О необходимости теологизации филологической науки
В августе 2006 г. вопрос о необходимости теологизации российского образования поставил доктор философских наук, профессор Валентин Михайлович Князев в ходе подготовки II съезда законоучителей Екатеринбургской епархии. Годом ранее на Всероссийской православной научно-богословской конференции «Радуйся, Заступнице усердная рода христианского» кандидат геолого-минералогических наук, доцент Игорь Анатольевич Непомнящих представил доклады по темам «К обоснованию необходимости разработки православного естествознания» и «Принципы православной науки». Данные и другие подобные выступления позволяют поставить вопрос о возможности теологизации филологической науки и необходимости осмысления художественных произведений литературы в православном духе.
Проблема осмысления литературных произведений через призму православного учения назрела давно, но не могла быть разрешена в обществе, где главенствовала идеология безбожия и борьбы с Церковью. Сейчас мы имеем благоприятную возможность свободно ознакомиться с Библией, трудами святых отцов Вселенской православной церкви и воспользоваться святоотеческой гносеологической традицией при изучении текстов литературно-художественных произведений, а также состояния языковой системы .
И. А. Непомнящих утверждает: «Современная наука создана католиками и протестантами, а потому не является единственной. Иное знание о мире было у древних халдеев и египтян, иное - у древних индусов и китайцев» [4, 57]. Он продолжает, привлекая к полемике мнения академика В. И. Вернадского и протоиерея Василия Зеньковского: “Многие считают, что современное научное мировоззрение - единственно объективное мировоззрение. Вместе с тем крупнейший историк науки и выдающийся геолог ХХ века В. И. Вернадский пишет: “Научное мировоззрение не есть научно истинное представление о Вселенной - его мы не имеем. Оно состоит из отдельных известных нам научных истин, из воззрений, выведенных логическим путем, путем исследования материала, исторически усвоенного научной мыслью, извне вошедших в науку концепций религии, философии, жизни, икусства - концепций, обработанных научным методом; с другой стороны, в него входят различные чисто фиктивные создания человеческой мысли - леса научного искания… Научное мировоззрение охвачено борьбой с противоположными новыми научными взглядами, среди которых находятся элементы будущих научных мировоззрений; в нем целиком отражаются интересы той человеческой среды, в которой живет научная мысль…”
Однако современная цивилизация отдает приоритет науке, считая сё данные объективной истиной в последней инстанции. Но может ли разум быть независим от сердца, ибо только злое сердце дает свободу разуму? Свободный от сердца разум - разум без смысла, без благодати. Эта очевидная истина противоречит мировоззрению современной науки и всей современной цивилизации.
Отсутствие истинно христианского научного мировоззрения крайне рразрушительно действует в современном мире. “Надо не только открыто признать, но и до конца осмыслить свмый факт, что в Европе (включая и Россию) существует не одна, а две культуры. Есть культура, которая хочет быть христианской, хочет быть верной Христу и видеть все в свете Христовом, - но есть культура, выросшая вне Церкви, боящаяся Церкви и чуждая ей, вовсе не ищущая того, чтобы глядеть на мир в свете Христовом!… Современное знание, как оно строится ныне, отвергает христианское освещение тем знания… Христианская мысль должна заняться пересмотром основ знвния, чтобы вернуть христианству его законное место в развитии знания”” [4, 57-58].
Проанализировав эти мнения и современное нам состояние науки И. А. Непомнящих делает следующий вывод: “Речь идет совсем не о конфликте науки и религии… Речь идет о взаимоотношении западного и восточного христианства, об их истории. В настоящее время мысль на Западе зашла в тупик, и речь идет о новых горизонтах европейскрй культуры. В отличие от современной науки задача православной науки заключается в том, чтобы научить познавать этот мир, исходя из веры в Бога…” [4, 58].
Мы полностью разделяем данное мнение, так как данные современной российской филологической науки говорят нам о том же - и литературоведению и лингвистике необходима аппеляция к богословскому знанию. Без знания глубин теологии невозможно изучать ни один предмет, в особенности словесное творчество, ведь Христос - это воплотившийся Бог Слово, о Котором апостол Иоанн пишет в начале своего Евангелия: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть” (Ин. 1,1-3). Вот почему природа слова священна, ибо она сродни Самому Богу.
Однако в ХХ - начале ХХI веков человечество утратило трепетное отношение к слову вообще, а к священному слову в особенности, что объясняется распространением духа неверия как в Европе, так и в России. В книгах, выпущенных в советский период, имя Божие печаталось с маленькой буквы, в результате чего в сознании нескольких поколений россиян это священное слово сравнялось со всеми другими словами, и теперь мы имеем практически повсеместное нарушение третьей заповеди Закона Божия: “Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно” (Исх. 20,7).
Как выражается Вера Михайловна Ерёмина, в начале ХХ века в России появился “поток макулатуры на евангельские темы”. Всем известно, каков был результат: самоубийства поэтов, свержение царского строя, слом всей жизни российского общества, кровавая братоубийственная война. Так история России показала, что “Бог поругаем не бывает” (Гал. 6, 7). Кровавые события 1917-1918 годов пробудили покаяние у многих русских людей. Вот что пишет протоиерей Владислав Цыпин о тех страшных для православной России месяцах: “Сатанинский натиск на Церковь углубил духовную ревность гонимых христиан. Озверение отпавших от веры, соблазненных или посулами земного рая, или дозволенностью грабежей и пьяного кровавого разгула, - пробуждало в душах верных покаянное сокрушение… Религиозный подъем охватил и часть интеллигенции, которую зрелище апокалиптически страшных событий заставило трезветь, каяться и возвращаться к вере отцов. По стране прокатывается волна родительских собраний, на которых выносятся резолюции протеста против отмены преподавания Закона Божия в школах” [8, 96].
С тех пор прошло почти девяносто лет. Мы видим, что наука, оторвавшаяся от богословия, от Истины, забрела в темный лес, из которого не может выйти. Потому и не пишутся кандидатские и докторские диссертации, ведь при нынешнем состояниии умов исследователей, не просвещенных светом Евангелия Христова, невозможно ожидать появления какой-либо светлой мысли. Невозможно продолжать тиражирование лжи. Чтобы исправить положение, нужно прислушаться к словам апостола Павла: “Учениями различными и чуждыми на увлекайтесь; ибо хорошо благодатию укреплять сердца, а не яствами, от которых не получили пользы занимающиеся ими” (Евр. 13, 9). А благодать можно получить в смиренной молитве, при чтении Священного Писания, творений святых отцов, в церковных таинствах.
Надо напомнить, что теологическое образование было насильственно исключено из системы российского образования в угоду доминирующей в обществе идеологии, но сейчас оно возвращается в систему университетского образования, в то время, как на Западе факультеты теологии не прекращали своего существования. Даже герой романа А. С. Байетт “Possession” (1990), профессор английской литературы, патриот Британии свидетельствует о том, что в прежние годы студенты-филологи знали Библию наизусть [9, 26]. Можно было бы включить в программу обучения в российских университетах предмет “Священная история Ветхого и Нового Заветов”. И это необходимо сделать как можно скорее. Неплохо было бы дать ознакомиться студентам-филологам и с некоторыми началами сравнительного богословия.
Пришло время восполнить данный пробел. В современных условиях доступности практически любых источников представляется прекрасная возможность взглянуть на имеющуюся литературу глазами, свободными от идеологической мишуры. В. М. Князев считает, что “знание теологии несет в себе огромный запас творческой энергии и чревато плодами инновационного знания” [3, 14]. Для филологической науки ее теологизация оказывается особенно актуальной, так как нынешние литературоведы и лингвисты, лишенные религиозного опыта, оказываются неспособными понять русских и зарубежных писателей прошлого да и многих современных авторов, которые этот опыт имели или имеют.
Не имея духовного опыта, исследователь творчества Пушкина никогда не сможет понять, почему произошел такой перелом в его мировоззрении и он стал писать вместо полных чувственности поэм и стихов исторические произведения, почему Александр Сергеевич написал стихотворение, воспевающее молитву, читаемую православными в храмах и кельях Великим постом . Почему Раскольников Ф. М. Достоевского так много надежд связывал с подаренным ему Соней Евангелием? “Почему Печорин ехал именно в Персию, чтобы умереть?” Как понять причину обращения Пушкина ко временам Бориса Годунова в его одноименной драме без знания церковной истории? На все эти и многие другие вопросы человек, не имеющий религиозного опыта, никогда не сможет ответить положительно.
Также будут непонятны и размышления на религиозные темы таких зарубежных писателей, как Дж. Мильтона, Ч. Диккенса, У. Теккерея, В. Гюго, И. Во, Т. Манна, А. С. Байетт, Г. Грина и других. Неискушенный исследователь даже не сумеет заметить, что писатели поднимают эти темы в своих произведенниях. Безсмертные слова Аристотеля о том, что “икусство есть подражание природе”, оправдываются и в наше время. Как жизнь человека устрояется по Закону Божию, так возможно проследить по сюжетам жудожественных произведений, что и жизнь их героев не выходит за рамки подчинения Закону Божию.
Важно еще и отметить принципиальность различия западнохристианского и восточнохристиамского путей познания. Об этом пишет И. А. Непомнящих: “Западнохристианский метод, метод психологических аналогий, приложимый к познанию Бога, к богословию - метод редукционизма - метод современной науки греховного человека, который ищет в Боге свои собственные грехи. В самом же человеке это метод ищет, соответственно, не Божье, а животное, то есть сводит человека к пусть и высшему, но все же животному. Жизнь же этот метод пытается свести к физике и химии.
Суть же метода восточнохристианского познания состоит, наоборот, в поиске в низшем отражения высшего, в поиске понимания низшего как проводника высшего. Восточный метод основывается на том, что “самый этот чувственный мир является как бы зеркалом того, что находится сверх мира” (Св. Григорий Палама). Развивая эту мысль св. Григория, архимандрит Киприан (Керн) пишет: “Видимый мир с его явлениями и с самим человеком, со структурой его психо-физического организма есть экран, на котором отпечатлены символы вечного бытия. Надо только уметь прочитывать эти символы… надо расшифровать таинственную криптограмму бытия, доступную для изощренного глаза духовного и совершенно закрытую для непросветленного чувственного зрения”… То есть восточный метод познания - это путь к единству знания, путь возведения части к целому” [5, 74-75].
Еще в I веке по Р. Х. апостол Павел писал : “Духовный судит о всем, а о нем судить никто не может” (1 Кор. 2, 15). Любая книга - это продукт духовной жизни автора, поэтому и читатель, тем более профессиональный, обязан проникать внутрь анализируемого произведения. Однако при господстве западного метода познания это оказывается невозможно сделать. Как уже указывалось, без веры, то есть, духовного свойства, читатель сосредотачивает свое внимание на внешних сторонах произведений, их форме. Говоря словами И. А. Непомнящих, “познание видимого мира современной наукой сводится к его описанию (инвентаризации)” [5, 77]. Нынешние литературоведы оказываются не в силах понять тему и идею изучаемых произведений, поэтому ограничиваются лишь описанием их художественных особенностей.
Западнохристианская и восточнохристианская ментальность определяют не только разницу в методах познания мира, но и влияют на саму природу творчества. Иисус Христос учил: “По плодам их узнаете их” (Мф. 7, 16). Дадим образец, какие плоды принесла западнохристианская и восточнохристианская духовность. Вот какой стишок осмелился написать о Пречистой Деве Марии английский поэт У. Блейк в конце ХVIII века, а именно: «О девственности Девы Марии и Джоанны Саускотт»:
Соделали с нею добро или зло?
Не знает сама; безмятежно чело.
И некому это поставить в укор:
Ничья тут заслуга, ничей тут позор.
Этот опус показывает полное отсутствие благоговения перед священным. Блейк кощунственно ставит в один ряд Ту, Которую православные христиане величают как честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, как всех Ангелов превысшую.
В противоположность западной ментальности какой трепет ощущаем мы, когда слышим или читаем ирмосы канона из службы Пресвятой Владычице Деве Богородице. Например, ирмос пятой песни канона:
Ужасошася всяческая
О Божественней славе Твоей:
Ты бо, неискусобрачная Дево,
Имела еси во утробе над всеми Бога
И родила безлетнаго Сына,
Всем воспевающим Тя мир подавающая.
Распространение православия на Руси с IХ века по Р. Х. определило то, что у наших предков издревле сформировалось трепетное и благоговейное отношение к слову, потому-то относительно поздно и начала формироваться художественная литература как род авторского творчества. Это, безусловно, связано с высокой степенью религиозности русского народа, ведь православное апостольское учение исповедует Иисуса Христа воплотившимся Богом Словом: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог” (Ин. 1,1).
В Древней Руси после ее Крещения среди литературных жанров преобладала житийная литература, то есть, жизнеописания христианских подвижников благочестия, в которых не было места вымыслу, но содержалось нравственное назидание слушающим и читающим. Однако оно не преподносилось отдельно, а сам пример жизни святых людей увлекал к подражанию. Кому же посвящали свои подвиги русские святые? Конечно же, Богу. Если светское литературоведение отказывается от всякой религиозности, то огромный пласт литературы оказывается не охваченным его вниманием. Таким образом, его изыскания не могут быть истинными, ведь полуправда не есть истина. Истина есть “полнота Наполняющего все во всем” (Еф. 1, 23). Следовательно, и в отношении древнерусской литературы мы видим насущную потребность в теологизации научного аппарата.
Чтобы понять смысл творчества таких великих русских писателей, как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Н. В. Гоголь , А. А. Ахматова и многих других современному литературоведу эпохи постмодерна необходимо обрести религиозное сознание. Как этого достичь? Читая и изучая Свяшенное Писание, святоотеческую литературу, участвуя в литургической жизни Церкви, строя свою жизнь по заповедям Божиим.
Важно отметить еще и тот факт, что литературоведы, сформировавшиеся в советское и постсоветское время, как правило, пользуются уже устаревшими понятиями, например, “буржуазный писатель”, “лишние люди” и т. п. Эти термины были актуальны в период острой классовой борьбы, когда необходимо было как-то оправдать массовые политические убийства и создать образ “врагов народа”. Поверившие этой лжи филологи теперь идут на поводу у современных авторов, в то время как человек, основывающий свою жизнь на Законе Божием и Божественном Откровении, должен бы вступать с ними в полемику, так как со страниц многих современных произведений открыто предлагается грех.
Привычное уже восхваление любого нового текста таким образом косвенно, а иногда и прямо служит распространеннию порока, так как идеи автора не укрепленный в Законе Божием читатель принимает за чистую монету и нередко решается в своей жизни подражать героям, которым подражать не следовало бы. Однако, как утверждают психологи, именно подражание является основным способом социализации личности, поэтому и литература, и литературоведение несут огромную ответственность за то, каких кумиров они представляют читающей публике, к каким идеалам влекут.
Если избежать встречи с нравственно опасными произведениями нет возможности, то хотя бы нужно их критически объяснять, обличать их духовную природу, ведь возможно и худые примеры обратить к назиданию. В этих условиях знание теологии оказывается жизненно необходимым. Подтвердим эту мысль словами В. М. Князева: “Знание религиозной теологии этично, ибо процесс познания Бога начинается с жертвенного подвига веры и осуществляется под благодатным покровом доверия, которое незримой силой любви к Совершенству Бога присутствует в каждом позновательном действии человека” [3, 16].
Известно, что, приступая к созданию художественного произведения, автор всегда имеет перед собой определенную нравственную задачу (обличить пороки общества, возвысить какую-либо добродетель и т. п.). Случается, однако, что написание книги бывает нацелено на коммерческий успех. Так, недавно появившиеся романы Д. Брауна “Код да Винчи” и А. Рендел “Ветер унес” написаны явно для того, чтобы заработать доллары на скандальной шумихе. При внимательном рассмотрении обнаружится, что эти книги содержат в себе и пропаганду пороков, поэтому относиться к ним как к произведениям словесного искусства, имеющим хоть какую-то художественную и нравственную ценность, не следует. Чтобы увидеть их потенциальную духовную опасность, а также книг им подобных, необходимо иметь духовное рассуждение, которое приобретается очищением сердца исследователя от его собственных страстей, то есть, при естественном ходе его литургической жизни, жизни в Церкви, жизни по заповедям Христовым.
Список литературы
1. Библия.
2. Гоголь Н. В. Размышления о Божественной Литургии. М.: Паломник. 2000.
3. Князев В. М. Инновационный потенциал теологического образования в университете // Школа ХХI века: православное образование, воспитание, культура. II Епархиальный съезд православных законоучителей. Сборник докладов пленарного заседания. Екатеринбург. 2006 С. 14-17.
4. Непомнящих И. А. К обоснованию необходимости разработки православного естествознания // Сборник материалов Первой Всероссийской научно-богословской конференции (с международным участием) «Радуйся, Заступнице усердная рода христианского». Екатеринбург. 2005. С. 57-70.
5. Непомнящих И. А. Принципы православной науки // Сборник материалов Первой Всероссийской научно-богословской конференции (с международным участием) «Радуйся, Заступнице усердная рода христианского». Екатеринбург. 2005. С. 72-86.
6. Полная симфония на канонические книги Священного Писания. - СПб: Христианское общество «Библия для всех», 2002.
7. Словарь малопонятных слов, встречающихся при чтении Псалтири и молитв.
7. Цыпин Владислав, прот. Русская Церковь (1917 - 1925). М.: Издательство Сретенского монастыря. 1996.
8. A. S. Byatt. Possession. Vintage. 2002.
Проблема осмысления литературных произведений через призму православного учения назрела давно, но не могла быть разрешена в обществе, где главенствовала идеология безбожия и борьбы с Церковью. Сейчас мы имеем благоприятную возможность свободно ознакомиться с Библией, трудами святых отцов Вселенской православной церкви и воспользоваться святоотеческой гносеологической традицией при изучении текстов литературно-художественных произведений, а также состояния языковой системы .
И. А. Непомнящих утверждает: «Современная наука создана католиками и протестантами, а потому не является единственной. Иное знание о мире было у древних халдеев и египтян, иное - у древних индусов и китайцев» [4, 57]. Он продолжает, привлекая к полемике мнения академика В. И. Вернадского и протоиерея Василия Зеньковского: “Многие считают, что современное научное мировоззрение - единственно объективное мировоззрение. Вместе с тем крупнейший историк науки и выдающийся геолог ХХ века В. И. Вернадский пишет: “Научное мировоззрение не есть научно истинное представление о Вселенной - его мы не имеем. Оно состоит из отдельных известных нам научных истин, из воззрений, выведенных логическим путем, путем исследования материала, исторически усвоенного научной мыслью, извне вошедших в науку концепций религии, философии, жизни, икусства - концепций, обработанных научным методом; с другой стороны, в него входят различные чисто фиктивные создания человеческой мысли - леса научного искания… Научное мировоззрение охвачено борьбой с противоположными новыми научными взглядами, среди которых находятся элементы будущих научных мировоззрений; в нем целиком отражаются интересы той человеческой среды, в которой живет научная мысль…”
Однако современная цивилизация отдает приоритет науке, считая сё данные объективной истиной в последней инстанции. Но может ли разум быть независим от сердца, ибо только злое сердце дает свободу разуму? Свободный от сердца разум - разум без смысла, без благодати. Эта очевидная истина противоречит мировоззрению современной науки и всей современной цивилизации.
Отсутствие истинно христианского научного мировоззрения крайне рразрушительно действует в современном мире. “Надо не только открыто признать, но и до конца осмыслить свмый факт, что в Европе (включая и Россию) существует не одна, а две культуры. Есть культура, которая хочет быть христианской, хочет быть верной Христу и видеть все в свете Христовом, - но есть культура, выросшая вне Церкви, боящаяся Церкви и чуждая ей, вовсе не ищущая того, чтобы глядеть на мир в свете Христовом!… Современное знание, как оно строится ныне, отвергает христианское освещение тем знания… Христианская мысль должна заняться пересмотром основ знвния, чтобы вернуть христианству его законное место в развитии знания”” [4, 57-58].
Проанализировав эти мнения и современное нам состояние науки И. А. Непомнящих делает следующий вывод: “Речь идет совсем не о конфликте науки и религии… Речь идет о взаимоотношении западного и восточного христианства, об их истории. В настоящее время мысль на Западе зашла в тупик, и речь идет о новых горизонтах европейскрй культуры. В отличие от современной науки задача православной науки заключается в том, чтобы научить познавать этот мир, исходя из веры в Бога…” [4, 58].
Мы полностью разделяем данное мнение, так как данные современной российской филологической науки говорят нам о том же - и литературоведению и лингвистике необходима аппеляция к богословскому знанию. Без знания глубин теологии невозможно изучать ни один предмет, в особенности словесное творчество, ведь Христос - это воплотившийся Бог Слово, о Котором апостол Иоанн пишет в начале своего Евангелия: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть” (Ин. 1,1-3). Вот почему природа слова священна, ибо она сродни Самому Богу.
Однако в ХХ - начале ХХI веков человечество утратило трепетное отношение к слову вообще, а к священному слову в особенности, что объясняется распространением духа неверия как в Европе, так и в России. В книгах, выпущенных в советский период, имя Божие печаталось с маленькой буквы, в результате чего в сознании нескольких поколений россиян это священное слово сравнялось со всеми другими словами, и теперь мы имеем практически повсеместное нарушение третьей заповеди Закона Божия: “Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно” (Исх. 20,7).
Как выражается Вера Михайловна Ерёмина, в начале ХХ века в России появился “поток макулатуры на евангельские темы”. Всем известно, каков был результат: самоубийства поэтов, свержение царского строя, слом всей жизни российского общества, кровавая братоубийственная война. Так история России показала, что “Бог поругаем не бывает” (Гал. 6, 7). Кровавые события 1917-1918 годов пробудили покаяние у многих русских людей. Вот что пишет протоиерей Владислав Цыпин о тех страшных для православной России месяцах: “Сатанинский натиск на Церковь углубил духовную ревность гонимых христиан. Озверение отпавших от веры, соблазненных или посулами земного рая, или дозволенностью грабежей и пьяного кровавого разгула, - пробуждало в душах верных покаянное сокрушение… Религиозный подъем охватил и часть интеллигенции, которую зрелище апокалиптически страшных событий заставило трезветь, каяться и возвращаться к вере отцов. По стране прокатывается волна родительских собраний, на которых выносятся резолюции протеста против отмены преподавания Закона Божия в школах” [8, 96].
С тех пор прошло почти девяносто лет. Мы видим, что наука, оторвавшаяся от богословия, от Истины, забрела в темный лес, из которого не может выйти. Потому и не пишутся кандидатские и докторские диссертации, ведь при нынешнем состояниии умов исследователей, не просвещенных светом Евангелия Христова, невозможно ожидать появления какой-либо светлой мысли. Невозможно продолжать тиражирование лжи. Чтобы исправить положение, нужно прислушаться к словам апостола Павла: “Учениями различными и чуждыми на увлекайтесь; ибо хорошо благодатию укреплять сердца, а не яствами, от которых не получили пользы занимающиеся ими” (Евр. 13, 9). А благодать можно получить в смиренной молитве, при чтении Священного Писания, творений святых отцов, в церковных таинствах.
Надо напомнить, что теологическое образование было насильственно исключено из системы российского образования в угоду доминирующей в обществе идеологии, но сейчас оно возвращается в систему университетского образования, в то время, как на Западе факультеты теологии не прекращали своего существования. Даже герой романа А. С. Байетт “Possession” (1990), профессор английской литературы, патриот Британии свидетельствует о том, что в прежние годы студенты-филологи знали Библию наизусть [9, 26]. Можно было бы включить в программу обучения в российских университетах предмет “Священная история Ветхого и Нового Заветов”. И это необходимо сделать как можно скорее. Неплохо было бы дать ознакомиться студентам-филологам и с некоторыми началами сравнительного богословия.
Пришло время восполнить данный пробел. В современных условиях доступности практически любых источников представляется прекрасная возможность взглянуть на имеющуюся литературу глазами, свободными от идеологической мишуры. В. М. Князев считает, что “знание теологии несет в себе огромный запас творческой энергии и чревато плодами инновационного знания” [3, 14]. Для филологической науки ее теологизация оказывается особенно актуальной, так как нынешние литературоведы и лингвисты, лишенные религиозного опыта, оказываются неспособными понять русских и зарубежных писателей прошлого да и многих современных авторов, которые этот опыт имели или имеют.
Не имея духовного опыта, исследователь творчества Пушкина никогда не сможет понять, почему произошел такой перелом в его мировоззрении и он стал писать вместо полных чувственности поэм и стихов исторические произведения, почему Александр Сергеевич написал стихотворение, воспевающее молитву, читаемую православными в храмах и кельях Великим постом . Почему Раскольников Ф. М. Достоевского так много надежд связывал с подаренным ему Соней Евангелием? “Почему Печорин ехал именно в Персию, чтобы умереть?” Как понять причину обращения Пушкина ко временам Бориса Годунова в его одноименной драме без знания церковной истории? На все эти и многие другие вопросы человек, не имеющий религиозного опыта, никогда не сможет ответить положительно.
Также будут непонятны и размышления на религиозные темы таких зарубежных писателей, как Дж. Мильтона, Ч. Диккенса, У. Теккерея, В. Гюго, И. Во, Т. Манна, А. С. Байетт, Г. Грина и других. Неискушенный исследователь даже не сумеет заметить, что писатели поднимают эти темы в своих произведенниях. Безсмертные слова Аристотеля о том, что “икусство есть подражание природе”, оправдываются и в наше время. Как жизнь человека устрояется по Закону Божию, так возможно проследить по сюжетам жудожественных произведений, что и жизнь их героев не выходит за рамки подчинения Закону Божию.
Важно еще и отметить принципиальность различия западнохристианского и восточнохристиамского путей познания. Об этом пишет И. А. Непомнящих: “Западнохристианский метод, метод психологических аналогий, приложимый к познанию Бога, к богословию - метод редукционизма - метод современной науки греховного человека, который ищет в Боге свои собственные грехи. В самом же человеке это метод ищет, соответственно, не Божье, а животное, то есть сводит человека к пусть и высшему, но все же животному. Жизнь же этот метод пытается свести к физике и химии.
Суть же метода восточнохристианского познания состоит, наоборот, в поиске в низшем отражения высшего, в поиске понимания низшего как проводника высшего. Восточный метод основывается на том, что “самый этот чувственный мир является как бы зеркалом того, что находится сверх мира” (Св. Григорий Палама). Развивая эту мысль св. Григория, архимандрит Киприан (Керн) пишет: “Видимый мир с его явлениями и с самим человеком, со структурой его психо-физического организма есть экран, на котором отпечатлены символы вечного бытия. Надо только уметь прочитывать эти символы… надо расшифровать таинственную криптограмму бытия, доступную для изощренного глаза духовного и совершенно закрытую для непросветленного чувственного зрения”… То есть восточный метод познания - это путь к единству знания, путь возведения части к целому” [5, 74-75].
Еще в I веке по Р. Х. апостол Павел писал : “Духовный судит о всем, а о нем судить никто не может” (1 Кор. 2, 15). Любая книга - это продукт духовной жизни автора, поэтому и читатель, тем более профессиональный, обязан проникать внутрь анализируемого произведения. Однако при господстве западного метода познания это оказывается невозможно сделать. Как уже указывалось, без веры, то есть, духовного свойства, читатель сосредотачивает свое внимание на внешних сторонах произведений, их форме. Говоря словами И. А. Непомнящих, “познание видимого мира современной наукой сводится к его описанию (инвентаризации)” [5, 77]. Нынешние литературоведы оказываются не в силах понять тему и идею изучаемых произведений, поэтому ограничиваются лишь описанием их художественных особенностей.
Западнохристианская и восточнохристианская ментальность определяют не только разницу в методах познания мира, но и влияют на саму природу творчества. Иисус Христос учил: “По плодам их узнаете их” (Мф. 7, 16). Дадим образец, какие плоды принесла западнохристианская и восточнохристианская духовность. Вот какой стишок осмелился написать о Пречистой Деве Марии английский поэт У. Блейк в конце ХVIII века, а именно: «О девственности Девы Марии и Джоанны Саускотт»:
Соделали с нею добро или зло?
Не знает сама; безмятежно чело.
И некому это поставить в укор:
Ничья тут заслуга, ничей тут позор.
Этот опус показывает полное отсутствие благоговения перед священным. Блейк кощунственно ставит в один ряд Ту, Которую православные христиане величают как честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, как всех Ангелов превысшую.
В противоположность западной ментальности какой трепет ощущаем мы, когда слышим или читаем ирмосы канона из службы Пресвятой Владычице Деве Богородице. Например, ирмос пятой песни канона:
Ужасошася всяческая
О Божественней славе Твоей:
Ты бо, неискусобрачная Дево,
Имела еси во утробе над всеми Бога
И родила безлетнаго Сына,
Всем воспевающим Тя мир подавающая.
Распространение православия на Руси с IХ века по Р. Х. определило то, что у наших предков издревле сформировалось трепетное и благоговейное отношение к слову, потому-то относительно поздно и начала формироваться художественная литература как род авторского творчества. Это, безусловно, связано с высокой степенью религиозности русского народа, ведь православное апостольское учение исповедует Иисуса Христа воплотившимся Богом Словом: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог” (Ин. 1,1).
В Древней Руси после ее Крещения среди литературных жанров преобладала житийная литература, то есть, жизнеописания христианских подвижников благочестия, в которых не было места вымыслу, но содержалось нравственное назидание слушающим и читающим. Однако оно не преподносилось отдельно, а сам пример жизни святых людей увлекал к подражанию. Кому же посвящали свои подвиги русские святые? Конечно же, Богу. Если светское литературоведение отказывается от всякой религиозности, то огромный пласт литературы оказывается не охваченным его вниманием. Таким образом, его изыскания не могут быть истинными, ведь полуправда не есть истина. Истина есть “полнота Наполняющего все во всем” (Еф. 1, 23). Следовательно, и в отношении древнерусской литературы мы видим насущную потребность в теологизации научного аппарата.
Чтобы понять смысл творчества таких великих русских писателей, как А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Н. В. Гоголь , А. А. Ахматова и многих других современному литературоведу эпохи постмодерна необходимо обрести религиозное сознание. Как этого достичь? Читая и изучая Свяшенное Писание, святоотеческую литературу, участвуя в литургической жизни Церкви, строя свою жизнь по заповедям Божиим.
Важно отметить еще и тот факт, что литературоведы, сформировавшиеся в советское и постсоветское время, как правило, пользуются уже устаревшими понятиями, например, “буржуазный писатель”, “лишние люди” и т. п. Эти термины были актуальны в период острой классовой борьбы, когда необходимо было как-то оправдать массовые политические убийства и создать образ “врагов народа”. Поверившие этой лжи филологи теперь идут на поводу у современных авторов, в то время как человек, основывающий свою жизнь на Законе Божием и Божественном Откровении, должен бы вступать с ними в полемику, так как со страниц многих современных произведений открыто предлагается грех.
Привычное уже восхваление любого нового текста таким образом косвенно, а иногда и прямо служит распространеннию порока, так как идеи автора не укрепленный в Законе Божием читатель принимает за чистую монету и нередко решается в своей жизни подражать героям, которым подражать не следовало бы. Однако, как утверждают психологи, именно подражание является основным способом социализации личности, поэтому и литература, и литературоведение несут огромную ответственность за то, каких кумиров они представляют читающей публике, к каким идеалам влекут.
Если избежать встречи с нравственно опасными произведениями нет возможности, то хотя бы нужно их критически объяснять, обличать их духовную природу, ведь возможно и худые примеры обратить к назиданию. В этих условиях знание теологии оказывается жизненно необходимым. Подтвердим эту мысль словами В. М. Князева: “Знание религиозной теологии этично, ибо процесс познания Бога начинается с жертвенного подвига веры и осуществляется под благодатным покровом доверия, которое незримой силой любви к Совершенству Бога присутствует в каждом позновательном действии человека” [3, 16].
Известно, что, приступая к созданию художественного произведения, автор всегда имеет перед собой определенную нравственную задачу (обличить пороки общества, возвысить какую-либо добродетель и т. п.). Случается, однако, что написание книги бывает нацелено на коммерческий успех. Так, недавно появившиеся романы Д. Брауна “Код да Винчи” и А. Рендел “Ветер унес” написаны явно для того, чтобы заработать доллары на скандальной шумихе. При внимательном рассмотрении обнаружится, что эти книги содержат в себе и пропаганду пороков, поэтому относиться к ним как к произведениям словесного искусства, имеющим хоть какую-то художественную и нравственную ценность, не следует. Чтобы увидеть их потенциальную духовную опасность, а также книг им подобных, необходимо иметь духовное рассуждение, которое приобретается очищением сердца исследователя от его собственных страстей, то есть, при естественном ходе его литургической жизни, жизни в Церкви, жизни по заповедям Христовым.
Список литературы
1. Библия.
2. Гоголь Н. В. Размышления о Божественной Литургии. М.: Паломник. 2000.
3. Князев В. М. Инновационный потенциал теологического образования в университете // Школа ХХI века: православное образование, воспитание, культура. II Епархиальный съезд православных законоучителей. Сборник докладов пленарного заседания. Екатеринбург. 2006 С. 14-17.
4. Непомнящих И. А. К обоснованию необходимости разработки православного естествознания // Сборник материалов Первой Всероссийской научно-богословской конференции (с международным участием) «Радуйся, Заступнице усердная рода христианского». Екатеринбург. 2005. С. 57-70.
5. Непомнящих И. А. Принципы православной науки // Сборник материалов Первой Всероссийской научно-богословской конференции (с международным участием) «Радуйся, Заступнице усердная рода христианского». Екатеринбург. 2005. С. 72-86.
6. Полная симфония на канонические книги Священного Писания. - СПб: Христианское общество «Библия для всех», 2002.
7. Словарь малопонятных слов, встречающихся при чтении Псалтири и молитв.
7. Цыпин Владислав, прот. Русская Церковь (1917 - 1925). М.: Издательство Сретенского монастыря. 1996.
8. A. S. Byatt. Possession. Vintage. 2002.