Достичь просветления
Сказка для тех, кто боится, что опять все будет плохо
Улитку, разумеется, звали Ульяна. Их всегда так зовут. Какой-то озорник, может, гном, может аистенок вытащил Ульяну из домика. Это было так: все загрохотало, загудело, потом стало жутко больно, а дальше Ульяна ничего не помнила. Она очнулась на подорожнике. Совершенно голой! Раковины нигде не было, наверно, хулиган утащил ее с собой. «Придется умирать», - решила улитка. Светило летнее солнце, и от него на нежной коже Ульяны вздувались пузыри. Но прошел час и прямо над несчастной развернулась тень лопуха, которая двигалась вслед за лучами.
- Не умирай! - сказала тень. - Я тебя прикрою.
- Как это - не умирай?! - возмутилась Ульяна, - у меня нет домика! Я голая! Меня съедят!
Тут пошел дождь и крупная капля смыла Ульяну с подорожника. Внизу строем шли муравьи в плащ-палатках и пели военные песни. Ульяна приготовилась к самому страшному. Но муравьи резво пробежали мимо. «Люки задраить марш! - кричал старшина. - Добыча? Я вам покажу добычу, трупоеды! До вечерней поверки отжиматься будете! Муравьев, салабон, хорош филонить!»
Ульяна тихонько отползла с муравьиного тропы под кустик. Песчинки впивались в бока, и вскоре вся улитка покрылась корочкой. «Где мой дом? Что со мною будет?» От огорчения и ужаса она заснула.
Утром оказалось что на улиткиных боках образовалась довольно прочная броня из глины и песка. Ульяна пришла в ужас. «Теперь мне точно конец! Я не смогу двигаться!» Она заплакала. Но, поскольку все улитки, плача, обильно выделяют слизь, броня слегка размякла и приняла удобную форму, как раз по размеру Ульяны.
Тут сверху что-то упало. Это была злобная птица. Она клюнула бедную улитку, но броня выдержала. Птица клюнула еще и еще, но без толку. Пришлось ей улететь не солоно хлебавши.
- Ты чего тут делаешь? -- раздался голос. Это большая божья коровка, вернее сказать, целая божья корова, красная в горох, опустилась рядом с Ульяной.
- Не видишь - умираю! У меня нет дома и я не могу двигаться!
- Ну ты и врешь! У тебя броня, на кой тебе дом? И ты только что отползла от птицы! Ты кто вообще, что за зверь?
- Я улитка, - с достоинством ответила улитка.
-- Какая ты улитка, ты танк! Давай дружить? Люблю таких решительных! Меня зовут Филодора.
- Я не могу ни с кем дружить, я же умираю!
- Да ну тебя! - рассердилась божья корова. - Глупости! Хочешь, умирай, если тебе больше делать нечего, а я тогда полетела!
- Не улетай! Мне так одиноко! - вздохнула Ульяна, потому что в душе она осталась нежной и ранимой, как и положено брюхоногому моллюску.
- То-то же! - сказала Филодора. - Правда, летать ты не умеешь, ну, не беда, тут неподалеку остановка, на попутной кобылке доскачем.
И, дождавшись транспорта, они отправились домой к Филодоре, которая жила в развилке ствола старой акации. Развилка была большая, так что жаловаться на тесноту не пришлось ни хозяйке, ни гостье.
Оценив преимущества гибкой брони, Ульяна стала работать коучем. Ее тренинги «Умирать необязательно: за пределами зоны комфорта» пользовались большим спросом среди лесных жителей. Заработанных средств хватало, чтобы оплачивать обустройство развилки, аренду майского жука, возившего Ульяну, и еще оставалось на кофе. Филодора оказалась эксцентричной, но доброй соседкой. Они почти сроднились.
Но ближе к холодам Ульяна затосковала. Ей смутно хотелось чего-то…Чего-то своего. Личного. Нет, не пространства, - убежища.
- Зачем убегать, если за тобой никто не гонится? - ворчала Филодора. Ульяна пыталась объяснить, что убежище - это совсем другая вещь, но божья корова ее не слушала, поскольку любила спорить, а не соглашаться.
В одно прекрасное утро, путешествуя на майском (точнее, сентябрьском, поскольку дело было уже осенью) жуке по берегу реки, Ульяна увидела что-то белое в траве. Это была…раковина! Почти как ее! Ульяна спрыгнула с жука, и тут же залезла внутрь. Внутри было тихо, сухо и прохладно. Напрасно Филодора звала ее пить кофе. Ульяна выползла только на третий день.
-- Как тебе не стыдно! - напустилась на нее божья корова, возмущенно растопыривая гороховые крылья. - Куда ты забилась?!? Тебе клиенты все звонки оборвали! Работа стоит! Наш жук обиделся и уполз в гараж. А я из-за тебя прикончила всю банку кофе одна, и теперь у меня давление! Разве можно прятаться от жизни?
- Можно! - убежденно воскликнула Ульяна. - Еще как можно! И нужно. Я теперь всегда так буду делать. Три дня работаю, два прячусь ото всех.
- И от меня тоже??
- Ага! - радостно подтвердила улитка. Филодора воскликнула: «Ну знаешь!!!!», громко зажужжала и вылетела в окно.
-- Ничего, - рассеянно пробормотала Ульяна, - она отходчивая… Переживет.
Все-таки к новому режиму обе привыкали с трудом. Для начала домик уединения (именно так улитка назвала свою находку) пришлось с помощью пауков поднять наверх и закрепить в развилке. При этом цену за подъем пауки заломили совершенно безбожную. И, хотя на монтаже, благодаря особенностям улиткиного организма, удалось сэкономить, Филодора вскипала всякий раз, когда Ульяна пряталась в ракушку. Улитка чувствовала себя слегка виноватой, но стойко держалась своего намерения и не выползала. В домике она спала, читала, писала, рисовала, иногда слушала музыку. Один раз связала длинный растаманский шарф и подарила его Филодоре. Правда, та не стала его носить, и в конце зимы Ульяна сама отнесла свое творение на благотворительную ярмарку, где из-за него немедленно подрались две гусеницы.
С деньгами в какой-то момент стало туговато, и Ульяна собралась было переехать, чтобы не обременять добрую соседку, но тут Филодоре предложили полставки в местной летной школе, откуда, в связи с оптимизацией, уволились несколько старых асов. В общем, перекантовались.
Однажды вечером у подножия акации раздался стук.
- Здесь живет просветленная Ульяна?
- Нет, - сказала Ульяна, - здесь я живу, вам, наверно, по другому адресу. К другой Ульяне.
-- Ты ошибаешься, - сказал голос снизу. - Я точно знаю, что пришел туда, куда должен был прийти.
- Посвети мне, - попросила Ульяна. Филодора сняла со стенки светлячка и в его зеленоватом бледном сиянии они разглядели внизу чью-то высокую сутулую фигуру, завернутую в плащ неопределенной расцветки. У незнакомца были огромные выпуклые глаза, на дне которых плавал отраженный свет, а по краям вспыхивали изумрудные искры.
-- Фигасе… -- тихонько прошептала улитка, а Филодора спросила:
= Кто ты?
- Я - Богомол Тудуп Ешинхорло, послушник Тридцать Шестого Калифорнийского дацана имени ламы Ринпоче. Весть о просветленной Ульяне достигла наших благословенных краев. И, может, вы наконец позволите мне войти?
- Ах, конечно, конечно, - заволновалась Филодора, - проходите, пожалуйста…
Богомол быстро взобрался по стволу и удобно устроился в развилке. Был он, надо сказать, просто огромный, а его плащ оказался ярко-оранжевым, почти красным.
-- Вы, наверно, проголодались? - вежливо спросила Ульяна.
- Чашка риса - это все, что нужно странствующему монаху! - весело отозвался богомол. - Но если есть чего посущественней, я не откажусь, ибо наш настоятель не велел мне пренебрегать угощением в пути, дабы я мог познать милость живых существ и послужить улучшению их кармы.
- Сейчас, - засуетилась Филодора, - ай момент! И на столе появились: сушеные земляничины, маринованная кислица, навозные шарики, молоко муравьиных тлей, а также брюшки самих муравьев, от которых Тудуп вежливо, но твердо отказался. А вот сливы под муравьиное молоко пошли на ура, и Филодоре пришлось даже снять со стены второго светляка, чтобы сгонять того за новой бутылкой, пока еще муравьиная лавка открыта.
- Побыстрее лети, - напутствовала она, - уже без двадцати десять, скоро закроется!
Так, под щедрое угощегние, гость рассказал, что настоятель отпустил его специально для встречи с просветленной Ульяной, дабы узнать, как ей, далекой от истинных путей, удалось достичь столь совершенного состояния, позволяющего от твердости переходить к мягкости, от суеты к уединению и обратно.
- Жизнь заставила, - кротко призналась Ульяна. - Жизнь - она такая…
И так вот они сидели и разговаривали за жизнь до самого рассвета. И на огонек к ним прилетели бабочки, поэтому пришлось гонять светляка за третьей бутылкой. А на рассвете, перед тем, как все разошлись спать, Тудук прочитал стихотворение:
Я стар.
Ничем уж не интересуюсь.
Притом
Я не особенно разумен -
Не дальше ног моих
Идут мои понятья.
Вы спрашиваете:
Что считаю
Я наивысшим счастьем на земле?
Две вещи:
Менять вот так же состоянье духа,
Как пенни выменял бы я на шиллинг,
И
Юной девушки
Услышать пенье
Вне моего пути, но вслед за тем,
Как у меня дорогу разузнала.
- Ах, как это верно! - затрепыхались бабочки, - вы это сами сочинили?
- Ну… - скромно протянул Тудук, - не совсем… Автора он, разумеется, не помнил, но признаться постеснялся.
Ульяна ничего не сказала. Она уже заползла в раковину, в очередной раз сменив состояние духа, и безмятежно спала.
Филодора смахивала огрызки в бумажный пакет, клятвенно обещая себе, что с завтрашнего, нет, с сегодняшнего дня забьет на уборку и запишется на воскресные курсы правополушарного рисования. Абсолютно бесполезные, с практической точки зрения.
И никто, заметьте, никого не съел.
Улитку, разумеется, звали Ульяна. Их всегда так зовут. Какой-то озорник, может, гном, может аистенок вытащил Ульяну из домика. Это было так: все загрохотало, загудело, потом стало жутко больно, а дальше Ульяна ничего не помнила. Она очнулась на подорожнике. Совершенно голой! Раковины нигде не было, наверно, хулиган утащил ее с собой. «Придется умирать», - решила улитка. Светило летнее солнце, и от него на нежной коже Ульяны вздувались пузыри. Но прошел час и прямо над несчастной развернулась тень лопуха, которая двигалась вслед за лучами.
- Не умирай! - сказала тень. - Я тебя прикрою.
- Как это - не умирай?! - возмутилась Ульяна, - у меня нет домика! Я голая! Меня съедят!
Тут пошел дождь и крупная капля смыла Ульяну с подорожника. Внизу строем шли муравьи в плащ-палатках и пели военные песни. Ульяна приготовилась к самому страшному. Но муравьи резво пробежали мимо. «Люки задраить марш! - кричал старшина. - Добыча? Я вам покажу добычу, трупоеды! До вечерней поверки отжиматься будете! Муравьев, салабон, хорош филонить!»
Ульяна тихонько отползла с муравьиного тропы под кустик. Песчинки впивались в бока, и вскоре вся улитка покрылась корочкой. «Где мой дом? Что со мною будет?» От огорчения и ужаса она заснула.
Утром оказалось что на улиткиных боках образовалась довольно прочная броня из глины и песка. Ульяна пришла в ужас. «Теперь мне точно конец! Я не смогу двигаться!» Она заплакала. Но, поскольку все улитки, плача, обильно выделяют слизь, броня слегка размякла и приняла удобную форму, как раз по размеру Ульяны.
Тут сверху что-то упало. Это была злобная птица. Она клюнула бедную улитку, но броня выдержала. Птица клюнула еще и еще, но без толку. Пришлось ей улететь не солоно хлебавши.
- Ты чего тут делаешь? -- раздался голос. Это большая божья коровка, вернее сказать, целая божья корова, красная в горох, опустилась рядом с Ульяной.
- Не видишь - умираю! У меня нет дома и я не могу двигаться!
- Ну ты и врешь! У тебя броня, на кой тебе дом? И ты только что отползла от птицы! Ты кто вообще, что за зверь?
- Я улитка, - с достоинством ответила улитка.
-- Какая ты улитка, ты танк! Давай дружить? Люблю таких решительных! Меня зовут Филодора.
- Я не могу ни с кем дружить, я же умираю!
- Да ну тебя! - рассердилась божья корова. - Глупости! Хочешь, умирай, если тебе больше делать нечего, а я тогда полетела!
- Не улетай! Мне так одиноко! - вздохнула Ульяна, потому что в душе она осталась нежной и ранимой, как и положено брюхоногому моллюску.
- То-то же! - сказала Филодора. - Правда, летать ты не умеешь, ну, не беда, тут неподалеку остановка, на попутной кобылке доскачем.
И, дождавшись транспорта, они отправились домой к Филодоре, которая жила в развилке ствола старой акации. Развилка была большая, так что жаловаться на тесноту не пришлось ни хозяйке, ни гостье.
Оценив преимущества гибкой брони, Ульяна стала работать коучем. Ее тренинги «Умирать необязательно: за пределами зоны комфорта» пользовались большим спросом среди лесных жителей. Заработанных средств хватало, чтобы оплачивать обустройство развилки, аренду майского жука, возившего Ульяну, и еще оставалось на кофе. Филодора оказалась эксцентричной, но доброй соседкой. Они почти сроднились.
Но ближе к холодам Ульяна затосковала. Ей смутно хотелось чего-то…Чего-то своего. Личного. Нет, не пространства, - убежища.
- Зачем убегать, если за тобой никто не гонится? - ворчала Филодора. Ульяна пыталась объяснить, что убежище - это совсем другая вещь, но божья корова ее не слушала, поскольку любила спорить, а не соглашаться.
В одно прекрасное утро, путешествуя на майском (точнее, сентябрьском, поскольку дело было уже осенью) жуке по берегу реки, Ульяна увидела что-то белое в траве. Это была…раковина! Почти как ее! Ульяна спрыгнула с жука, и тут же залезла внутрь. Внутри было тихо, сухо и прохладно. Напрасно Филодора звала ее пить кофе. Ульяна выползла только на третий день.
-- Как тебе не стыдно! - напустилась на нее божья корова, возмущенно растопыривая гороховые крылья. - Куда ты забилась?!? Тебе клиенты все звонки оборвали! Работа стоит! Наш жук обиделся и уполз в гараж. А я из-за тебя прикончила всю банку кофе одна, и теперь у меня давление! Разве можно прятаться от жизни?
- Можно! - убежденно воскликнула Ульяна. - Еще как можно! И нужно. Я теперь всегда так буду делать. Три дня работаю, два прячусь ото всех.
- И от меня тоже??
- Ага! - радостно подтвердила улитка. Филодора воскликнула: «Ну знаешь!!!!», громко зажужжала и вылетела в окно.
-- Ничего, - рассеянно пробормотала Ульяна, - она отходчивая… Переживет.
Все-таки к новому режиму обе привыкали с трудом. Для начала домик уединения (именно так улитка назвала свою находку) пришлось с помощью пауков поднять наверх и закрепить в развилке. При этом цену за подъем пауки заломили совершенно безбожную. И, хотя на монтаже, благодаря особенностям улиткиного организма, удалось сэкономить, Филодора вскипала всякий раз, когда Ульяна пряталась в ракушку. Улитка чувствовала себя слегка виноватой, но стойко держалась своего намерения и не выползала. В домике она спала, читала, писала, рисовала, иногда слушала музыку. Один раз связала длинный растаманский шарф и подарила его Филодоре. Правда, та не стала его носить, и в конце зимы Ульяна сама отнесла свое творение на благотворительную ярмарку, где из-за него немедленно подрались две гусеницы.
С деньгами в какой-то момент стало туговато, и Ульяна собралась было переехать, чтобы не обременять добрую соседку, но тут Филодоре предложили полставки в местной летной школе, откуда, в связи с оптимизацией, уволились несколько старых асов. В общем, перекантовались.
Однажды вечером у подножия акации раздался стук.
- Здесь живет просветленная Ульяна?
- Нет, - сказала Ульяна, - здесь я живу, вам, наверно, по другому адресу. К другой Ульяне.
-- Ты ошибаешься, - сказал голос снизу. - Я точно знаю, что пришел туда, куда должен был прийти.
- Посвети мне, - попросила Ульяна. Филодора сняла со стенки светлячка и в его зеленоватом бледном сиянии они разглядели внизу чью-то высокую сутулую фигуру, завернутую в плащ неопределенной расцветки. У незнакомца были огромные выпуклые глаза, на дне которых плавал отраженный свет, а по краям вспыхивали изумрудные искры.
-- Фигасе… -- тихонько прошептала улитка, а Филодора спросила:
= Кто ты?
- Я - Богомол Тудуп Ешинхорло, послушник Тридцать Шестого Калифорнийского дацана имени ламы Ринпоче. Весть о просветленной Ульяне достигла наших благословенных краев. И, может, вы наконец позволите мне войти?
- Ах, конечно, конечно, - заволновалась Филодора, - проходите, пожалуйста…
Богомол быстро взобрался по стволу и удобно устроился в развилке. Был он, надо сказать, просто огромный, а его плащ оказался ярко-оранжевым, почти красным.
-- Вы, наверно, проголодались? - вежливо спросила Ульяна.
- Чашка риса - это все, что нужно странствующему монаху! - весело отозвался богомол. - Но если есть чего посущественней, я не откажусь, ибо наш настоятель не велел мне пренебрегать угощением в пути, дабы я мог познать милость живых существ и послужить улучшению их кармы.
- Сейчас, - засуетилась Филодора, - ай момент! И на столе появились: сушеные земляничины, маринованная кислица, навозные шарики, молоко муравьиных тлей, а также брюшки самих муравьев, от которых Тудуп вежливо, но твердо отказался. А вот сливы под муравьиное молоко пошли на ура, и Филодоре пришлось даже снять со стены второго светляка, чтобы сгонять того за новой бутылкой, пока еще муравьиная лавка открыта.
- Побыстрее лети, - напутствовала она, - уже без двадцати десять, скоро закроется!
Так, под щедрое угощегние, гость рассказал, что настоятель отпустил его специально для встречи с просветленной Ульяной, дабы узнать, как ей, далекой от истинных путей, удалось достичь столь совершенного состояния, позволяющего от твердости переходить к мягкости, от суеты к уединению и обратно.
- Жизнь заставила, - кротко призналась Ульяна. - Жизнь - она такая…
И так вот они сидели и разговаривали за жизнь до самого рассвета. И на огонек к ним прилетели бабочки, поэтому пришлось гонять светляка за третьей бутылкой. А на рассвете, перед тем, как все разошлись спать, Тудук прочитал стихотворение:
Я стар.
Ничем уж не интересуюсь.
Притом
Я не особенно разумен -
Не дальше ног моих
Идут мои понятья.
Вы спрашиваете:
Что считаю
Я наивысшим счастьем на земле?
Две вещи:
Менять вот так же состоянье духа,
Как пенни выменял бы я на шиллинг,
И
Юной девушки
Услышать пенье
Вне моего пути, но вслед за тем,
Как у меня дорогу разузнала.
- Ах, как это верно! - затрепыхались бабочки, - вы это сами сочинили?
- Ну… - скромно протянул Тудук, - не совсем… Автора он, разумеется, не помнил, но признаться постеснялся.
Ульяна ничего не сказала. Она уже заползла в раковину, в очередной раз сменив состояние духа, и безмятежно спала.
Филодора смахивала огрызки в бумажный пакет, клятвенно обещая себе, что с завтрашнего, нет, с сегодняшнего дня забьет на уборку и запишется на воскресные курсы правополушарного рисования. Абсолютно бесполезные, с практической точки зрения.
И никто, заметьте, никого не съел.