Кто-то
Девушка сидит поодаль от меня, покачивая головой в такт вагону метро. Восточное лицо - матовая кожа, словно в чай осторожно влили молоко; приподнятые внешние уголки глаз, полуулыбка на губах. Черные волосы не отражают ни единого отблеска падающего на них света. Красива, таинственна. О чем она думает, чему кивает? «Может быть, может быть, может быть…» Лицо изменчиво, неуловимо. Вот по-новому скользнул блик…
Да ведь я ошибся! Это не девушка - юноша: вот и выступающий хрящик на горле, и легкая тень над верхней губой. Лукавый, обманчивый Восток!
Вагон замедляет бег, воет досадливо, удрученный задержкой. Юноша поднимается и идет в мою сторону, уменьшаясь с каждым шагом вопреки законам перспективы. Вот он проходит рядом… Это ребенок, совершеннейшее дитя, маленькое и хрупкое! Как же так - я снова обманулся…
Ребенок идет к дальней двери. Вагон останавливается, створки с шипением размыкаются. Ребенок выходит, но на миг, уже в дверном проеме, замирает, сутулясь - невесомым старцем, примеряющимся к шагу. Гляжу в окно, но он уже пропал, канув в пестрой толпе, как человек необычайный - в радуге.
- Я, видите ли, лис, достигший совершенства…
Рассказы Ляо Чжая о чудесах
Да ведь я ошибся! Это не девушка - юноша: вот и выступающий хрящик на горле, и легкая тень над верхней губой. Лукавый, обманчивый Восток!
Вагон замедляет бег, воет досадливо, удрученный задержкой. Юноша поднимается и идет в мою сторону, уменьшаясь с каждым шагом вопреки законам перспективы. Вот он проходит рядом… Это ребенок, совершеннейшее дитя, маленькое и хрупкое! Как же так - я снова обманулся…
Ребенок идет к дальней двери. Вагон останавливается, створки с шипением размыкаются. Ребенок выходит, но на миг, уже в дверном проеме, замирает, сутулясь - невесомым старцем, примеряющимся к шагу. Гляжу в окно, но он уже пропал, канув в пестрой толпе, как человек необычайный - в радуге.
- Я, видите ли, лис, достигший совершенства…
Рассказы Ляо Чжая о чудесах