Приложение №1 - Мятежный полковник
Проводившиеся в ИМЭМО по заказам КГБ и ГРУ разработки носили закрытый характер, но по своему содержанию они ничем не отличались от тех Исследований, которые Институт выполнял для ЦК КПСС, Госплана, Внешторга и других "Гражданских" ведомств.
Наряду с "действующими резервистами", в ИМЭМО работала немногочисленная, но довольно внушительная по составу группа ветеранов советской Разведки - КГБ и ГРУ.
Залман Вульфович Литвин
Первым из ветеранов Разведки, если не считать упоминавшихся уже В.Я. Аболтина и Я.А. Певзнера, в ИМЭМО пришел Залман Вульфович Литвин. Он родился в 1908 г. в семье приказчика в г. Улан-Уде. По окончании учебы в Дальневосточном университете, где он освоил английский и китайский языки, Литвин в течение трех лет работал в различных внешнеторговых объединениях и неоднократно выезжал в служебные командировки в Китай. По всей видимости, уже тогда он негласно находился на службе в РККА 1 .
В 1934 г. Литвина по линии Разведывательного Управления РККА направляют в Китай в качестве помощника резидента. Он добывает Информацию о вооруженных силах Японии в Китае, Монголии и Корее. В 1937 г. его посылают в США с целью организации нелегальной резидентуры ГРУ. Там он легализуется под именем Игнасия Самуэля Витчака, польского эмигранта, и вскоре поступает на учебу в Южно-Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Получив в 1941 г. диплом об окончании университета, он остается на факультете политических Наук в качестве научного сотрудника. Одновременно руководит созданной им резидентурой, собирая Информацию военно-технического характера.
Как впоследствии рассказывал сам Литвин, однажды он чуть не провалился, когда Южно-Калифорнийский университет неожиданно посетил министр народного образования польского эмигрантского правительства. Ректор университета, желая сделать гостю приятное, пригласил на встречу с ним своего сотрудника польского происхождения - Игнасия Витчака, полагая, что двум соотечественникам будет о чем поговорить. Литвин, не говоривший по-польски, оказался на грани провала. Он не мог не пойти на встречу, которая обещала неминуемое разоблачение. Выручила смекалка. С первой же минуты он заговорил с польским министром по-английски, сославшись на то, что в присутствии американцев им будет неудобно говорить по-польски. При первой же возможности Литвин-Витчак поспешил откланялся, сославшись на какие-то срочные дела на факультете. Легко догадаться, что все это время нервы резидента ГРУ были на пределе.
В конце войны Центр подключает Литвина к раскрытию секретов т.н. "Манхэттенского проекта" (создание американской атомной бомбы). Предательство И. Гузенко, шифровальщика советской военной миссии в Канаде, вывело ФБР осенью 1945 г. на советскую агентурную сеть в США. За Литвиным, по его рассказам, была установлена откровенная круглосуточная слежка. Буквально чудом, используя возможности "соседей" (так называли друг друга разведчики из ГРУ и КГБ), Литвину удалось оторваться от преследования агентов ФБР и благополучно покинуть территорию США… в резервном паровом котле (!) океанского лайнера.
-----------------------
1 Некоторые сведения о З.В. Литвине приводятся в справочнике по истории ГРУ // Лурье В.М., Кочик В.Я. ГРУ. Дела и люди. СПб.-М., 2002. С. 423.
Совершив кругосветное "путешествие", Литвин вернулся в Москву. Здесь ему повезло вторично. Он не попал под подозрение МГБ, как некоторые из его коллег. С учетом его богатого американского опыта, Литвина назначают начальником "точки", где готовились агенты-нелегалы для работы в США. Одновременно полковник Литвин преподает в Специальной академии Генерального штаба, где читает лекционный курс по экономике и Политике США.
В марте 1946 г. ГРУ при содействии внешней Разведки МГБ удалось организовать нелегальный выезд из США семьи Литвина - жены и родившегося в Америке сына.
Антисемитская кампания, развязанная в СССР в последние годы жизни Сталина, ударила и по кадрам Разведки, в том числе военной, откуда начали увольнять (и даже арестовывать) лиц еврейской национальности. Полковника З.В. Литвина, как выслужившего 25 лет, в 1953 г. просто уволили в запас. Его многолетняя служба в Разведке, учитывая большие заслуги, была оценена весьма скромно - два ордена Красной Звезды и четыре медали. После демобилизации полковник ГРУ З.В. Литвин получил от Коминтерновского РК КПСС Москвы "ответственное" направление на должность пропагандиста молочного завода, где его вскоре выдвинут в заместители секретаря парторганизации. Партийно-пропагандистская деятельность Литвина на молокозаводе продолжалась три года.
Летом 1956 г. он узнает о только что открытом в Москве Институте мировой экономики и международных отношений АН СССР. Литвин находит подходы к его директору А.А. Арзуманяну, который соглашается принять отставного разведчика-молокопроизводителя на работу в Институт. В октябре 1956 г. для Залмана Вульфовича Литвина начинается новая жизнь. Он становится младшим научным сотрудником сектора Информации ИМЭМО. Знание двух языков (английского и китайского), опыт переводческо-редакторской работы в Военной академии, наконец, организаторские способности позволили Литвину уже через четыре года стать заместителем главного редактора Информационного бюллетеня ИМЭМО, в 1965-м возглавить аспирантуру, а в 1968 г. - получить назначение на должность ученого секретаря Института. Эту должность он занимал почти семь лет. В 1964 г. Литвин защитил диссертацию и получил ученую степень кандидата экономических Наук.
Поначалу он занимался изучением внешней и военной Политики США, опубликовав ряд статей в журнале "Мировая экономика и международные отношения". В 70-80-е годы область его научных интересов переместилась на Исследование проблем Безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Он живо интересовался политическим развитием Китая после Смерти Мао Цзедуна. З.В. Литвин проработал в ИМЭМО до самой Смерти, последовавшей в 1993 г.
Литвин "приобщил" к ИМЭМО другого ветерана ГРУ, отставного полковника Якова Григорьевича Бронина 1. Член коммунистической партии с 1920 г., Я.Г. Бронин (настоящая фамилия Лихтенштейн) был принят в советскую военную Разведку самим её создателем Я.К. Берзиным, когда завершал учебу на историко-партийном факультете в Институте красной профессуры. Берзин, нередко посещавший ИКП в поисках перспективных кадров для своего ведомства, лично отобрал Бронина среди других студентов. Впоследствии Бронину довелось работать на нелегальном положении во многих странах Европы и Дальнего Востока. Перед отправлением в Китай в 1933 г. его наставлял в Берлине сам легендарный Рихард Зорге 2 . Бронин был "сменщиком" Зорге в качестве резидента советской военной Разведки в Шанхае.
Шаламов - Берзин
Эдуард Петрович Берзин
Фото с сайта www.ber.magadan.ru
Берзин Эдуард Петрович (1893-1938 гг.), уроженец Вольмарского уезда Лифляндской губернии, латыш, партстаж с 1918 г., чекстаж с 1921 г., образование высшее (училище живописи в Берлине);
с января 1915 г. прапорщик 4 Видземского латышского полка;
с 1917 г. офицер 4 латышского стр. полка;
с марта 1920 г. нач. снабжения латышской стр. дивизии РККА;
с ноября 1920 г. сотрудник Регистрационного управления полевого штаба РККА;
с февраля 1921 г. сотрудник Спецотдела ВЧК ГПУ ОГПУ;
с 06.01.31 нач. строительства Вишерской целлюлозно-бумажной фабрики ОГПУ;
с 14.11.31 директор треста "Дальстрой".
Спецзвания: с 10.04.37 дивизионный интендант.
Награды: орден Ленина (17.04.35, за выполнение плана по добыче золота);
Арестован 29.11.37;
01.08.38 осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР к ВМН и расстрелян;
реабилитирован 04.07.56.
Берзин
Схема очерка-романа
«Как теперь убивают? Приводят в исполнение?» - равнодушно думал Берзин[1] .
Берзина привели с допроса, и он лежал теперь в тюремной камере вниз лицом.
Берзин был длинен - огромные ступни свисали с койки. Он поглядел на свои ноги, на решетку в окне и вспомнил Феликса Эдмундовича. На утверждение к Дзержинскому принесли какой-то хозяйственный заказ, разговор шел о размере нар, и Берзин вошел в кабинет предчека как раз во время этого разговора.
- Нет, нет, - говорил Дзержинский. - Не скупитесь. Не один восемьдесят пять, а один девяносто и даже...
Дзержинский смерил глазами заведующего своим секретариатом - Эдуарда Петровича Берзина и чуть улыбнулся:
- Один девяносто пять. Вот так. Один девяносто пять. Все.
Это была шутка.
Или пророчество?
Закрыв глаза, Берзин думал о своей жизни. Для чего он жил? И отвечал: для революции, для партии... Всю жизнь он старался выполнить свой долг, послужить как можно лучше. Успехи были, что там говорить. После дела Локкарта он говорил с Лениным, и деньги эти локкартовские именно по совету Ленина были переданы латышам. Успех или удача? Удача выполнить долг - так тоже можно сказать. А главное - он считал - и придумал это для себя еще в юности, что каждое новое дело, за которое он брался, должно быть еще важнее, еще значительнее. И все кончается тюремной камерой на Лубянке.
Он командовал дивизией латышских стрелков - и латыши дрались, победоносно сокрушая белогвардейщину на всех фронтах гражданской войны - много ли латышей осталось живыми? Латыши здорово послужили революции, а он, Берзин, был их прославленным командиром. Тогда же он и встретился с Локкартом, с английским послом, и с Сиднеем Рейли - знаменитым английским разведчиком и заманил шпионов в ловушку. Осторожный Рейли бежал, а Локкарт был арестован и обменен позднее на Литвинова, который сидел в английской тюрьме. Вот так подвиг Берзина вошел в истории советского государства.
Ему, Берзину, был доверен первый эксперимент такого рода. Он был назначен большим начальником на Северный Урал - на строительство Вишерского бумажного комбината.
Своим заместителем по лагерной части Берзин взял Ивана Гавриловича Филиппова, члена коллегии ОГПУ, бывшего путиловского токаря. Старый чекист, Филиппов был бессменным председателем знаменитых Соловецких разгрузочных комиссий. Филиппова снимали и документальном фильме «Соловки», а блатные поэты сочиняли о нем стихи:
Каждый год под весенним дождем
Мы приезда комиссии ждем.
Мотивчик немудреный, но запомнился до сих пор.
Филиппов сразу согласился, и Берзин считал это своей большой удачей. Берзин знал свой главный недостаток: то, что он суховат с людьми, не всегда умеет выслушать до конца, что меньше думает о людях, чем о деле. Подчиненному еще неясно то, что ясно самому Берзину, а Берзин готов рассердиться и, случается, сердится. Часто кажется, что русский язык он знает недостаточно, и хотя он все великолепно понимает - переспрашивает. Хотя внешне и не горячится - проклинает и себя и собеседника. И память на людей, на лица, на фамилии была у него всегда плохая. И людям он не верил. Верил только одному-двум близким к нему людям - Филиппову, например, - и понимал, что этого - мало.
Филиппов был великолепным дополнением к нему, Берзину. Полный, добродушный, веселый Филиппов любил людей, любил и умел делать добро людям. Ведь людям делать добро трудно - надо не задеть самолюбия, надо угадать или понять чужое сердце, если не чужую душу.
Когда это было? В 1929 году. Началось то, что называлось после «перековкой», «Беломорканалом», «Медвежьей горой».
Начало всей «перековки» было положено Берзиным в том месте, где сейчас стоит город Красновишерск.
Какая же у него была мечта на Вишере? На «Вишхимзе» - «Строительстве Вишерских химических заводов» - так называлось его, берзинское, дело, его эксперимент. Все заключенные должны были работать каждый по своей специальности, а если специальности нет - лагерь дает ее - и не только краткосрочными курсами, а основательной учебой. Было открыто множество мастерских, больших и малых, и каждый заключенный мог требовать и рассчитывать, что будет работать свою работу. Для художников были созданы мастерские, где занимались не копированием «Ивана Грозного» или «Мишек в лесу», а работали пейзажи и портреты по всем правилам. Картины увозили в Москву и там продавали. Тогдашний УВЛОН, превращавшийся в УВИТЛ, названный «исправительно-трудовым» вместо лагеря «особого назначения», быстро рос, впитывая в себя домзаки и исправдома. За 60 тысяч человек были в этом лагере. Среди них отыскались 4 бахромщика, и бахромщики были свезены и работали по специальности. Заработок заключенных на Берзинковско-Химстрое - стройке первой пятилетки - был выше заработков вольнонаемных рабочих. Лагеря росли. К январю 1931 года вместо УСЛОНа было 16 больших лагерей с почти миллионным населением.
И Берзин увидел, что все новые стройки просто требуют людей, и не просто людей, а людей-арестантов, рабочую силу из заключенных. Лагеря открывались в каждом городе, в каждой области - Бамлаг, Рязанлаг, при каждом даже небольшом строительстве. Только на Днепрострое не было лагерей.
Берзинская идея была раздавлена в болотах Москанала, где уже ни о каких мастерских, ни о какой учебе не было речи, а говорили только о процентах, о выработке и физической силе, которая удивительным образом оценивалась начальством как сила моральная.
О переделке человека говорить перестали, и большие начальники отводили в сторону глаза, едва Берзин заговаривал об этом. В арестантской рабочей силе, в рабском труде видели спасение от всех зол. Все это было вовсе не похоже на робкие опыты Берзина и Филиппова над человеческим сердцем в лесах Северного Урала,
Берзин понял, что духи, которых он выпустил из бутылки, слишком могучи. Он испугался.
Он не просто был назначен генерал-губернатором Восточной Сибири - как Пестель, как Муравьев.
Он был директором Дальстроя, хозяином жизни и смерти десятков тысяч людей, он был высшей партийной инстанцией, главной советской властью золотого края, командующим пограничными войсками на границе с Японией и Америкой. Он был высшим представителем Советской власти для десятков национальностей, населяющих Колыму, - юкагиров, эвенов, якутов, чукчей...
Этого было много для одного человека, но все это было не главное.
Главных дел было два - земля и люди, или, по Дзержинскому, люди и земля.
О том, что на Колыме много золота, - известно триста лет со времен походов Стадухина[2] , а может быть, и раньше. Геологи давно писали, что Колыма и Аляска - «крылья» золотого пояса, главные сокровища которого под морским дном. Золото моют на Колыме не одну сотню лет - в краткие летние месяцы. Моют сибиряки, японцы, американцы. Старательским лотком, хищническим способом.
Но никогда правительство не решалось направить сюда в стосуточную ночь, на шестидесятиградусный мороз людей насильно, принудительно. Остров Сахалин хоть и почти рядом, но там теплое течение Куросиво, а не леденящий душу и тело полярный ветер Чукотки.
Как может быть повторен Клондайк? Какими «длинными рублями» можно заманить сюда на камень, на лед? Как и кем можно колонизовать край?
Опыт колонизации подобного рода велик и разнообразен. Австралия, Британская Гвиана, Кайенна, царский Сахалин, Байкало-Амурская «Колесуха»....
Но холод, холод... Золота тут много. Билибин и Цареградский уже вычертили первые подземные карты. Тут было не только золото, но и то, что называется «вторым металлом» - все от олова до урана. Но главное - золото, первый металл. Расчеты показали, что все окупится, что можно пойти на огромные расходы - миллиардные расходы - зафрахтовать пароходы Севморпути на несколько рейсов, построить свои суда - завезти лучшие продукты, лучшие инструменты, лучшую одежду - и начать...
Построить дорогу через весь край - восьмую часть Советского Союза. От главной «трассы» отвести в сторону «зимники», «времянки», перекрестить шоссейными дорогами из местных материалов всю берзинскую сторону, построить прииски, завести бутары и драги. Построить морской порт в бухте Нагаево, заложить новый город - столицу золотого края. Все окупится золотой добычей.
А люди? Кроме энтузиастов-начальников, приехавших с Вишеры, и всех, кто захочет работать честно и энергично, хотя бы в погоне за «длинным рублем», - заключенные.
Вопрос не простой и не потому, что будет знать заграница, как она знала о Соловках, о Вишере; Берингов пролив - рядом. Зачеты рабочих дней уже применялись по всей стране, по всем многомиллионным лагерям Союза.
На Колыме надо сделать так, чтобы при любом сроке каждый осужденный мог выйти на свободу через несколько месяцев, да еще с большими деньгами. Расценки были одинаковыми для вольных и заключенных. Работай и, если ты хорошо работаешь - через лето, максимум два лета ты, десятилетник, будешь на свободе. С большими деньгами. Тебе дается возможность пойти по пути настоящей жизни - если ты захочешь.
Здесь вишерская «работа по специальности» была забыта... Здесь все кричали «Скорей, скорей!». Сломалась машина... Шофер, бери новую и - скорей, скорей! Завози лучшие продукты, одежду, инструмент.
Работали десять часов летом без выходных, только с «пересменком», суточным отдыхом раз в десять дней.
Но уже в октябре работали 8 часов, в декабре - шесть, в январе - 4. В феврале кривая поднималась - шесть, восемь, снова десять.
«В один день Колыма добывает золота столько, что на эти деньги можно прокормить один день целый мир», - писал Берзин в «Правде» в 1936 году, - когда отмечал трехлетие своего дела, когда были построены первые шестьсот километров знаменитой Колымской «трассы».
В 1937 году на Колыму в качестве «очередного пополнения» прислали осужденных «троцкистов» - как их тогда называли. Среди них было много людей, которых Берзин знал и лично. Они прибыли со странным предписанием: «использовать только на тяжелых физических работах», «запретить переписку», сообщать об их поведении ежемесячно.
Берзин и Филиппов написали докладную записку: что этот «контингент» не годится в условиях Крайнего Севера, что людей заслали без надлежащих медицинских актов, что в «этапах» много стариков и больных, что девяносто процентов новых арестантов - люди интеллигентного труда - использование которых на Крайнем Севере прежде всего неэкономично.
Берзин был вызван в Москву телеграммой и арестован прямо в поезде
.
Памятник Э.П.Берзину в Магадане.
Фото с сайта www.ber.magadan.ru
продолжение
другие темы:
Мятежный полковник
Закрытый сектор
Открытый сектор
Экстремальная политика
Операция - Преемник 2.0.
Психотехнологии на службе СЕКты
Заговор Коржакова
Операция - Преемник
материалы по ЭТЦ
Ельцинизм
The Tragedy of Russia's Reforms