на общей волне, так сказать ~_~

Dec 16, 2009 00:22

ну, будем считать, что мне понравилась твоя задумка, да.

В данной работе речь пойдет о Джордже Беркли, прославившемся в философской среде своей довольно любопытной трактовкой извечного вопроса о материальном и духовном началах. Его размышления на этот счет, описанные в таких трудах, как «Трактат о принципах человеческого познания» (1710г.) и «Три разговора между Гиласом и Филонусом» (1713г.) вызвали большое количество откликов, по большей части, правда, негативных, так как уж слишком провокационно и сомнительно выглядела его теория. Напомню, что для философии XVIII века было весьма характерно увлечение материализмом, чему немало поспособствовали французские просветители, особенно Гольбах и Дидро. Последний, я бы сказала, даже слегка перегибал палку, отрицая дуалистическое учение и напрочь игнорируя духовное начало, однако приписывая материи «чувствительность» и тем самым объясняя все человеческие ощущения особым движением материальных частиц. Впрочем, они с Беркли, как мне кажется, стоили друг друга, так как были одинаково категоричны и признавали лишь одно из двух начал, хотя и имели полностью противоположные взгляды на то, какое именно из этих начал является реальным, а какое - нелепой выдумкой. Беркли, в противовес Дидро, отрицал существование материи, исходя во многом из неприятия каких-либо абстрактных идей, к коим, несомненно, относил и материю. Итак, нет материализму, да здравствует духовное и чувственное. Для того, чтобы лучше ознакомиться с подробностями данной теории, я бы хотела рассмотреть трактат под названием «Три разговора между Гиласом и Филонусом».

Сама по себе структура «Разговоров» представляет собой диалог между двумя вышеозначенными персонажами: первый из них излагает общепринятые тогда взгляды (и, следовательно, защищает существование материи), второй же является неким alter ego Беркли и отстаивает его теорию. Большую часть первого диалога можно свести к тому, что Филонус последовательно доказывает Гиласу, что все качества, присущие предметам, существуют исключительно в разуме, и, следовательно, субъективны.

Для начала они разбирают вторичные качества: цвет, запах, звук, и так далее. Пример с цветом наглядно демонстрирует алгоритм, по которому, согласно Беркли, доказывается наше сугубо индивидуальное восприятие таких качеств: "…если бы цвета были действительными свойствами или состояниями, присущими внешним телам, они не менялись бы без какой-либо перемены, совершающейся в самих телах; но не очевидно ли…, что при употреблении микроскопа, при изменении, совершающемся в глазной жидкости, или при перемене расстояния, без какого-либо действительного изменения в самой вещи, цвета объекта или меняются или вовсе исчезают? Более того, пусть все прочие обстоятельства остаются теми же, измени только положение некоторых объектов - и они предстанут глазу в различных цветах. То же самое происходит, когда мы рассматриваем объект при разной силе света. И разве не общеизвестно, что одни и те же тела кажутся различно окрашенными при свете свечи по сравнению с тем, какими они кажутся при свете дня? Добавь к этому опыт с призмой, которая, разделяя разнородные лучи света, меняет цвет объекта и заставляет самый белый свет казаться невооруженному глазу темно-синим или красным. И теперь скажи мне, держишься ли ты всё ещё мнения, что всякому телу присущ его истинный действительный цвет…". Подобным же образом Беркли доказывает субъективность всех остальных чувственно воспринимаемых качеств предметов. Следует заметить, что, на мой взгляд, в данной части своей теории Беркли кажется весьма убедительным, и, пожалуй, никаких возражений к его словам сходу найти не представляется возможным.

Далее, не останавливаясь на достигнутом, Филонус касается первичных качеств, которые, как известно, еще со времен Локка обитают в телах, являясь неотъемлемой их частью, т.е. в некотором смысле частью материи, эти тела образующей. "А что, если те же аргументы, которые были приведены против вторичных качеств, будут годиться и против первичных?" - заявляет Филонус, приводя бедного Гиласа в ужас, так как последнему не составляет большого труда догадаться, чем в дальнейшем доказательство этой идеи угрожает существованию материи. Однако, ничего не остается, и Гилас отвечает, что, если Филонус действительно убедит его в субъективности восприятия первичных качеств, то он будет "обязан признать, что они также существуют только в уме". Итак, Филонус берется развенчать миф об объективности первичных качеств (напомню, речь идет о "протяженности, форме, плотности, тяжести, движении и покое"). Начинает он с протяженности, иначе говоря, размерности, приводя пример с лапкой клеща, которая самому насекомому кажется вполне соразмерной и адекватной его габаритам, тогда как, например, для человека эта же самая лапка этого же самого клеща будет казаться едва различимой, а для создания более мелкого, чем клещ - огромной, как бревно. Разность восприятий одной и той же характеристики, как говорится, налицо. По тому же алгоритму Филонус доказывает эту разность для остальных первичных качеств, и тем самым приводит Гиласа в замешательство: "Меня удивляет, почему те философы, которые отрицают действительное существование вторичных качеств, приписывают его тем не менее первичным качествам. Если между ними нет различия, то как это объяснить?"

На это Филонус отвечает, что "тепло и холод, вкусы и запахи вызывают в нас несколько более животное удовольствие или неудовольствие, чем идеи протяжения, формы и движения. И так как было бы слишком явной нелепостью считать, что неудовольствие или удовольствие могут иметь пребывание в невоспринимающей субстанции, то человеку легче расстаться с верой во внешнее существование вторичных качеств, чем первичных", а затем предлагает Гиласу припомнить, как тот "делал [различие] между сильной и более умеренной степенью тепла; допуская действительное существование для одной <...> в то же время отрицал его для другой. Но в конце концов для такого различения нет разумного основания, ибо несомненно, что безразличное ощущение есть точно так же ощущение, как и то, которое доставляет большую степень удовольствия или неудовольствия; следовательно, для него точно так же нельзя допустить существования в немыслящем предмете." Этот ответ вкупе с последующим рассуждением Гиласа о "большом, малом и абсолютном" становится неким мостиком к новому витку дискусии, в ходе которой будет опровергнуто существование абстрактных понятий.

"Из того, что эти модификации движения не существуют вне разума, не следует, что вне его но существует абсолютного движения, от них отвлеченного" - говорит Гилас, тем самым намекая на наличие неких общих идей, которые нельзя опровергнуть вышеописанным методом. Контраргумент Филонуса краток и прост, однако вполне убедителен. Он предлагает вообразить "отчетливую абстрактную идею движения или протяжения, лишенных всех таких чувственных модификаций, как скорое и медленное, большое и малое, круглое и четырехугольное и т. п., которые, как признано, существуют только в уме". Разумеется, это не представляется возможным, однако Гилас не сдается и приводит пример с математиками, оперирующими "чистыми понятиями" в своих формулах и графиках. Но ведь для математических построений чувственные модификации "являются совершенно безразличными для их доказательств". А когда они, оставляя в стороне слова, "созерцают голые идеи <...> последние не являются чистыми абстрактными идеями протяжения". Таким образом, миф об абстрактном, можно сказать, развенчан, а вместе с этим доказана и субъективность первичных качеств, о чем нам и сообщает Гилас: "если в наших рассуждениях до сих пор нет скрытой ошибки или недосмотра, то за всеми чувственными качествами, по-видимому, следует отрицать существование вне разума". Таким образом сначала истолковав вторичные качества как чистую субъективность, затем сведя первичные ко вторичным, Беркли превратил ощущения из основного средства связи субъекта с объектом в субъективную данность, саму превращенную в объект и исключающую реальный объект, как таковой. В результате идеалистической переработки сенсуализма, ощущения из того, через что осуществляется познание, превратились в то, что познается. Возражения, вложенные в уста Гиласа, ведут к пояснению еще одного из принципов берклианской философии, а именно принципа об идеях, который также способствует "аннигиляции" материи.

Итак, Гилас сообщает о том, что он "недостаточно различал между объектом и ощущением; между тем из того, что это последнее не может существовать вне разума, отнюдь не следует, что не может существовать и первый", и затем поясняет, что речь идет о чувственном объекте, отличие которого от ощущения состоит в том, что ощущение является "актом воспринимающей души (mind)", тогда как объект есть "нечто воспринимаемое мной". В ходе обсуждения складывается следующая картина: всякая вещь есть материальный объект, который является носителем определенных модификаций, воспринимаемых умом; однако, не смотря на то, что эти модификации (качества), как уже было доказано выше, существуют только в разуме, сам объект при этом вполне может обладать реальным бытием и вне этого воспринимающего разума. Филонус задает Гиласу ряд уточняющих вопросов, которые вынуждают последнего признать, что у него "вовсе нет представления о материи, ни относительного, ни безотносительного; <...> ни того, что такое она сама по себе, ни того, в каком отношении она стоит к акциденциям". Не кажется ли странным вести разговоры, и более того, защищать то, о чем не имеешь ни малейшего представления? Любая попытка определить материю сводится в итоге к перечислению качеств, ее описывающих, и из этого можно сделать вывод лишь о том, что речь идет о некой совокупности модификаций, но никак не о конкретном, отличном от них теле. Беркли, доказав бессмысленность словосочетания "материальный объект", развивает мысль дальше, вводя понятие "идеи": "чувственные объекты, будучи вещами непосредственно воспринимаемыми, иначе называются идеями".

Существование идей заключается в том, что они воспринимаются разумом. Собственно, известная формула "Esse est percipi" выводится именно из этих рассуждений. Однако, при определенной трактовке данная формула чревата солипсизмом, который крайне нежелателен для Беркли, потому как в итоге сводит на нет всю ценность познания, и философская система, упирающаяся в солипсизм, не имеет в конечном счете ни цели, ни смысла. Кроме того, осмелюсь предположить, что еще одной причиной, по которой Беркли не хотел прослыть солипсистом, являлся тот факт, что при последовательном развитии его теории можно было докатиться и до отрицания Бога, чего Беркли не позволяло как воспитание, так и положение придворного проповедника, а затем и епископа. Впрочем, каковы бы не были на то причины, но во втором диалоге находятся вполне убедительные доказательства того, что солипсизма Беркли сумел избежать, поскольку Бог в его теории занимает весьма важное место.

Существование Бога выводится из теории Беркли вполне логично и последовательно. Для начала Гилас пытается определить, каким именно образом идеи появляются у нас в уме, и предполагает некую физиологическую составляющую: "душа имеет свое местопребывание в некоторой части мозга, где берут свое начало нервы и откуда они распространяются по всем частям тела; и что внешние объекты благодаря различным впечатлениям, которые они оказывают на органы чувств, сообщают определенные колебательные движения нервам; а последние, приведенные в состояние возбуждения, распространяют эти движения к мозгу или седалищу души, в которой соответственно разным впечатлениям или следам, таким образом производимым в мозгу, возникают разного рода идеи". Разумеется, Филонус тут же доказывает, несостоятельность подобного заявления, так как мозг и прочие упомянутые физические органы - точно такие же идеи, и говорить "об идеях, отпечатывающихся в идее, вызывающей эту самую идею <...> нелепо". Тут то и приходит время ввести новый термин - "дух".

Собственно, Беркли не дает как таковое определения "духу", ограничиваясь несколькими пояснениями его сущности. Итак, во-первых, "кроме духов, все что мы знаем или представляем себе, суть наши собственные идеи", во вторых, духи, в отличие от идей ("инертных и пассивных") являются неким познающим началом, и, если я верно поняла, именно тот факт, что духи воспринимают и познают идеи, будет основанием существования самих идей.

Далее, Беркли акцентирует внимание на одном из ключевых моментов своей теории: речь идет о том, исчезнут ли чувственные объекты, если разум перестанет их воспринимать. Нет, не исчезнут, утверждает он устами Филонуса и поясняет: "чувственные вещи не могут существовать иначе как только в уме, или в духе; отсюда я вывожу не то, что они не имеют реального существования, а то, что, принимая во внимание их независимость от моей мысли и их существование, отличное от воспринимаемого мною, должна быть некоторая другая душа в которой они существуют достоверно, таким образом, то, что чувственный мир реально существует, так нельзя сомневаться и в том, что существует бесконечный вездесущий дух, который его заключает в себе и поддерживает". Этим построением Беркли, можно сказать, убивает двух зайцев одним выстрелом: во-первых, теперь его теорию будет крайне сложно причислить к солипсизму, во-вторых, из вышеприведенного следует простое и ясное доказательство наличия Бога, который и обуславливает тот факт, что, например, дерево не исчезнет, даже если все люди разом перестанут на него смотреть.

Итак, по мнению Беркли, его доказательство бытия Бога выгодно отличается от прочих тем, что выводится просто и логично: "разве нет разницы между тем, кто говорит: бог существует, поэтому он воспринимает все вещи, и тем, кто говорит: чувственные вещи реально существуют; а если они существуют реально, они необходимо воспринимаются бесконечным духом; поэтому бесконечный дух или бог существует? Это дает тебе прямое и непосредственное доказательство бытия бога, выведенное из вполне очевидного принципа". Даже самый убежденный атеист не сможет его опровергнуть, поскольку "вся система атеизма не опрокидывается ли целиком простым соображением о противоречии, которое заключается в предположении, будто весь видимый мир или какая-либо его часть, хотя бы самая, грубая и бесформенная, существует вне души? Заставь только какого-нибудь подстрекателя к нечестию заглянуть в его собственные мысли и испытать, может ли он представить себе, что какая-нибудь каменная глыба, пустыня, хаос или беспорядочное скопление атомов, что вообще что-либо чувственное или воображаемое может существовать независимо от души, - и ему не понадобится идти дальше, чтобы убедиться в своем безумии. Может ли быть что-либо разумнее, чем если мы поставим спор в зависимость от такого результата и предоставим человеку самому убедиться, может ли он представить себе мысленно то, что он считает верным фактически, и исходя из мыслимого приписать ему реальное существование?". Далее, Беркли подчеркивает свое отличие от Мальбранша, в сходстве с которым его пытается уличить Гилас: "Я не буду поэтому удивлен, если кто-нибудь вообразит, что я впадаю в восторженность Мальбранша, хотя в действительности я очень далек от него. Он основывается на абстрактных общих идеях, которые я совершенно отвергаю. Он признает абсолютный внешний мир, который я отрицаю. Он утверждает, что наши чувства нас обманывают и мы не знаем действительной природы или истинных форм и фигур протяженного бытия; обо всем этом я держусь прямо противоположного мнения. Так что в целом не существует принципов более фундаментально противоположных, чем его и мои. Нужно признать, что я всецело согласен с тем, что говорит Священное писание, «что в боге мы живем, движемся и существуем». Но что мы видим вещи в его существе по способу, изложенному выше, от веры в это я далек". Более того, доказательство бытия Бога как главной причины существования чувственных объектов, опять же сводит на нет значение материи как таковой. Гилас признается, что не подразумевает "под материей ни субстанции, ни акциденции, ни мыслящего или протяженного бытия, ни причины, орудия или повода, но нечто совершенно неизвестное, отличное от всего этого", на что следует вполне резонное замечание Филонуса, что было бы нелепостью считать неведомое и неопределяемое нечто, немыслящее и не обладающее протяженностью, формой или каким-либо еще чувственным признаком, причиной существования чувственного мира. Гилас не находит возражений и признает: "Я согласен: ты доказал, что материя невозможна; и я не вижу также, что еще можно сказать в ее защиту". Итак, Бог как главная причина бытия этого мира доказан, абстракции вообще и материя в частности опровергнуты, осталось добавить несколько слов относительно самого понятия "бытие".

В третьем диалоге речь идет об особенностях, если так можно выразиться, бытия мира чувственного (бытия "идей") и бытия познающих сущностей (то есть "духов"). Так, для мира вещей Беркли полагает полностью справедливой вышеприведенную формулу esse est percipi: "вещи для нас, можно сказать, в собственном смысле начинают свое существование или создаются, когда бог повелевает, чтобы они стали доступны восприятию разумных тварей, в том порядке и тем способом, какие он тогда устанавливает и которые мы называем законами природы". При этом он акцентирует внимание на том, что идеи вещей вложены в наш разум Богом, который сотворил их актом воли и бесконечно созерцает их, что делает существование вещей в некотором роде независимыми от нас. Иначе говоря, как уже было изложено выше, для Бога сосна существует всегда, потому что он всегда ее воспринимает; для остальных живых существ эта сосна будет реальной с момента начала акта восприятия до его окончания, но это вовсе не означает, что после окончания акта восприятия сосна растворится в воздухе. Бог мыслит ее, стало быть, она продолжит существовать до тех пор, пока, к примеру, Бог не перестанет ее воспринимать (о чем, правда, Беркли не писал, видимо потому, что не предполагал такого развития событий). Также, стоит оговорить еще один момент, а именно - различение реальных и вымышленных вещей. Беркли полагает его следующим образом: "Идеи, образованные воображением, слабы и неотчетливы; кроме того, они находятся в полной зависимости от воли. А идеи, воспринимаемые чувством. т. е. реальные вещи, живы и ясны; и так как они запечатлеваются в нашем уме неким духом, отличным от нас, то они не находятся в подобной зависимости от нашей воли. Поэтому нет никакой опасности смешивать их с первыми; так же мало опасности смешивать их со сновидениями, которые всегда бывают тусклы, беспорядочны и спутанны. И даже если бы случилось, что они живы и естественны, как на самом деле они никогда не бывают, то благодаря их несвязанности и несогласованности с предшествовавшими и последующими событиями нашей жизни их легко было бы отличить от действительности". Таким образом, все опять упирается в акт воли, который, кстати, и является одной из ключевых характеристик бытия "духов": "у меня нет понятия действия, отдельного от акта воли, а акт воли я не могу себе представить коренящимся где-либо в ином месте, кроме духа; поэтому, когда я говорю о деятельном бытии, я обязан подразумевать дух". Далее идет последовательное доказательство того, что "дух" - причина существования идей - деятельное бытие, высшей формой которого и будет Бог.

Итак, "раз мы испытываем воздействие извне, мы должны допустить силы извне - в бытии, отличном от нашего", далее "на основании видимых результатов я заключаю, что существуют действия. Раз есть действия, то должен быть и акт воли; а раз существует акт воли, то есть и воля. Далее, вещи, которые я воспринимаю, должны иметь существование - они сами или их прообразы - вне моей души; но так как они суть идеи, то ни они сами, ни их прообразы не могут существовать иначе как в уме; следовательно, существует и ум. Но воля и ум составляют в теснейшем смысле души или дух. Таким образом, могучая причина моих идей в строгом значении слова есть дух". И здесь вроде бы все ясно, однако подобного построения недостаточно для доказательства существования Бога именно как высшей формы такого "духа". На это и указывает Гилас, приводя в пример страдание, которое мы можем ощущать посредством восприятия некоторых идей; ежели Бог - тоже "дух", значит и он может испытывать подобное? Ведь "все идеи, которые мы воспринимаем извне, исходят от духа, который воздействует на нас. Следовательно, идеи страдания и горя находятся в боге - другими словами, бог испытывает страдание; а это значит сказать, что в божественной природе есть несовершенство, что <...> нелепо". На это следует возражение Филонуса, из которого мы и узнаем о некой иерархии "духов", опровергающей всякое посягательство на совершенную божественную природу.

Есть духи, к которым относятся все мыслящие существа за исключением Бога, и эти духи "ограниченные и зависимые, <...> подвержены чувственным впечатлениям, воздействиям со стороны внешнего агента, которые, будучи произведены вопреки нашей воле, оказываются иногда болезненными и тяжелыми". Кроме того, такие духи обладают телесной оболочкой, которая реагирует на внешние явления тем или иным образом, предоставляя нам суммы идей-ощущений, которые в свою очередь, могут быть приятными или неприятными. Бог же относится к другой категории духов, он есть "чистый дух, свободный от всякого такого соответствия или от естественных связей. Никакие телесные движения не сопровождаются ощущениями страдания или удовлетворения в его душе. Знать все познаваемое, - конечно, совершенство; но теперь или страдать, или ощущать что-нибудь чувственно - несовершенство. Первое, говорю я, свойственно богу, второе - нет. Бог знает, что такое идеи, или имеет их; но идеи не сообщаются ему чувством, как наши <...> бог, на которого не может воздействовать никакое внешнее бытие, который ничего не воспринимает чувствами, как это делаем мы, чья воля абсолютна и независима, будучи причиной всех вещей, не доступен никаким помехам, никакому сопротивлению и, очевидно, не может страдать и испытывать воздействия какого-либо неприятного ощущения или какого-либо ощущения вообще".

Таким образом, основные положения философии Беркли были последовательно доказаны:

1) материя суть нелепая выдумка, о которой никто ничего толком не может сказать; она не является причиной бытия вещей, поскольку не мыслит, не активна, и вообще не поддается никаким разумным определениям и доказательствам;

2) мир чувственен и представляет собой неисчислимое множество идей, вечно мыслимых Богом; мир познается путем непосредственного восприятия этих идей-ощущений, что же касается идей, которые нельзя познать непосредственно, то это затруднение Беркли разрешает путем допущения по аналогии ("о своей собственной душе и о своих собственных идеях я знаю непосредственно; а с их помощью я опосредствованно постигаю возможность существования других духов и идей"); таким же образом разрешается и вопрос об идее Бога и божественного ума ("понятие о боге, какое я могу себе составить, получается путем размышления над моей собственной душой, когда я преувеличиваю ее силы и не считаюсь с ее несовершенствами. У меня, таким образом, не пассивная идея, а некоторого рода активный умственный образ божества, возникающий во мне самом");

3) бытие есть Бог, Бог есть "чистый дух", т.е. совершенная форма мыслящей активной сущности; остальные же существа относятся к более низшей форме "духа", они также являются мыслящими и воспринимающими (а следовательно, познающими), однако обладают телесной оболочкой, и в связи с этим испытывают различные ощущения, что свидетельствует об их несовершенстве;

Итак, какие из всего этого можно сделать выводы? Задумка Беркли сама по себе довольно оригинальна, и является не просто вариацией на тему Локка, но вполне самостоятельной теорией, которая имела важное значение для многих направлений человеческой мысли. Читая Беркли, сложно не заметить тот факт, что его рассуждения явно направлены на примирение философии, науки и религии, предлагая интуитивно понятную картину мира, в котором находится место и Богу, и "субстанциям" с "акциденциями", и научному эксперименту; более того, всем несогласным он предлагает на собственном опыте проверить верность таких построений, искренне веря в силу эмпирического опыта вкупе со здравым смыслом. Не стану брать на себя смелость судить о том, удалась ли Беркли его затея, однако отголоски его идей можно впоследствии увидеть и у Юма, и даже у Шопенгауэра. Да и вообще, на мой взгляд, смелые заявления Беркли в каком-то смысле вдохнули новую жизнь в идеализм, затоптанный механицизмом и материализмом, процветавшим в XVIII веке. Конечно, нельзя отрицать, что Беркли так и не удалось окончательно избавить свою философию от налета солипсизма, что, само собой, во все времена является благодатной почвой для критики. Да, он иногда нелогичен, и более того, его допущения по аналогии также являются слабым звеном теории. И идеи его во многом противоречили тогдашней науке, особенной касаемо теоретических построений, часто сводимых к ненаблюдаемым процессам. И тем не менее, Беркли - несомненно яркое и весьма своевременное явление в мире философии, не позволившее последней окончательно погрязнуть в материализме. Но это уже, конечно, исключительно субъективное мнение.

такие дела, печеньки.

"дело учебное" как нынче модно писать, беркли-тоже-няшка, многобукаф

Next post
Up