Очень старые страницы
День и ночь
День, к исходу добрый, сверху бросил метко
Кругляшок червонный, солнышко-монетку.
Только я неловок, проворонил милость -
В щелку горизонта солнце закатилось.
Ночь пришла на смену, щедростью не в братца:
С денежкой-луною не спешит расстаться.
Лунную монету поднимает, вижу,
От меня подальше, а к себе - поближе.
Агентство воздушных сообщений
Вывеске над вами, конечно, верю,
Бронзовые буквы солгать не могут.
Заключим контракт: открывайте двери,
Вашему агенту пора в дорогу!
Улицу отмечу и номер дома,
Адрес обозначу - все честь по чести.
Торопись, посланец, к моей знакомой,
Передай слова наболевшей вести.
Сообщи ей новость, но, сделав это -
С фирменным подходом, воздушно, тонко -
Примени умело свои секреты:
Не скрывайся сразу, постой в сторонке.
А когда она все поймет - не медли!
Череда придет для твоей сноровки:
Передай, агент, от меня последний
Поцелуй прощальный - воздушный, легкий.
С шиком
Морские просторы его недостойны,
Выходит он лишь в океан.
Плывет он - громадный, надменно-спокойный,
Как сказочный Левиафан.
Из стали из лучшей был выкован остов,
Несущий крутые бока.
Темнеет он днем, как неведомый остров,
Виднеется издалека.
Загружены в трюмы вино и продукты,
Лежит в холодильниках лед.
А свежую почту и свежие фрукты
Роняет к бортам самолет.
В каютах - ковры и хрусталь, позолота,
Шелка и слоновая кость.
Все самое лучшее здесь, оттого-то
Не всякий попал сюда гость.
Парадных мундиров блестят аксельбанты,
Неспешен у фрачников ход.
На дамах - сверкают, горят бриллианты,
Купюры шуршат у господ.
Оркестр в салоне струит переливы,
Шампанское льется рекой…
И айсберг по курсу - безумно красивый,
Весь белый, блестящий такой.
Лето в Петербурге
Над трамвайными звонками, над бензиновой волной
Я выглядываю в створку приоткрытого окна.
Забавляюсь панорамой, как игрушкой заводной -
Механической потехой представляется она.
Голося, автомобили в обе стороны бегут.
Пешеходы поспешают - чем скорее, тем смешней.
Проводную паутину дрожь изводит: там и тут
Неуклюжие трамваи пробираются под ней.
Так, потратив с пользой время, я решаю отдохнуть.
Приспосабливаю створку, раздвигаю складки штор.
Напоследок, размышляя - отобедать иль вздремнуть,
Сквозь ажурный тюль бросаю любопытствующий взор.
А за лентою проспекта, на нечетной стороне,
Vis-a-vis - в аналогичном невысоком этаже -
Поясным своим портретом господин сидит в окне
И на улицу уныло битый час глядит уже.
Блеск стекла, рожденный мною, тусклый взгляд его привлек.
Двинул мелкою фигуркой городской аттракцион -
Господин в окне напротив видит собственный раек:
В нем я хитрым механизмом за кулисы увлечен.
Утро
К холодному стеклу приблизившись губами,
Гляжу я, как рассвет чуть брезжит за окном.
Ложится на стекло - границу между нами -
Дыхание мое причудливым пятном.
А утро, между тем, со мной играет в прятки:
Ни солнца, ни луны - лишь призрачная марь.
Деревья, хоронясь, чернеют в ней украдкой.
Таится в бледной мгле слабеющий фонарь.
Неясный силуэт темнеет в дымке ранней:
Кому-то - время в путь, а мне - не подошло.
И серые дома скрываются в тумане,
И прячется туман за мутное стекло.
У буфетной стойки
Стакан лимонада спросила она,
Всего лишь стакан лимонада,
Но так - непонятно - при этом грустна,
Что мне вдруг подумалось: надо
Не просто вручить равнодушно заказ -
Напротив, подать, словно дома,
С участливым жестом, с вниманием глаз,
Как доброй приятной знакомой.
По-дружески обнял ее я за стан.
Питье - ароматно и сладко…
Стакан лимонада, тот самый стакан,
Был выплеснут весь - без остатка.
Я вытер лицо и губу облизал,
Оправил забрызганный китель.
Она же, спокойно мне глядя в глаза,
Вернула стакан: «Повторите!»
Картина В.Поленова «Бабушкин сад»
Томящий полдень. Мы выходим в сад.
Тропинки - в солнце. Встрепанные кущи.
Быть может, два десятка лет назад
Он был ухожен - а теперь запущен.
Бурьян на клумбе. Тропка там и тут
Пестрит травою. Хор цикад усталый.
Стрекозы. Скука. А часы идут -
Неторопливей бабушки, пожалуй.
Скорей бы вечер. Впрочем, и ему
Поправить не удастся настроенье.
Закатный самовар… Сверчок в дому…
Тягучие беседа и варенье…
Не в наказанье ль мне сей отдых дан?
А завтра снова день - такой же длинный.
Я б извелась, когда бы не роман,
Оставленный на столике в гостиной…
Весенняя хандра
Ветер дует в сплине странном -
До мурашек по затылку -
В исполинскую бутылку
Одиноким великаном.
В поле нет помехи вою.
Стаял снег наполовину,
И течет вода в низину
С прошлогоднею травою.
Все не в радость, все не мило,
Заунывный свист несносен.
Тошно, грустно - будто осень
За зимой придти решила.
Вечерняя гроза
Вечерняя гроза - горят зарницы,
И, верно, вскоре прогрохочет гром.
Горячий грог для горла пригодится,
Бросаю карамель в янтарный ром.
Раскат гремит. Пространство режут струи.
Разряды мрак буравят и торят.
Бурливость грозовая драпирует
Промокший мир в изодранный наряд.
Снаружи - сыро, ветрено, и громко
Раструбы водосборные бурчат.
…А кружка греет руки, и над кромкой
Парит кудряво пряный аромат.
Саксофонизм
Серебристая пиявица саксофона,
Золоченую глотку разинув жадно,
Плакала, давилась музыкальным стоном,
Кашляла мелодией, мучительно и надсадно.
Саксофонист, изломанный, как нота,
Горло раструбом продолживший коленным,
Рвал из себя гортанную икоту,
Звуки выдувал из металлического плена.
Потного лба не касаясь, руки
Клавиши терзали - то ту, то эту.
Таял музыкант, и стекали струйки
Черных полос по белому жилету.
Музыки громче душа кричала в голос
И - одна на двоих - металась:
То - из груди в металлическую полость,
То - назад, в губы, из металла.
Танго
Красное солнце, солнце заката
Цвет подарило вину.
Вечером этим вновь, как когда-то,
В танце к тебе я прильну.
И музыканты сегодня в ударе -
Выложить силы не прочь,
Будут играть нам, танцующим в паре
Танго - лишь танго - всю ночь!
Музыка эта плещет багрянцем -
Скрипки, аккордеон.
Порванным ритмом, огненным танцем
Я опьянен, опьянен.
Танго безумно, танго прекрасно,
В танго меня позови!
В нем - воплощенье чувственной, страстной
И неудержной любви.
* * *
Дремлют белые лилии
На пруду асфоделевом,
В черноводное зеркало
Уронив отражения.
Водомерки исчеркали
Гладь беспечным движением.
На пруду в изобилии
Дремлют лилии белые.
И ступени замшелые
Опускаются с берега,
Паутинные трещины
Серый камень изрезали.
Тихо шепчет орешина,
Чтобы лилии грезили.
Дремлют лилии белые,
Убаюканы бережно.
Эйфелева башня
Эйфелева башня,
Каприз
Чертежника,
Тонко-ажурная,
Как сетчатый чулок.
Я бы сравнил ее
С жертвенным треножником,
Только у башни
Не три, а больше ног.
Небо
На башню,
Как на иглу, наколото.
И, недо-
Умевающий, глядишь
На облаченный
В огней вечерних золото
И стальной булавкой
Зашпиленный Париж.
Гастрономический экстаз
За скатертью крахмальной, белой,
Тугой, хрустящей, словно наст, -
Сойдясь, благим займемся делом,
Вкусив от яств, что Бог нам даст.
Вот маринад на листьях вишни,
Вот перец с солью тет-а-тет.
Вот сельдь в холодной шубе пышной,
Гусиной печени паштет.
Там - окорок порезан тонко,
Подале - студня мягкий лед.
Из масла желтого - в масленке
К розанчику розанчик льнет.
Грибки в посудине овальной
Лежат. А рядом иногда
Взблеснут в икорнице хрустальной
Хрустальные осколки льда -
И в плошке «а-ля рюс криница»
Приятна взору красота:
На белом масляно лоснится
Свежайшей зерни чернота.
Аперитивная беседа
Стихает. Гаснет суета.
И вот уж собственно к обеду
Мы приступаем. Поднята
Над супницей лепная крышка.
Под ней - играет янтарем
Ушица. Мешкаем не слишком
И ложки дружно мы берем,
Ухи тройной отведать рады.
Графинчик запотевший ждет,
Готовый стопочку в награду
Налить тому, кто смело в рот
Несет наполненную ложку.
Замерзшей водкой остудив
Горнило глотки, понемножку -
То похлебав, то вновь налив, -
Кончаем с блюдом мы горячим.
Салфетами касаясь губ,
Ждем перемены предстоящей
За разговором. Тот лишь глуп,
Кто, торопясь, лишает счастья
Себя, а равно и друзей,
Прожить неспешно лишний час. Я
Вам утверждаю: Ей-же-ей!
Застолье - кладезь мыслей праздных:
Приятных к обсужденью тем
Вокруг немало самых разных.
…Но я отвлекся, между тем.
О разговорах вновь забыли:
Восторга вздох, глаза горят! -
Ведь, окруженный в изобильи
Дарами огородных гряд,
Набобом дремлющим вплывает
На блюде, как на корабле,
И место важно занимает
В почетном центре на столе
Он - поросенок запеченный!
Подставил милостиво бок
Под нож старательно точеный,
Чтоб человек нарочный смог
Уважить им тарелки наши.
Негодник взрезан в тот же миг!
О чудо! - гречневою кашей
Он начинен. Особый шпик
В той грече нашинкован мелко,
И там же - золотистый лук…
Ах! Вот ложится на тарелку
С гарниром мяса кус сам-друг.
Горчица! Хрен! Услада нёбу!
Но не забыт, кто - в пище прост -
Мясцом не жалуя утробу,
Нестрогий соблюдает пост:
Уж подан сваренный картофель,
А с ним - топленый, жару рад…
Прими же душу, Мефистофель,
За этот дивный аромат!
«Фондю», - звучит негромко слово.
Сражен! Смятен! Люблю! Горю!
Гурманы чуют - и сурово
Вздувают жадную ноздрю.
«Эй, кравчий, - восклицаю пылко. -
Уйми пожар моей души!
Скорей, бокалы из бутылки
Вином наполнить поспеши,
Склонив корзину из плетенки,
В которой та лежит щенком.
Порадуй нас журчаньем звонким,
Да не забудь же ни о ком -
Для здравицы найду я фразу!»
Душе вальяжно и тепло.
И вот уж - исподволь, не сразу -
Десерта время подошло.
Вновь перемена блюд - и споро
Стол превращен в эдемский сад:
Несут фруктовые наборы:
Грудится гроздьями мускат,
Нефритовые ломти дыни,
Клубники яхонты горят.
Бананы желты. Рядом с ними -
Вкруг блюда - круглых яблок ряд.
Дюшесы здесь благоуханный
Распространяют запах свой.
И полусладкий бьет шампанный
Источник белою струей!
И, свой султан зеленый вздыбив,
Глядит заносчиво на нас -
Одет в чешуйный панцирь рыбий -
Надменнопузый ананас.
Обилье яств - гурманам вызов.
Покуда нам хватало сил,
Однако всех своих сюрпризов
Еще нам повар не явил.
Затеи кухни не иссякли.
Нас ждут птифуры, а пока
Вливаем ложкой в кофий капли
Ликера или коньяка.
Над чашкой с кофием бодрящим
Струится ароматный пар.
И к папироснице изящной
Теснится ящик для сигар -
Устроить флирт тяжеловесный
С соседкой этой был бы рад.
…Но вот уж чувствам стало тесно,
Слышны слова: «Пойдемте в сад!»
Обед закончен - но не вечер.
В желудке соков болеро.
И я, отяжелев от речи,
Роняю сытое перо.
День, к исходу добрый, сверху бросил метко
Кругляшок червонный, солнышко-монетку.
Только я неловок, проворонил милость -
В щелку горизонта солнце закатилось.
Ночь пришла на смену, щедростью не в братца:
С денежкой-луною не спешит расстаться.
Лунную монету поднимает, вижу,
От меня подальше, а к себе - поближе.
Агентство воздушных сообщений
Вывеске над вами, конечно, верю,
Бронзовые буквы солгать не могут.
Заключим контракт: открывайте двери,
Вашему агенту пора в дорогу!
Улицу отмечу и номер дома,
Адрес обозначу - все честь по чести.
Торопись, посланец, к моей знакомой,
Передай слова наболевшей вести.
Сообщи ей новость, но, сделав это -
С фирменным подходом, воздушно, тонко -
Примени умело свои секреты:
Не скрывайся сразу, постой в сторонке.
А когда она все поймет - не медли!
Череда придет для твоей сноровки:
Передай, агент, от меня последний
Поцелуй прощальный - воздушный, легкий.
С шиком
Морские просторы его недостойны,
Выходит он лишь в океан.
Плывет он - громадный, надменно-спокойный,
Как сказочный Левиафан.
Из стали из лучшей был выкован остов,
Несущий крутые бока.
Темнеет он днем, как неведомый остров,
Виднеется издалека.
Загружены в трюмы вино и продукты,
Лежит в холодильниках лед.
А свежую почту и свежие фрукты
Роняет к бортам самолет.
В каютах - ковры и хрусталь, позолота,
Шелка и слоновая кость.
Все самое лучшее здесь, оттого-то
Не всякий попал сюда гость.
Парадных мундиров блестят аксельбанты,
Неспешен у фрачников ход.
На дамах - сверкают, горят бриллианты,
Купюры шуршат у господ.
Оркестр в салоне струит переливы,
Шампанское льется рекой…
И айсберг по курсу - безумно красивый,
Весь белый, блестящий такой.
Лето в Петербурге
Над трамвайными звонками, над бензиновой волной
Я выглядываю в створку приоткрытого окна.
Забавляюсь панорамой, как игрушкой заводной -
Механической потехой представляется она.
Голося, автомобили в обе стороны бегут.
Пешеходы поспешают - чем скорее, тем смешней.
Проводную паутину дрожь изводит: там и тут
Неуклюжие трамваи пробираются под ней.
Так, потратив с пользой время, я решаю отдохнуть.
Приспосабливаю створку, раздвигаю складки штор.
Напоследок, размышляя - отобедать иль вздремнуть,
Сквозь ажурный тюль бросаю любопытствующий взор.
А за лентою проспекта, на нечетной стороне,
Vis-a-vis - в аналогичном невысоком этаже -
Поясным своим портретом господин сидит в окне
И на улицу уныло битый час глядит уже.
Блеск стекла, рожденный мною, тусклый взгляд его привлек.
Двинул мелкою фигуркой городской аттракцион -
Господин в окне напротив видит собственный раек:
В нем я хитрым механизмом за кулисы увлечен.
Утро
К холодному стеклу приблизившись губами,
Гляжу я, как рассвет чуть брезжит за окном.
Ложится на стекло - границу между нами -
Дыхание мое причудливым пятном.
А утро, между тем, со мной играет в прятки:
Ни солнца, ни луны - лишь призрачная марь.
Деревья, хоронясь, чернеют в ней украдкой.
Таится в бледной мгле слабеющий фонарь.
Неясный силуэт темнеет в дымке ранней:
Кому-то - время в путь, а мне - не подошло.
И серые дома скрываются в тумане,
И прячется туман за мутное стекло.
У буфетной стойки
Стакан лимонада спросила она,
Всего лишь стакан лимонада,
Но так - непонятно - при этом грустна,
Что мне вдруг подумалось: надо
Не просто вручить равнодушно заказ -
Напротив, подать, словно дома,
С участливым жестом, с вниманием глаз,
Как доброй приятной знакомой.
По-дружески обнял ее я за стан.
Питье - ароматно и сладко…
Стакан лимонада, тот самый стакан,
Был выплеснут весь - без остатка.
Я вытер лицо и губу облизал,
Оправил забрызганный китель.
Она же, спокойно мне глядя в глаза,
Вернула стакан: «Повторите!»
Картина В.Поленова «Бабушкин сад»
Томящий полдень. Мы выходим в сад.
Тропинки - в солнце. Встрепанные кущи.
Быть может, два десятка лет назад
Он был ухожен - а теперь запущен.
Бурьян на клумбе. Тропка там и тут
Пестрит травою. Хор цикад усталый.
Стрекозы. Скука. А часы идут -
Неторопливей бабушки, пожалуй.
Скорей бы вечер. Впрочем, и ему
Поправить не удастся настроенье.
Закатный самовар… Сверчок в дому…
Тягучие беседа и варенье…
Не в наказанье ль мне сей отдых дан?
А завтра снова день - такой же длинный.
Я б извелась, когда бы не роман,
Оставленный на столике в гостиной…
Весенняя хандра
Ветер дует в сплине странном -
До мурашек по затылку -
В исполинскую бутылку
Одиноким великаном.
В поле нет помехи вою.
Стаял снег наполовину,
И течет вода в низину
С прошлогоднею травою.
Все не в радость, все не мило,
Заунывный свист несносен.
Тошно, грустно - будто осень
За зимой придти решила.
Вечерняя гроза
Вечерняя гроза - горят зарницы,
И, верно, вскоре прогрохочет гром.
Горячий грог для горла пригодится,
Бросаю карамель в янтарный ром.
Раскат гремит. Пространство режут струи.
Разряды мрак буравят и торят.
Бурливость грозовая драпирует
Промокший мир в изодранный наряд.
Снаружи - сыро, ветрено, и громко
Раструбы водосборные бурчат.
…А кружка греет руки, и над кромкой
Парит кудряво пряный аромат.
Саксофонизм
Серебристая пиявица саксофона,
Золоченую глотку разинув жадно,
Плакала, давилась музыкальным стоном,
Кашляла мелодией, мучительно и надсадно.
Саксофонист, изломанный, как нота,
Горло раструбом продолживший коленным,
Рвал из себя гортанную икоту,
Звуки выдувал из металлического плена.
Потного лба не касаясь, руки
Клавиши терзали - то ту, то эту.
Таял музыкант, и стекали струйки
Черных полос по белому жилету.
Музыки громче душа кричала в голос
И - одна на двоих - металась:
То - из груди в металлическую полость,
То - назад, в губы, из металла.
Танго
Красное солнце, солнце заката
Цвет подарило вину.
Вечером этим вновь, как когда-то,
В танце к тебе я прильну.
И музыканты сегодня в ударе -
Выложить силы не прочь,
Будут играть нам, танцующим в паре
Танго - лишь танго - всю ночь!
Музыка эта плещет багрянцем -
Скрипки, аккордеон.
Порванным ритмом, огненным танцем
Я опьянен, опьянен.
Танго безумно, танго прекрасно,
В танго меня позови!
В нем - воплощенье чувственной, страстной
И неудержной любви.
* * *
Дремлют белые лилии
На пруду асфоделевом,
В черноводное зеркало
Уронив отражения.
Водомерки исчеркали
Гладь беспечным движением.
На пруду в изобилии
Дремлют лилии белые.
И ступени замшелые
Опускаются с берега,
Паутинные трещины
Серый камень изрезали.
Тихо шепчет орешина,
Чтобы лилии грезили.
Дремлют лилии белые,
Убаюканы бережно.
Эйфелева башня
Эйфелева башня,
Каприз
Чертежника,
Тонко-ажурная,
Как сетчатый чулок.
Я бы сравнил ее
С жертвенным треножником,
Только у башни
Не три, а больше ног.
Небо
На башню,
Как на иглу, наколото.
И, недо-
Умевающий, глядишь
На облаченный
В огней вечерних золото
И стальной булавкой
Зашпиленный Париж.
Гастрономический экстаз
За скатертью крахмальной, белой,
Тугой, хрустящей, словно наст, -
Сойдясь, благим займемся делом,
Вкусив от яств, что Бог нам даст.
Вот маринад на листьях вишни,
Вот перец с солью тет-а-тет.
Вот сельдь в холодной шубе пышной,
Гусиной печени паштет.
Там - окорок порезан тонко,
Подале - студня мягкий лед.
Из масла желтого - в масленке
К розанчику розанчик льнет.
Грибки в посудине овальной
Лежат. А рядом иногда
Взблеснут в икорнице хрустальной
Хрустальные осколки льда -
И в плошке «а-ля рюс криница»
Приятна взору красота:
На белом масляно лоснится
Свежайшей зерни чернота.
Аперитивная беседа
Стихает. Гаснет суета.
И вот уж собственно к обеду
Мы приступаем. Поднята
Над супницей лепная крышка.
Под ней - играет янтарем
Ушица. Мешкаем не слишком
И ложки дружно мы берем,
Ухи тройной отведать рады.
Графинчик запотевший ждет,
Готовый стопочку в награду
Налить тому, кто смело в рот
Несет наполненную ложку.
Замерзшей водкой остудив
Горнило глотки, понемножку -
То похлебав, то вновь налив, -
Кончаем с блюдом мы горячим.
Салфетами касаясь губ,
Ждем перемены предстоящей
За разговором. Тот лишь глуп,
Кто, торопясь, лишает счастья
Себя, а равно и друзей,
Прожить неспешно лишний час. Я
Вам утверждаю: Ей-же-ей!
Застолье - кладезь мыслей праздных:
Приятных к обсужденью тем
Вокруг немало самых разных.
…Но я отвлекся, между тем.
О разговорах вновь забыли:
Восторга вздох, глаза горят! -
Ведь, окруженный в изобильи
Дарами огородных гряд,
Набобом дремлющим вплывает
На блюде, как на корабле,
И место важно занимает
В почетном центре на столе
Он - поросенок запеченный!
Подставил милостиво бок
Под нож старательно точеный,
Чтоб человек нарочный смог
Уважить им тарелки наши.
Негодник взрезан в тот же миг!
О чудо! - гречневою кашей
Он начинен. Особый шпик
В той грече нашинкован мелко,
И там же - золотистый лук…
Ах! Вот ложится на тарелку
С гарниром мяса кус сам-друг.
Горчица! Хрен! Услада нёбу!
Но не забыт, кто - в пище прост -
Мясцом не жалуя утробу,
Нестрогий соблюдает пост:
Уж подан сваренный картофель,
А с ним - топленый, жару рад…
Прими же душу, Мефистофель,
За этот дивный аромат!
«Фондю», - звучит негромко слово.
Сражен! Смятен! Люблю! Горю!
Гурманы чуют - и сурово
Вздувают жадную ноздрю.
«Эй, кравчий, - восклицаю пылко. -
Уйми пожар моей души!
Скорей, бокалы из бутылки
Вином наполнить поспеши,
Склонив корзину из плетенки,
В которой та лежит щенком.
Порадуй нас журчаньем звонким,
Да не забудь же ни о ком -
Для здравицы найду я фразу!»
Душе вальяжно и тепло.
И вот уж - исподволь, не сразу -
Десерта время подошло.
Вновь перемена блюд - и споро
Стол превращен в эдемский сад:
Несут фруктовые наборы:
Грудится гроздьями мускат,
Нефритовые ломти дыни,
Клубники яхонты горят.
Бананы желты. Рядом с ними -
Вкруг блюда - круглых яблок ряд.
Дюшесы здесь благоуханный
Распространяют запах свой.
И полусладкий бьет шампанный
Источник белою струей!
И, свой султан зеленый вздыбив,
Глядит заносчиво на нас -
Одет в чешуйный панцирь рыбий -
Надменнопузый ананас.
Обилье яств - гурманам вызов.
Покуда нам хватало сил,
Однако всех своих сюрпризов
Еще нам повар не явил.
Затеи кухни не иссякли.
Нас ждут птифуры, а пока
Вливаем ложкой в кофий капли
Ликера или коньяка.
Над чашкой с кофием бодрящим
Струится ароматный пар.
И к папироснице изящной
Теснится ящик для сигар -
Устроить флирт тяжеловесный
С соседкой этой был бы рад.
…Но вот уж чувствам стало тесно,
Слышны слова: «Пойдемте в сад!»
Обед закончен - но не вечер.
В желудке соков болеро.
И я, отяжелев от речи,
Роняю сытое перо.