глазах зажигаются красные лампочки. Никому другому обиженный дядя это свое секретное умение не демонстрировал.
Вернувшись домой из похода по местам боевой славы, я с гордостью разложил свои находки: старые патроны, несколько ржавых неразорвавшихся гранат и даже один маленький снаряд, страшно тяжелый, зато целый. Мама очень ругала меня за то, что я притащил все это из раскопов. Я уговаривал ее не сердиться, однако мама запретила мне расставлять боеприпасы по квартире и сказала, чтобы я хранил их под своей кроватью - иначе она все повыбрасывает без всякой жалости.
Моего дедушку трижды сбивали машины, прежде чем мы поняли, что он попадал под них нарочно - чтобы прокатиться по центральным улицам с сиреной и под мигающим маячком, как настоящий олигарх.
Моя двоюродная сестра была ужасно толстой и очень переживала, утверждая, что из-за этого никто не хочет с ней дружить. К тому же, у нее было совсем плохое зрение, но она отказывалась носить очки, считая, что они ее еще больше уродуют. С трудом удалось уговорить ее нацепить на нос оправу. Взглянув на мир через линзы, сестра с облегчением поняла, что ее страхи были напрасны: друзья у нее отсутствовали не из-за безобразности, а по той простой причине, что палата в лечебнице, из которой ее не выпускали, была одиночной.
Доктор, который меня регулярно осматривает, говорит, что я совершенно здоров. После этого он разрешает мне полностью одеться, проверяет, нет ли посторонних, и разрешает уйти. На прощание он всегда дарит мне конфету, чтобы я не болтал лишнего и не хвастался перед другими, что у меня есть такой внимательный личный врач.