Приложение №1: Закрытый сектор: ИМЭМО (Кадры решают всё) - п. 12 ч. 33
Click to viewИз неопубликованных воспоминаний С.А. Микояна:
"Я работал в Отделе развивающихся стран, которым руководил замечательный человек и опытный редактор Александр Васильевич Датлин, африканист. Нас было двое в отделе. А в комнате шестеро: Владимир Израилевич Гантман, выпускник Института внешней торговли, Лиля Зарина, скромная девушка, стеснявшаяся шуток и анекдотов Гантмана, порой фривольных. У него в Отделе экономики младшим редактором был Васильев, очень приятный, трудолюбивый человек. Вскоре появился и Гедалий Вениаминович Кацман, занимавшийся рабочим движением. Интеллигентный, эрудированный, умный человек. Потом пришли Леня Баграмов, Борис Лихачев, Сережа Татищев.
Главным редактором был Яков Семенович Хавинсон, до того обозреватель "Правды" под псевдонимом М. Маринин, а до того - преемник К. Уманского на посту Генерального директора ТАСС. В первый же день Датлин сказал, что он будет редактировать статьи, а я - небольшие заметки. Он сел рядом со мной и отредактировал одну из заметок на моих глазах, объясняя мне каждое сокращение или изменение. "Вот это - повтор, а здесь автор уходит от темы. А это - неудачный оборот с точки зрения русского языка". И так далее. Он повторил наше занятие на следующий день. Прочитав заметки после моего редактирования, он сказал: "Больше мне вас нечему учить. Вы уже очень хорошо освоили процесс редактирования".
Мне было очень приятно это слышать. Я и сам чувствовал, что могу делать квалифицированно все сам - пока в пределах небольших заметок. А их писали начинающие тогда Юра Мирский, Рубен Андреасян, Елена Брагина, Рачик Аваков, Саша Солоницкий, Яша Этингер и другие. Все они, что называется, "прошли через мои руки". Вскоре Датлин стал давать мне и большие статьи. Одну из них написал Шаталин. Я скрупулезно оставлял все не обходимое, сокращая по словам, по фразам: статья была хорошая, но должна была влезть в параметры 20 страниц. Из приемной директора, при мне, не зная, кто и что я, он позвонил жене и сказал, в числе прочего: "Меня тут кто-то так искусно отредактировал, что сократил почти шесть страниц, оставив в целости все, что я хотел сказать. А ведь я думал, и тебе Говорил, что никакое сокращение невозможно"
Но Датлину пришлось преподать мне ещё один урок. В это время бушевали страсти вокруг поэта Б. Пастернака и его "Доктора Жеваго". Я сказал нечто не очень уважительное о романе, хотя лишь пролистал его в течение минут пятнадцати. Датлин помолчал и неожиданно прочитал вслух замечательные стихи, которых я раньше не знал. "Вот что такое Пастернак. С такими людьми нельзя обращаться как с подчиненными чиновниками. К ним нужен особый подход, ведь великие поэты - не обычные люди" - сказал он очень просто, но убедительно.
Работа с Гантманом была тоже хорошей школой для меня - он пришел из журнала "News", пропагандистского журнала, вскоре прекратившего существование. Он иногда давал мне прочитать экономическую статью, а когда я хвалил её стиль, добавлял: "Её надо немного подвесить, чтобы стекла вода. И усохла бы немного". Датлин его уважал и потому я доверял его суждениям.
Гантман был прекрасным оратором. Нет, он не "зажигал" Массы. Но обладал необыкновенной способностью говорить настолько грамотно и правильно, что, как отмечал Датлин, мог бы диктовать статьи прямо наборщику в типографии. Гантман любил юмор, прекрасно им владел, был очень интересным собеседником. Нас потешало, как он боролся за то, чтобы ликвидировать свой изрядный живот. "Серго, вы не поверите, но когда я был студентом Института внешней торговли, я был таким же худым, как вы", - Говорил он, а Датлин замечал: "С той разницей, что Серго таким и остался".
Гантман не ходил с нами на обед в столовую. Но часам к четырем не выдерживал, шел в буфет, покупал огромную булку и поглощал её прямо на своем рабочем месте. Лиля Зарина сочувствовала ему, но убеждала, что такая булка гораздо хуже для фигуры, чем салат, котлетки и компот, предлагаемые в столовой. Гантман вспоминал, как А.И. Микоян приходил на все выпускные вечера в Институте внешней торговли МВТ СССР и как просто беседовал со студентами. Уйдя в дальнейшем в ИМЭМО, Гантман возглавил сектор прогнозирования международных отношений, над чем я открыто иронизировал, считая проблематику сектора надуманной, хотя и модной. Он отшучивался. К несчастью, Владимир Израилевич рано ушел из жизни.
Леня Баграмов был моим однокурсником. Он был способным и умным человеком. Насколько я помню из всего нашего курса набора 1947 г., - а на нём было около 300 человек! - он ещё будучи студентом только один опубликовал статью в серьезном научном журнале. Конечно, он был вполне готов к роли редактора Отдела США. В дальнейшем он работал от "Сельскохозяйственной газеты" в Англии и в Канаде. В Лондоне в 1961 г. он угощал меня шашлыком в крошечном дворике своей типичной для Англии трехэтажной квартиры, где на каждом этаже по одной комнате. Позже его взял Юра Арбатов на заведующего отделом Канады - Институт США как раз тогда добавил Канаду в свое название. К несчастью, слишком рано его скосила неизлечимая болезнь.
Это был очень хороший человек
Хавинсон был среди нас наиболее опытным, конечно, но он не склонен был обучать молодежь. Характер у него был неровный. То он ласково обращался к любому из нас на "ты". То извергал молнии или убивал презрением. Иногда, приходя на работу, шел вытянувшись во весь свой высокий рост по коридору 2-го этажа на Китайском проезде, дом 7 (куда ИМЭМО переехал с Новоостаповской), подняв высоко голову и никого не видя. То мило здоровался с каждым, кто попадался на глаза. Гантман его разоблачал: "Как только Шепилов (тогда - Министр иностранных дел СССР) вызывает его к себе или берет с собой в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, мы для него - насекомые. Зато, когда у него не все ладно, он с нами дружит". В таком суровом суждении было некоторое преувеличение. Неровность характера и натянутые нервы были следствием длительной работы Якова Семеновича под прицелом тех, кто сравнительно недавно могли его уничтожить в любую минуту…
Как главный редактор, Хавинсон носил на себе все отпечатки своего времени. Пуще всего боялся новых мыслей. А если они ему лично все же нравились, он долго бился, как бы сказать что-то, но не подставиться. Уж он-то знал нравы Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС!
Слова Арзуманяна были для него тоже законом, хотя Анушаван Агафонович никогда ему не приказывал, а обсуждал свои предложения, проявляя максимум внимания и уважения. А звонки из ЦК вызывали у него просто благоговейный трепет. Года через три он нас сильно позабавил: наш Сережа Татищев, пройдя через Высшую партийную школу, оказался инструктором в ЦК. Человек он был хороший, но когда был в редакции, то не снискал славы обладателя высокого интеллекта, мы над ним дружески подшучивали. Все к нему относились слегка иронически, а Яков Семенович порой его просто третировал. И вот однажды он вызывает Гантмана и говорит: "Срочное задание из ЦК". И объясняет. Через пару часов вызывает опять. Задание, конечно, ещё не выполнено. Хавинсон кричит: "Вы что, не понимаете, что звонил товарищ Татищев! Срочно выполняйте, чтобы я мог ему доложить".
Кроме того, Яков Семенович, когда был не в настроении, любил ставить нас в тупик. Например, вызывал меня, возвращал статью с резолюцией: "Углубить, остержнить, заострить". А по тексту на Полях местами оставлял волнистые линии, которые что-то, возможно, и означали. Что именно - оставалось неясным. Никто в нашей комнате не мог мне объяснить, что делать. Только многоопытный Датлин сказал однажды: "Попробуйте перефразировать начало и конец, сделайте ничего не значащую стилевую "вкусовую" правку по тексту там, где волнистые линии. Ещё лучше: вычеркните три-четыре не очень обязательные фразы. И покажите шефу". Как ни странно, шеф сказал: "Вот теперь совсем другое дело. Ведь можете, если хотите!".
Самоуверенного Гантмана он донимал тем, что порой вызывал к себе в кабинет после прочтения каждой страницы длинной статьи. Так, Гантману приходилось по вызову зав. редакцией Шуры Петренко бегать в кабинет шефа 15-20 раз подряд. Наконец, Владимир Израилевич возмущенно сказал: "Яков Семенович, будьте любезны, прочитать всю статью и вызовите меня после этого один раз, иначе я не могу работать над другими статьями". Шеф мгновенно успокаивался, когда подчиненный взрывался, не выдерживая приступов его порой проявляющегося самодурства.
И все же, Яков Семенович был неплохой человек. Трогательно он рассказывал о своей жене, видном докторе медицинских Наук. О сыне, о его семье. После снятия Шепилова Хавинсон стал гораздо человечнее и мягче в обращении. Когда он переходил на "ты" обращаясь ко мне, я понимал, что этим выражались его искренние симпатии и доброе расположение.
Через какое-то время Институт и редакция перебрались на 2-ую Ярославскую улицу, к ВДНХ. Среди заместителей Хавинсона в разное время побывали там, помнится, Иван Иванов, Валентин Зорин (последний, человек очень самолюбивый и даже обидчивый, конечно, не смог сработаться с капризным Хавинсоном), сын академика Островитянова, Игорь Соколов (до этого и после - консультант в аппарате ЦК КПСС), Лев Степанов. По характеру очень прямой и откровенный, иной раз в грубоватой форме, но без злости к человеку. Тоже, кстати, работал консультантом в ЦК и в Праге в журнале "Проблемы мира и Социализма" 1 .
Такова, по свидетельству С.А. Микояна, была обстановка в журнале в начальный период его существования.
Регулярное чтение журнала привело в ИМЭМО целый ряд крупных в будущем ученых-международников, например, М.М. Максимову, которая во второй половине 50-х годов проживала с мужем-торгпредом в ФРГ и имела возможность читать получаемый советским торгпредством в Бонне журнал "МЭ и МО". Именно знакомство с этим журналом побудило Максимову по возвращении из Западной Германии в 1961 г. искать возможности для устройства на работу в ИМЭМО.
При всей его крайней осторожности и строгой идеологической направленности журнал "МЭ и МО" своей информационной насыщенностью выделялся на фоне безликой советской политической прессы. Даже созданный в 1954 г. Л.Ф. Ильичевым 2 журнал "Международная жизнь", считавшийся официозом МИДа, не говоря уже о "Новом времени", уступал "МЭ и МО" по широте проблематики и уровню Анализа освещаемых вопросов.
--------------------------------
1 Микоян С.А. Указ. соч. С. 5-9.
2 Тогдашний заведующий отделом печати МИД СССР, позднее секретарь ЦК КПСС по идеологии, академик АН СССР, а после падения Хрущева заместитель министра иностранных дел.
"МЭ и МО" стал поистине "лучом света" в "темном царстве" советской экономической мысли, особенно для провинциальных университетов и пединститутов, где тон задавали Догматики-сталинисты. Самыми преданными читателями журнала (как и всей печатной продукции ИМЭМО) с первых его номеров стали студенты, аспиранты и молодые преподаватели кафедр политэкономии, всеобщей, новой и новейшей истории в провинциальных вузах, искавшие ответы на интересовавшие их профессиональные и общеполитические вопросы. Со временем наиболее способные и энергичные провинциалы пополнят (через аспирантуру, докторантуру и по другим каналам) ряды ведущих научных сотрудников ИМЭМО, значительно усилив его интеллектуальный потенциал.
А.А. Арзуманян, много ездивший по стране, видел живой интерес к проблематике ИМЭМО и всеми силами старался поднять уровень институтских научных публикаций, в том числе и в журнале, где он был ведущим членом редколлегии. Со своей стороны, постоянный интерес к работе журнала "МЭ и МО" проявляли и приглядывавшие за ним чиновники из аппарата ЦК КПСС. Отдел Науки, вузов и школ ЦК КПСС регулярно заслушивал отчеты Я.С. Хавинсона о деятельности доверенного ему "партийного издания". Чаще его хвалили, иногда журили, но всегда настоятельно советовали в большей степени обращать внимание в публикуемых материалах на негативные аспекты в развитии современного Капитализма. В качестве примера "товарищеской Критики" можно процитировать выдержку из справки отдела Науки, вузов и школ, представленной в Секретариат ЦК КПСС по результатам проверки работы журнала "МЭ и МО" в апреле 1961 г. В ней, в частности, Говорилось:
"Журнал проявляет робость в освещении и Анализе двух тенденций капиталистической экономики - процессов застоя и загнивания и отдельных явлений роста и технического прогресса (здесь и в других местах курсив мой. - П.Ч. ). На страницах журнала не находят должного освещения такие вопросы как сущность государственно-монополистического Капитализма, неравномерность развития капиталистических страна современном этапе, особенности паразитизма и загнивания современного Капитализма, проблемы цикла и экономических кризисов, усиление эксплуатации трудящихся Масс в результате автоматизации производства , вопросы рабочего и коммунистического движения.
В журнале слабо работает редколлегия как коллективный орган научного журнала, нет четкого планирования материала, публикуемого в очередных номерах журнала.
Главный редактор журнала т. Хавинсон недостаточно занимается вопросами руководства редколлегией и работой отделов редакции журнала" 1
------------------
1 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 35. Д. 173. Л. 20-21. В отделе Науки ЦК, видимо, не успели ещё забыть прежней дружбы Хавинсона с низвергнутым Шепиловым и потому не отказывали себе в удовольствии лишний раз уколоть Хава.
Справка датирована 26 апреля 1961 г. Она была подписана зам. зав. отделом Науки, вузов и школ ЦК КПСС Д. Кукиным и зав. сектором К. Кузнецовой.
Хавинсон, как главный редактор, вынужден был постоянно маневрировать между жесткими установками, поступавшими из аппарата ЦК, и более широкими взглядами Арзуманяна на проблематику и подачу публикуемых в журнале материалов. И ему, как правило, это удавалось. Со временем под влиянием Арзуманяна, а затем и Иноземцева журнал "МЭ и МО" становился все более содержательным изданием и привлекал к себе растущее внимание многочисленных читателей в СССР и за рубежом.