Светлана Давыдова - Иннокентий Володин: второй круг в круге первом

Feb 02, 2015 02:37

Иннокентий Володин, государственный советник юстиции второго ранга (погоны подполковника дипломатической службы) вышел из здания МИДа. Нет, не на Смоленской площади. Высотки на Смоленке еще не было. Володин вышел из угловатого здания, огибающего памятник первому наркому Вацлаву Воровскому на углу Кузнецкого моста и улицы Дзержинского (Большой Лубянки). Этот уголок (некогда - скверик, теперь - парковка) так и называется - площадь Воровского.



Памятник Вацлаву Воровскому перед старым зданием МИДа на площади Воровского

Последний маршрут Иннокентия Володина

Иннокентий Володин сел в такси на Кузнецком и поехал вниз, к Петровке. Ничего удивительно в этом не было. На Кузнецком не было ни собянинской плитки с так называемыми «пешеходными зонами», перегораживающими автомобильное движение, ни одностороннего движения там, куда Собянин со своей плиткой еще не добрался.

Володин свернул налево, на Петровку, а у Большого театра повернул направо, в сторону Охотного ряда. В этом тоже ничего удивительно не было. На Охотном ряду, на Моховой движение тоже было двусторонним.

Володин взглянул, горит ли свет за огромными окнами в здании Жолтовского за «Националем». Жолтовский строил дом как жилой. Но он таковым никогда не был. Сейчас там офис опального Евтушенкова (АФК «Ситстема»). В советское время здесь располагался центральный офис «Интуриста», а еще раньше - посольство США.



Москва, посольство США, 1948 год

Свернув на Воздвиженку, Володин доехал до станции метро «Арбатская». Тоже - ничего удивительного. Самое удивительное только начинается. Иннокентий Володин должен был через четыре дня ехать на Ходынку. Нет, не в Ледовый дворец ЦСКА. На его месте крест-накрест были прочерчены взлетно-посадочные полосы Центрального (Ходынского) аэродрома. Отсюда Володин должен был лететь в Париж с посадкой в Варшаве, а потом - в Нью-Йорк.

Но только что Володину стало известно, что советские шпионы Юлиус и Эйтель Розенберги в радиомагазине на Манхэттене передадут курьеру-гебешнику чертежи и документы Манхэттенского проекта. Короче говоря, чертежи атомной бомбы. Иннокентий мог рассказать об этом на Западе через четыре дня. Но посчитал, что будет поздно. То был сочельник Рождества по Грегорианскому календарю. На Западе начинались новогодние праздники. Володин боялся, что никому не дозвонится. Иннокентий прекрасно представлял себе, что может натворить кремлевский безумец, не желающий останавливаться в пригородах Волновахи, простите, в пригородах Веймара, не желающий «затормозить» в пригородах Мариуполя, пардон, в пригородах Магдебурга.
«Дальше, дальше, дальше!» - как скажет потом Михаил Шатров.



Иннокентий Володин (Дмитрий Певцов) звонит в американское посольство, кадр из фильма «В круге первом»

Иннокентий Володин был успешным карьерным дипломатом. Тесть - генерал МГБ, только что въехал в новый дом на Калужской заставе, в полукруглый, тот, что слева, если ехать в сторону центра. Оба полукруглых дома, кстати, строили зэки по эскизному проекту Лаврентия Берии (Большая Калужская, 20, спецстройка №121 - таков был адрес у того дома, что слева, вдоль ограды Нескучного сада). И Володин жил неподалеку.

Дипломат нащупал в кармане 15-копеечную монету и отправился звонить из автомата. На станции метро «Арбатская» каждая кабина телефона-автомата была вмонтирована в толстую каменную нишу и закрыта дубовой дверью. Телефоны и сейчас там стоят, только дубовые двери к кому-то на дачу, говорят, переехали. Именно из этого телефона Иннокентий позвонил в украинское, простите, в американское посольство, чтобы спасти цивилизацию, чтобы спасти мир от опасности глобальной войны. Позвонил, чтобы выполнить, извините за высокопарный штиль, долг русского интеллигента.

«Прослушка» в Милютинском

Как известно, чтобы прослушивать телефоны украинского или даже американского посольства, надо иметь санкцию суда, связанную с возбужденным уголовным делом. Во времена Иннокентия Володина достаточно было иметь санкцию прокурора. Но и ее не было, посольская «прослушка» - негласная. В конце перегороженного особистами коридора Центральной АТС (ул. Мархлевского, дом 5, ныне - Милютинский переулок), день и ночь записывались разговоры со всеми московскими посольствами. Работали оперативно. Никаких девяти месяцев, чтоб «вычислить» Иннокентия Володина! Зэки из лаборатории акустики на Марфинской шарашке в тот же вечер получили запись и образцы голосов тех, кто имел доступ к документам супругов Розенбергов. Володин был арестован через три дня.



Корпус лаборатории акустики Марфинской шарашки (спецтюрьма №1 МГБ СССР в бывшей семинарии Свято-Марфинской обители, сейчас - НИИ автоматики)

История, происшедшая в круге первом, повторяется как фарс по второму кругу. Никакой санкции, никакого уголовного дела. Превентивная «прослушка» американского, простите, украинского посольства. Если Володина вычислили за два дня, к Светлане Давыдовой приехали через девять месяцев (видно, неудобно было беременную женщину тащить в Лефортово). Володина задерживали два кагебешника, практически безоружных. Бедную домохозяйку «принимали» двадцать гебешников с автоматами Калашникова.
И непонятно, зачем.
Если в превентивных целях слушают всех и вся, то использовать данные «прослушки» в суде - это еще один международный скандал, после которого эфэсбешники уже не отмоются.



Светлана Давыдова, ее муж Анатолий Горлов и семеро детей, оставшихся сейчас без мым. Фото с петиции в защиту лефортовской узницы

Можно еще дискутировать о том, наносил ли Володин вред своей родине или спасал цивилизацию от агрессивного Мордора. Но с матерью семерых детей ситуация абсурдна до предела. Если Россия не ведет войны с Украиной, как об этом говорит Путин, но целая дивизия без ведома верховного главнокомандующего отправляется на войну, оставляя в Вязьме опустевшие казармы, значит, Светлана Давыдова спасает страну от падения в пропасть братоубийственной войны, а Путина - от позора.
Если Россия все же ведет войну с Украиной (о чем есть множество свидетельств, начиная с заблудившихся псковских десантников), значит, эфэсбешники разоблачают ложь Путина и подставляют своего верховного главнокомандующего. Нет ничего глупее, чем орать на весь мир о государственной измене, когда в Кремле продолжают отрицать сам факт переброски войск на Украину.

С чего начинается Родина?

Город Вязьма всегда производил на меня впечатление самого бедного города России. Последняя станция, где останавливаются «скорые» на пути в Москву. Машинисты меняют «паровозики», обходчики проверяют тормозные буксы, проводницы выбрасывают мешки с мусором.

Как останавливается длинный поезд, «сборная солянка» с табличками Moskau-Berlin, Moskau - Wien, Moscou - Paris, Moskou - Hoek-van-Holland, так толпы местных жителей бегут к мусорным бакам. Дети - за пустыми жестяными банками, бутылками. А кто постарше, радуются, если выбросили (два дня без холодильника!) кусок запрещенного хамона, пармезана!

Какой родине могут «изменить» жители смоленского городе Вязьма, если родина давно изменила им? Или жители литовского города Вязьма (ведь на протяжении веков Смоленщина входила в состав Великого княжества Литовского). Или жители польского города Вязьма, раз после Люблинской унии 1569 года стало княжество именоваться уже Речью Посполитой?
Вот, поэтесса Наташа Сафронова, как едет к родителям в Гжатск (Гагарин), так и говорит:
- Еду к маме, в Литву!
Оно и понятно. Граница, она за Можайском проходила. Так и говорили на Москве-столице: загнать за Можай, то есть, выслать за границу. Пограничный Саввинский (под Звенигородом) монастырь так и назывался - сторожевым.

Помню, в соседнем Смоленске бурные дебаты о судьбам мира каждый раз заканчивались сакраментальным:
- У вас, в России!..

Так что какой родине «изменила» Светлана, это еще вопрос. У многодетной матери семерых детей родина одна - это ее семеро дитят. Остальное (Московия, Литва ли, Польша) - так, «надстройка», как говорили марксисты. Для нее главное - лишь бы не было войны. Чтоб подросших детей на войну не забирали. В общем, по большому счету у простой женщины из Вязьмы приоритеты те же, что и у московского дипломата Иннокентия Володина, думавшего о сохранении европейской цивилизации.

Постскриптум: еще одна документальная история

Поражает, с какой показной жестокостью - в назидание всем, кто пишет и говорит о войне на Украине - была отправлена Светлана в застенки Лефортовской тюрьмы. Никто из двадцати головорезов (фамилия главаря - то ли Свинолуп, то ли Свинолоп) не подсказал женщине, что она имеет право взять младенца, которого кормит грудью, с собой (младенцу - чуть более двух месяцев). Сейчас Светлана сцеживает молоко (правозащитник Зоя Светова привезла ей в Лефортово специальный насос), надеясь, что кто-то передаст банку младенцу.

Даже старина Мюллер не решился отбирать младенца у радистки Кэт. У ведомства, мимикрирующего под названиями ВЧК-ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ-ФСК-ФСБ, - другие традиции.

Вот еще один подобный случай. Документальная история из эпохи Иннокентия Володина.

Поезд с вооружением (продукцией военного завода) шел из Красноярска в Днепропетровск. Нет, он не вез вооружение для антитеррористической операции на Донбассе. Шел 1944 год. Завод (кажется, это был «Южмаш») возвращался из эвакуации. Вместе с продукцией (с "катюшами", предщеественницами "градов") возвращались и станки, заводское оборудование. В соседних вагонах ехали рабочие, инженеры, конструкторы. Ехали и прикомандированные к заводу «представители заказчика (наркомата обороны)». Ехали и «ловцы шпионов, которые каждый день доказывали, что едят хлеб не зря. Каждый день разоблачали на заводе шпионов, вредителей. Даже в дороге. Держали нос по ветру. Впереди было «дело врачей», сгущались тучи над Международным еврейским конгрессом Соломона Михоэлса. Так что ехавшие в том же поезде энкаведешники на станции Свердловск-Сортировочный арестовывают семью молодых конструкторов из Одессы и увозят супругов на местную «Лубянку».

Павла Астахова в то время еще и на свете не было. О грудном младенце, оставшемся в эшелоне, заботиться было некому. Не было в эшелоне грудного молока. Что такое детское питание для грудного вскармливания, в то время еще не знали.

Потом поезд долго стоял в окрестности Казани на станции под красноречивым названием Лагерная. Голодный ребенок умирал. Когда эшелон ушел, пассажиры оставили на перроне корзинку. В ней - сверток с пеленками, в котором плакала новорожденная девочка. В корзинке была записка с ее печальной историей, просьба позаботиться о девочке и воспитать ее в соответствии с еврейскими традициями.

Люди, которые позаботились о девочке, жили на другой стороне Волги, за Услонскими горами, в татарской деревне на берегу Свияги. Естественно, за сто верст от Казани. Ближе татарских деревень нет. В пределах сохранившегося до сих пор Царского вала (вокруг Казани) все аулы сожжены еще в разгар геноцида 1552 года,

Девочка выжила (у женщины, приютившей ее, был свой младенец, грудное молоко), выросла, вышла замуж, родила двух дочерей. Правда, с еврейскими традициями в Услонских горах было трудновато. Никто не говорил на идише. Дочь арестованных конструкторов «Южмаша» сейчас с трудом говорит даже по-русски. Больше - по-татарски. Но - с одесским прононсом. И по-русски, и по-татарски - с непременным одесским прононсом. Словно бы назло гебешникам, стёршим ее родителей в лагерную пыль!
Кстати, старшая дочь, приезжая в Москву, после бокала текилы тоже переходит на одесский прононс. С младшей я еще не знаком.

ФОТО из архива автора

идиш, судопроизвол, СССР, Берия, литературная тусовка, Звенигородский проспект, ФСБ, МГТС, НКВД, 1941, кровавый режим, кровавая гебня, стукачи, зона, литературный андеграунд, жизнь и смерть, КГБ, Сталин, Золотая Орда, Евтушенков

Previous post Next post
Up