Простые радости
Вспомнил вдруг, как у тетки на столе - то ли в вазе, то ли просто в трехлитровой банке - стояла однажды косматая охапка сирени. Тетка сказала, что всякий цветок с пятью лепестками - счастливый, и мы с ней наперегонки ворошили пахучие крестики, разыскивая счастье. Пятипалую звездочку нужно было непременно съесть. Получасом позже букет поредел, а мы оба сиренево икали, сытые счастьем по горло.
Это воспоминание потянуло за собой другие - о мелких немудреных радостях, давно ушедших в прошлое.
Чай на балконе. Едва ли не каждый балкон был тогда оборудован непременным откидным столиком - самодельным, крепившимся на петлях к перилам. На прямоугольной столешнице, теснясь, умещались блюдца и сахарница. Горячий чайник располагался на полу, в опасной близости от ног. Прихлебывали из стаканов, беседовали, поглядывая на соседние дома и вниз, на улицу - до тех пор, пока в теплых сумерках кармин не побеждался синевой. А в проеме между крышами, вдали, начинала мигать яркая звезда - лампа маяка.
Летними вечерами, отягощенными неподвижным липким воздухом, выбирались на приморский бульвар - двухъярусную аллею, разогнутой подковой обрамлявшей бухту. Фонари горели в маслянистой пыльной листве, проступая на черных кронах неправдоподобно зелеными пятнами. Праздные толпы томно бродили туда-сюда. У тетки был секрет, которому она научила и мою маму. На прогулках тетка носила с собой в сумочке фарфоровую кружку. С этой посудиной можно было не стоять в очередях у автоматов, торговавших газировкой, и гордо наполнять кружку, пока все прочие дожидались казенных стаканов, ходивших по рукам. Особым шиком было при этом не глотать воду жадно, а неторопливо удаляться с ней под завистливыми взорами разморенных граждан.
Тетка знала и особый способ наливать воду - нужно было убирать стакан прежде, чем иссякала струя. Сироп всегда выплескивался в начале, и газировка получалась концентрированной, двойной сладости.
Бульвар заканчивался у горного подъема; ближе к вершине был парк, а по склону горы ползал фуникулер. В холле стояли турникеты, как в метро. Из стены станции торчало огромное колесо с желобом на борде - в эту выемку ложился толстый, в черной смазке, канат. Два вагончика трогались одновременно - сверху и снизу, двигались навстречу друг другу по крутой одноколейке. Посреди пути встречались - почти лоб в лоб. Тут рельсы раздваивались двумя зеркальными дугами, один вагон уклонялся вправо, другой влево. Громыхнув окнами в окна, вагончики разбегались от места встречи. Это был лучший момент во всем путешествии, чуть уступало ему лишь прохождение сквозь короткий тоннель под мостом.
В кафе-гляссе продавался, разумеется, кофе-гляссе. Из растворимого порошка, с поплавком молочного мороженого. Вкусный. Дома такого же сделать не получалось, даже готовя кофе из золотого - «аэрофлотовского» - пакетика на одну порцию и бросая в чашку комок настоящего сливочного пломбира.
Бог его знает, как называется это растение - побеги его заплетали заборы, превращая их в чешуйчатые живые изгороди. Летом в зелени появлялись цветки-колокольцы, желтые и белые. Цветок нужно было сорвать. Лепестки вырастали из крохотного шарика. Шарик следовало скусить зубами и выплюнуть, тогда из основания цветка, как из воронки, можно было высосать каплю нектара. Желтые были слаще, белые - душистее.
А знаете, что если перевернуть эмалированную крышку кастрюли, смазать круглое углубление в ее центре маслом и вылить туда сахар, растопленный в ложке над пламенем конфорки, то у вас получится золотистый, пахнущий подгоревшей патокой леденец?
Это воспоминание потянуло за собой другие - о мелких немудреных радостях, давно ушедших в прошлое.
Чай на балконе. Едва ли не каждый балкон был тогда оборудован непременным откидным столиком - самодельным, крепившимся на петлях к перилам. На прямоугольной столешнице, теснясь, умещались блюдца и сахарница. Горячий чайник располагался на полу, в опасной близости от ног. Прихлебывали из стаканов, беседовали, поглядывая на соседние дома и вниз, на улицу - до тех пор, пока в теплых сумерках кармин не побеждался синевой. А в проеме между крышами, вдали, начинала мигать яркая звезда - лампа маяка.
Летними вечерами, отягощенными неподвижным липким воздухом, выбирались на приморский бульвар - двухъярусную аллею, разогнутой подковой обрамлявшей бухту. Фонари горели в маслянистой пыльной листве, проступая на черных кронах неправдоподобно зелеными пятнами. Праздные толпы томно бродили туда-сюда. У тетки был секрет, которому она научила и мою маму. На прогулках тетка носила с собой в сумочке фарфоровую кружку. С этой посудиной можно было не стоять в очередях у автоматов, торговавших газировкой, и гордо наполнять кружку, пока все прочие дожидались казенных стаканов, ходивших по рукам. Особым шиком было при этом не глотать воду жадно, а неторопливо удаляться с ней под завистливыми взорами разморенных граждан.
Тетка знала и особый способ наливать воду - нужно было убирать стакан прежде, чем иссякала струя. Сироп всегда выплескивался в начале, и газировка получалась концентрированной, двойной сладости.
Бульвар заканчивался у горного подъема; ближе к вершине был парк, а по склону горы ползал фуникулер. В холле стояли турникеты, как в метро. Из стены станции торчало огромное колесо с желобом на борде - в эту выемку ложился толстый, в черной смазке, канат. Два вагончика трогались одновременно - сверху и снизу, двигались навстречу друг другу по крутой одноколейке. Посреди пути встречались - почти лоб в лоб. Тут рельсы раздваивались двумя зеркальными дугами, один вагон уклонялся вправо, другой влево. Громыхнув окнами в окна, вагончики разбегались от места встречи. Это был лучший момент во всем путешествии, чуть уступало ему лишь прохождение сквозь короткий тоннель под мостом.
В кафе-гляссе продавался, разумеется, кофе-гляссе. Из растворимого порошка, с поплавком молочного мороженого. Вкусный. Дома такого же сделать не получалось, даже готовя кофе из золотого - «аэрофлотовского» - пакетика на одну порцию и бросая в чашку комок настоящего сливочного пломбира.
Бог его знает, как называется это растение - побеги его заплетали заборы, превращая их в чешуйчатые живые изгороди. Летом в зелени появлялись цветки-колокольцы, желтые и белые. Цветок нужно было сорвать. Лепестки вырастали из крохотного шарика. Шарик следовало скусить зубами и выплюнуть, тогда из основания цветка, как из воронки, можно было высосать каплю нектара. Желтые были слаще, белые - душистее.
А знаете, что если перевернуть эмалированную крышку кастрюли, смазать круглое углубление в ее центре маслом и вылить туда сахар, растопленный в ложке над пламенем конфорки, то у вас получится золотистый, пахнущий подгоревшей патокой леденец?