Праздники были неотъемлемой частью культурной жизни старооскольцев в 60-70-е годы. Конечно, у каждого человека, у каждой семьи есть свои собственные праздники и свое отношение к праздникам общим. Не претендуя на воссоздание целостной картины, я постараюсь рассказать об этом аспекте жизни на основе собственных впечатлений и воспоминаний.
Праздники всегда играли роль своеобразных временных ориентиров: старшие часто говорили о каких-то прошедших или предстоящих событиях, привязывая их именно к празднику: "после октябрьской", "еще до первого мая". И у меня год был условно разбит на интервалы между праздниками: Новый год - 8 марта - 1 мая - мой собственный день рождения - 7 ноября. По мере приближения к тому или иному празднику ожидание его усиливалось, вероятно, я даже искуственно культивировал его в себе, для придания большей значимости и торжественности моменту наступления праздника.
Если отставить в сторону мой день рождения, который, безусловно, для меня был едва ли не самым большим праздником в году, но все же событием личным или семейным, то как раз перечисленные выше праздники и составляли исчерпывающий их список - по крайней мере, в моем понимании. С каждым из этих праздников был связан целый ряд ритуалов, даже я бы сказал - священнодействий, поднимавший их статус в сравнении с другими, локальными или второстепенными праздниками.
Начнем, конечно же, с Нового года. Главным его атрибутом была новогодняя ёлка. На самом деле ёлкой в чистом виде она не была - в этом качестве в то время в Старом Осколе использовались почти исключительно сосны. Традиционно ёлку приносил мой дедушка Андрей, который жил на Гумнах. Уже начиная с 24-25 декабря, я ждал этого момента, и по каждому скрипу калитки бежал смотреть в окно - не дедушка ли это Андрюша несет елку? Самым долгожданным и торжественным событием было наряжание елки. С чердака извлекался времен царя Гороха большой фанерный ящик с елочными игрушками, дальше мы с сестрой аккуратно выкладывали эти игрушки, протирали их, попутно рассматривая каждую - за год-то они успевали подзабыться. А рассматривать было что: помимо традиционных шаров и сосулек, там были стеклянные фигурки разных овощей, фруктов, а еще героев сказок, животных: Чиполлино, мальчик с дудочкой, Красная шапочка, поросенок, несколько собак разных пород, зайцы, ёжик на прищепочке, более всех мне симпатичный - сейчас уж всего и не вспомнить. На самую верхушку ёлки водружалась красная стеклянная звезда, по веткам развешивались разноцветные стеклянные бусы, затем - шары, а уж после - мелкие игрушки. Потом поверх игрушек вешалась гирлянда из маленьких лампочек, и все это покрывалось "дождиком" и цветным бумажным серпантином. Крестовина елки укутывалась ватой, внизу устанавливался довольно внушительных габаритов Дед Мороз из папье-маше - всё. Ёлка готова, можно включать гирлянду, она, конечно, сразу не заработает, но папа ее непременно починит, и в конце концов она зажжется.
"Вещественных" подарков на Новый год было как-то дарить не принято, но обязательно были пакетики с "гостинцами" - разнообразные конфеты, мандарины - их дарили бабушки-дедушки, другие родственники, мама приносила с работы - наверное, раздавали "по профсоюзной линии". К новому году мандарины появлялись и в продаже, в обычное время их не было.
Но самое интересное в новогоднем празднике - это была непосредственно встреча Нового года. Собирались все обычно на дедушки-с-бабушкиной половине, приходили тетя с дядей, которые жили на нашей же улице, приезжали из Губкина две другие тети с семьями, приходили гуменские дедушка с бабушкой - короче, собиралась большая компания, где были и взрослые, и дети. Сколько я себя помню, мне всегда разрешали встречать новый год "до упора", пока спать не захочется. Телевизора тогда у нас не было, и начало нового года определяли по заранее заведенному будильнику. Взрослые постепенно становились все веселее и веселее, и мне это очень нравилось; я даже одно время недоумевал: почему же они не всегда такие веселые? Доходило и до песен, и до плясок. Самым активным был всегда мой дедушка Иван - он и фокусы показывал, и наряжался, и рассказывал смешные истории. Первого января праздник, как правило, продолжался, но уже не в таких масштабах.
Новогоднему празднику предшествовал еще один обязательный ритуал - рассылка поздравительных открыток. Это же действо сопутствовало и трём остальным Большим праздникам - Восьмому марта, Первому мая и Седьмому ноября, что еще больше выделяло эти дни и придавало им торжественности и значительности. Тем более, что мне в этом мероприятии традиционно отводилась очень важная роль - составление списка тех, кого надо поздравить. Покупка открыток к соответствующему празднику обычно была маминой обязанностью, а их заполнение - моей и папиной. В списке обычно фигурировало около 40 адресатов, к 8 марта их, наверное, было чуть поменьше. Естественно, там были все наши близкие и дальние родственники, друзья и знакомые родителей, некоторые из соседей. Были еще и какие-то неведомые мне персонажи, которых надо было поздравлять, потому что они с каждым праздником поздравляли нас. Например, была некая загадочная семья, присылавшая нам открытки за подписью "бабушка, дедушка и Леночка" - под таким наименованием они и фигурировали в моем списке. Я был немало удивлен, когда узнал, что этой "Леночке" уже где-то под 70 (интересно, сколько же тогда было бабушке и дедушке?) - я-то по наивности полагал, что это какая-то девочка. Иногда оставались лишние открытки, и тогда я вносил в свой список тех, кого мы обычно не поздравляли - ну почему, например, не поздравить соседа дядю Борю, классный же дядька! Открытки соседям и родственникам, жившим на нашей улице, я всегда разносил по почтовым ящикам сам, поздним вечером, чтобы никто не увидел, иначе, по моему разумению, ценность такого поздравления терялась.
Другие праздники тоже имели свою изюминку, свои обязательные ритуалы, что выделяло их среди обычных дней. К Восьмому марта мы с папой всегда заранее готовили подарок для мамы - чаще всего это были духи или какая-нибудь косметика. Подарок надо было хорошо спрятать, чтобы утром 8 марта его торжественно вручить. А вот цветы в этот день дарить было не принято, потому что в те годы взять их в нашем городе ранней весной было негде - подснежники появлялись только в конце марта, а привозными цветами, может быть, где-то и торговали, но, вероятно, в небольших масштабах.
Первое мая и "Октябрьская", как у нас называли 7 ноября, были праздниками-близнецами, с той лишь разницей, что в мае тепло, а в ноябре холодно. Все остальное в них было одинаковым - два выходных дня, атрибутика: красные флажки и надувные шарики. Шарики можно было приобрести в любое время, они и стоили-то, кажется, 3 копейки за штуку, но мне такое и в голову придти не могло. Зачем, например, шарики летом? Или к чему они на Новый год? Нет, шарики лично для меня были неотъемлемой частью только двух праздников: 1 мая и 7 ноября. Но не шариками едиными славны были эти замечательные дни; им сопутствовало еще много чего. Во-первых, только в эти праздники принято было принято вывешивать флаг на ворота, что, безусловно, придавало моменту торжественности. Во-вторых, на фасад нашего дома вешалась еще и звезда - конструкция размахом примерно в 1 метр, затянутая чем-то вроде пергамента, а внутри были электрические лампочки. Звезда каким-то образом, вероятно через форточку, подключалась к электросети - и на нашей улице была настоящая праздничная иллюминация! Не помню уже, кто сделал эту звезду, папа или дедушка, скорее всего, это был плод их совместного творчества. Потом то ли конструкция сломалась, то ли обшивка порвалась, но звезду с конца 60-х вывешивать перестали.
А еще повышению градуса праздничности в эти дни способствовало включение иллюминации на здании мельницы.
Так выглядело это здание со стороны слободы Стрелецкой в описываемые мной годы, хотя фотография явно сделана раньше - мост на ней изображен еще старый. Так вот, в предпраздничные и праздничные дни верхняя часть фасада мельницы ярко светилась, да еще и мигала!
Еще одним важным и ожидаемых мной моментом обоих праздников была радиотрансляция праздничного салюта в Москве. Да-да, именно так - салют транслировался по радио. Сначала диктор, скорее всего, это был Юрий Левитан, зачитывал приказ министра обороны - тогда им был маршал Малиновский. А затем под торжественную музыку - это была увертюра Глинки из "Руслана и Людмилы" - раздавались залпы артиллерийских орудий, сопровождаемые криками "ура". Я никогда еще не бывал в Москве и не видел салюта, но я живо представлял себе, что вот я тоже, как наверняка и все москвичи, стою в этот момент на Красной площади, а в небе над Кремлем сияют и переливаются удивительной красоты огни...
Но все перечисленные мной праздничные аксессуары были отнюдь не главными атрибутами праздников 1 мая и 7 ноября. Самым торжественным событием, сопутствовавшим этим праздникам, была, безусловно, демонстрация. Даже так - Демонстрация. Лет примерно с 5 до 12 я, вероятно, не пропустил ни одной - когда был поменьше, ходил с родителями или сестрой, потом ходил один. Я, конечно, не шагал в праздничных колоннах, об этом я и мечтать не смел. Для меня Демонстрация была прежде всего зрелищем, символизирующим кульминацию праздника, его квинтэссенцию. Вот тут-то и пригождались флажки и надувные шарики, взять их с собой на Демонстрацию - это и было их главным предназначением.
Демонстрация начиналась в 10 часов утра, но надо было придти пораньше, чтобы занять хорошее место - вдоль всей улицы Ленина стоял народ, и желательно было пробиться в самый первый ряд. Обычно я располагался в районе перекрестка улиц Ленина и Комсомольской. Чуть выше, возле здания горсовета была трибуна, оттуда были слышны праздничные возгласы, на которые проходящие колонны реагировали дружным "ура". В колоннах надо было распознать как можно больше знакомых людей - это было очень важным для меня моментом. Хорошо бы еще, чтобы они заметили меня. Конечно, это касалось не всех - не буду же я кричать проходящему директору школы - "Леонид Фёдорыч, это я!" или другу моих родителей дяде Саше Шестернёву - "Дядь Саш, я здесь!" - нельзя, он же важный человек, главный инженер завода. А вот соседу дяде Васе, который шел с локомотивным депо, или дяде Лёве из колонны маслозавода - отчего бы не крикнуть? Ему будет приятно, а если он помашет мне в ответ - будет совсем здорово!
А вот поучаствовать в демонстрации самому мне довелось всего однажды, в мае 1978 года, последнего года, когда я жил в Старом Осколе. И то не в своем городе, а в соседнем Губкине, к которому территориально относился Лебединский ГОК, где я работал. Для старооскольцев участие в демонстрациях не было обязательным, но меня уговорили коллеги: после намечалось, как бы сейчас сказали, солидное "афтепати". Всем мужчинам-демонстрантам надо было обязательно что-то нести. Но я опоздал к раздаче, и вместо какого-нибудь безобидного плакатика "Мир-труд-май" или, там, "Свобода-равенство-братство", мне всучили портрет Суслова. Нет, я тогда уже относился к происходящему с достаточным цинизмом и пофигизмом, но всё же имеет свои пределы, правильно? Ну не мог же я вот так пройти по Губкину, где у меня полно и родственников, и знакомых-приятелей, с портретом, извините, Суслова?! Какой-нибудь безликий Мазуров или Капитонов - это еще было бы полбеды, пёс бы с ними - а тут Суслов! Положение спас один из моих сослуживцев, которому достался портрет Карла Маркса. Против Маркса я ничего не имел - глыба всё же. Я предложил ему поменяться портретами, и он с некоторым недоумением согласился - мол, бери, не всё равно, что ли? Так я и прошагал по улицам Губкина с портретом автора "Капитала".
Другие же праздники не несли с собой той торжественности, как те, что перечислены выше. 23 февраля не было тогда выходным днем, не считалось еще "днем мужчин" и широко не отмечалось. День Победы стал выходным днем только в 1965 году, и к праздничному веселью этот день не располагал - слишком свежа еще была память о войне, слишком много было живых ее свидетелей. Хотя в первомайских открытках тогда уже писали: "поздравляем с Первым мая и Днем Победы" или "со всеми майскими праздниками". Отца иногда поздравляли с 9 мая отдельно. День конституции - до 1977 года он отмечался 5 декабря - вообще никто праздником не считал, и поздравлять с ним было не принято - так, добавочный выходной, и то, если на субботу-воскресенье не попадает.
С конца 60-х и в 1970-е годы официальная советская литургика вступила в период расцвета. Практически каждый год объявлялся юбилейным - начиная с 1967 - 50 лет Великого Октября, затем 1968 - 50 лет Комсомола, 1970 - 100-летие Ленина, 1972 - 50 лет образования СССР... Каждый юбилей непременно сопровождался "трудовыми починами", призывавшими отстоять соответствующее количество "ударных вахт" или отработать "ударных недель". Если не находилось даже какого-нибудь завалящего юбилея, типа 20-летия начала освоения целины, год все равно объявлялся "особенным" - например, "третьим, решающим" или "четвертым, определяющим" годом пятилетки. Весь этот треск способствовал рождению словечка "остоюбилеело" - в смысле, "надоело". Новым поколениям смысл этого слова не очень понятен, и оно ушло из народного языка.
Старый Оскол тоже не прошел мимо этого общего тренда. К примеру, в ноябре 1969 года было торжественно отмечено 50-летие Первой конной армии. Дело в том, что решение о ее создании было принято именно в Старом Осколе, в доме на ул. Пролетарской, между Комсомольской и Революционной. Там висела мемориальная доска по этому поводу, вероятно, она и по сей день висит, если дом, конечно, цел. Так вот, юбилей этот был отмечен конным парадом ветеранов-кавалеристов по улице Ленина! Говорили, что должен был приехать и сам Буденный, да приболел, все ж стар уже он был тогда. Я, конечно, ходил смотреть этот парад.
А еще в 1971 году с большим размахом было отмечено 375-летие Старого Оскола. Тогда еще не было принято отмечать каждый год "день города", кстати эта традиция получила развитие как раз в 1970-е, но позже.
В этом очерке пока я касался только праздников официальных, но были еще и праздники иные, особенно среди поколения моих бабушек-дедушек. Это, прежде всего, Рождество и Пасха. На эти праздники собирались непременные застолья, бабушка пекла вкуснейшие пироги. На Пасху все обязательно красили яйца и пекли куличи - у нас их называли "пасхи" или даже "паски". В слободах отмечались и храмовые праздники - у нас в Стрелецкой, например, Троица.
А на Гумнах, где жили другие мои бабушка с дедушкой, особо широко праздновался день Александра Невского, 12 сентября. Как правило, празднование этого дня сопровождалось выездом на пикник. Пока была жива бабушка, я, сколько помню, всегда участвовал в праздновании Александра Невского - тем более, что это - мои именины, да и крещен я был в гуменском храме. На фотографии, автором которой почти наверняка является мой отец, запечатлен один из таких выездов на природу в честь дня Александра Невского. Фото датировано 12 сентября 1962 года, и я, видимо, конкретно в этом пикнике по малолетству не участвовал.
Слева направо: моя бабушка Стрелкова Клавдия Игнатьевна, прабабушка Воробьева Прасковья Васильевна, бабушкина сестра Тулинова Ксения Игнатьевна с внучкой Людмилой, мой дедушка Стрелков Андрей Ефимович, бабушкина сестра Лазебная Анна Игнатьевна, муж бабушкиной сестры Тулинов Александр Андреевич.
Почти полвека назад...
Дополнение от 4 ноября 2017 г.
В связи с предстоящим юбилеем вспомнился эпизод 1977 года, связанный как раз с празднованием 60-летней годовщины, как тогда говорили, «Великого Октября». Это был первый год моей трудовой деятельности на Лебединском горно-обогатительном комбинате, где и произошли описываемые события.
Для начала коснемся системы праздничных дней, принятой в те годы в Советском Союзе. До 1977 года выходными днями считались следующие праздники: 1 января, 8 марта, 1, 2 и 9 мая, 7 и 8 ноября, а также 5 декабря - День конституции. При этом, если праздник попадал на субботу или воскресенье, никакого переноса выходного на понедельник не было - как говорится, что упало, то пропало.
В том же 1977 году произошло еще одно важное событие в жизни страны: была принята новая Конституция. Приняли её 7 октября, в пятницу. И тогда же объявили, что отныне 7 октября будет праздничным днём, а 5 декабря, соответственно, рабочим. То есть, получилось, что в том году оказалось на один праздник меньше. Да еще и в следующие два года новый День конституции попадал на субботу и воскресенье. Народ, понятное дело, восторгов по этому поводу не выражал. Кроме того, в 1977 году 1 января пришлось на субботу, а 1 мая - на воскресенье, так что дополнительных нерабочих дней оказалось совсем мало.
Но зато на юбилей Октябрьской революции получалось целых 4 выходных: 7 и 8 ноября пришлись на понедельник и вторник. Чуть позже ввели такую практику: если в мае или ноябре праздники примыкали к выходным, и получалось 4 подряд нерабочих дня, то субботу или воскресенье объявляли рабочим днём («по просьбам трудящихся»), с прибавлением одного дня к отпуску. Но в 1977 году такого обычая еще заведено не было. Так что все трудящиеся, отработав по призыву партии 60 ударных недель в честь 60-летия Октября, в едином порыве готовились как следует отметить надвигающийся праздник.
Однако в середине октября на комбинате пронесся слух: мол, не ждите, четырёх выходных не будет. То есть, у всех они будут, а у нас - нет! 5 и 6 ноября объявят рабочими днями. Вычислительный центр, где я работал, базировался тогда в здании управления, поэтому некоторые наши сотрудники, лично знакомые с управленцами, были хорошо информированы. И получалось, что слух подтверждался: такой приказ за подписью главного инженера Фиделя Рувима Абрамовича, исполнявшего обязанности отсутствовавшего в тот момент директора комбината, действительно существовал, но его почему-то пока не решались обнародовать.
А в конце октября на доске объявлений в вестибюле здания управления появился график рабочих дней на 1977 год, с подписями и печатями, утвержденный якобы еще в конце предыдущего года. Там всё было как положено: субботы и воскресенья были помечены красным, праздники тоже, но 5 и 6 ноября были обозначены как рабочие дни. Мол, всё это соответствует какому-то неведомому «нормативному количеству рабочих дней», и при этом давно было известно и утверждено. Да только одного обстоятельства не учли составители этого фейкового графика - никто не мог знать в конце 1976 года, что 5 декабря больше не будет праздничным днём. А в графике этот день был помечен именно как рабочий! И этот прокол, конечно же, не остался незамеченным. Работяги в спецовках в обеденный перерыв толпились возле этого графика, и глухо роптали, порой не стесняясь в выражениях.
А дальше случилось событие, совсем уж не вписывающееся в тогдашние рамки. Прямо скажем, из ряда вон выходящее событие. В обеденный перерыв несколько десятков грузовиков подъехали к зданию управления, остановились и в течение минут пяти непрерывно сигналили - гул стоял чрезвычайный! А потом отъехали - вероятно, в столовую на обед. Запахло крупным скандалом, да что там говорить - конфузом, натурально, политического свойства! Ведь попади эта информация к иностранным журналистам - как пить дать, «вражьи голоса» непременно рассказали бы об этом случае!
Дальше, по слухам, произошло следующее. Секретарь парткома и председатель профкома пошли в кабинет к Р.А. Фиделю и провели там больше часа. Вроде бы, секретарша говорила, что временами там было очень шумно. О чем они там говорили и в каких выражениях - этого, пожалуй, теперь никто и не узнает. Но к концу рабочего дня злополучный график с доски объявлений сняли. А на следующий день было вывешено объявление, даже можно сказать - плакат, без всяких подписей и печатей, на котором красной тушью было начертано: 5, 6, 7 и 8 ноября - выходные дни. Все сотрудники трудового коллектива, безусловно, испытали чувство глубокого удовлетворения.
К оглавлению по Старому Осколу