И всё-таки восходит солнце
В 1910 году Анна Ахматова вышла замуж за Николая Гумилёва. Событие это было довольно закономерным: с 1906 года, когда в новоизданном журнале Гумилёва дебютировала молодая Ахматова, они часто встречались, общались и вообще вели себя так, как в дореволюционные годы ведут себя молодые (21 и 24 года у Анны и Николая соответственно) влюблённые.
Впрочем, два поэта под одной крышей никогда не уживутся, поэтому уже в 1918 году они развелись. Влюбчивый Николай женился на женщине со сложной фамилией Энгельгардт, а поздним летом 1921 года к нему домой пришли офицеры, надели наручники, рассказали о его роли в "деле Таганцева", и месяцем позже расстреляли.
Неизвестно, писал ли стихи Николай под арестом. Наверное, писал, он же поэт. Но в любом случае из-за решётки ещё ни одно стихотворение так и не дошло. Однако почитателей Гумилёва это не останавливало, и они раз за разом находили новые "последние произведения великого поэта". Одним из таких "последних" было стихотворение, ныне приписываемое Сергею Колбасьеву:
[В час вечерний, в час заката...]
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Проплывает Петроград…
И горит на рдяном диске
Ангел твой на обелиске,
Словно солнца младший брат.
А у нас на утлой лодке
Только синие решётки
Перекрещенных штыков,
Где лобзавший руку дамам
Низко кланяется хамам -
Видно, жребий наш таков.
Я не трушу, я спокоен,
Я - поэт, моряк и воин,
Не поддамся палачу.
Пусть клеймит клеймом позорным -
Знаю, сгустком крови чёрным
За свободу я плачу.
Но за стих и за отвагу,
За сонеты и за шпагу -
Знаю - город гордый мой
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Отвезёт меня домой.
Кстати, считается, что это стихотворение Колбасьев тоже написал перед расстрелом.
Впрочем, как бы то ни было, это стихотворение имело широкое хождение в советских поствоенных литературных кругах.
Иосиф Бродский, молодой, но уже начитанный, несомненно слышал об этой истории. Неизвестно, знал ли он об истинном авторе этих строк или нет - во всяком случае, он периодически обсуждал вопрос авторства этого текста с Ахматовой. Но одно известно точно: тема эта Бродского очень впечатлила. Наложившись на недавно прочитанную биографию испанского поэта-авангардиста Федерико Гарсия Лорки, расстрелянного как республиканца на заре гражданской войны, эта история превратилась в одно из известнейших стихотворений раннего Иосифа Александровича: "Определение поэзии".
Существует своего рода легенда,
что перед расстрелом он увидел,
как над головами солдат поднимается
солнце. И тогда он произнес:
«А все-таки восходит солнце…»
Возможно, это было началом стихотворения.
Запоминать пейзажи
за окнами в комнатах женщин,
за окнами в квартирах
родственников,
за окнами в кабинетах
сотрудников.
Запоминать пейзажи
за могилами единоверцев.
Запоминать,
как медленно опускается снег,
когда нас призывают к любви.
Запоминать небо,
лежащее на мокром асфальте,
когда напоминают о любви к ближнему.
Запоминать,
как сползающие по стеклу мутные потоки дождя
искажают пропорции зданий,
когда нам объясняют, что мы должны
делать.
Запоминать,
как над бесприютной землею
простирает последние прямые руки
крест.
Лунной ночью
запоминать длинную тень,
отброшенную деревом или человеком.
Лунной ночью
запоминать тяжелые речные волны,
блестящие, словно складки поношенных
брюк.
А на рассвете
запоминать белую дорогу,
с которой сворачивают конвоиры,
запоминать,
как восходит солнце
над чужими затылками конвоиров.
Конечно, при Хрущёве (кстати, удивительно, но в органах при Хрущёве работали чуть ли не более старательно, чем при Сталине, по крайней мере Вассерман убедительно это доказывал) не стоило лишний раз упоминать расстрелянного и пока ещё не реабилитированного монархиста Гумилёва. Вероятно, поэтому в самом начале текста всё-таки стоит посвящение Федерико Гарсия Лорке. Тем не менее, есть вполне ощутимые подозрения, что речь в тексте шла именно о Гумилёве. На это указывают, например:
- "мокрый асфальт". Лорка был казнён в горах;
- "потоки дождя". Лорку расстреляли в середине августа, а на юге Испании в это время довольно тепло, чего нельзя сказать о конце августа в Петрограде. Впрочем, я в Испании не был и точно сказать не смогу. Тут нужна помощь опытного в этом вопросе человека;
- "крест". В горах он вряд ли бы появился, а рядом с тюрьмой на Гороховой, где держали Гумилёва, стоит Александровская колонна с ангелом, держащим огромный крест;
- ну и плюс очевидная параллель с самым известным негумилёвским стихотворением Гумилёва: "час заката" - "восходящее солнце".
Бродский познакомился с Анной Ахматовой на её квартирнике в Комарове поздним летом 1961 года. Ей к тому времени было уже за семьдесят, она успела перенести два инфаркта и врачи заставляли её как минимум раз в сутки заниматься пешими прогулками. Бродскому только-только исполнилось 21. Как он сам рассказывал, первое время он даже не уделял особого внимания тому факту, что общается с легендарной поэтессой, человеком-эпохой и всем остальным, что нередко упоминают в литературе рядом с фамилией Ахматовой. Ничего такого особенного не происходило: они просто общались, болтали о жизни и литературе. Разве что Анна Андреевна иногда жаловалась на то, что их взгляды на литературу не совпадают. Так, Ахматова была просто без ума от стихов своего бывшего мужа - Николая Гумилёва. Бродский же говорил примерно следующее:
"Гумилев мне не нравится и никогда не нравился. И когда мы обсуждали его с Анной Андреевной, я - исключительно чтобы ее не огорчать - не высказывал своего подлинного мнения. Поскольку ее сентимент по отношению к Гумилеву определялся одним словом - любовь. Хотя я и не скрывал, что, с моей точки зрения, стихи Гумилева - это не бог весть что такое."
Впрочем, два поэта под одной крышей никогда не уживутся, поэтому уже в 1918 году они развелись. Влюбчивый Николай женился на женщине со сложной фамилией Энгельгардт, а поздним летом 1921 года к нему домой пришли офицеры, надели наручники, рассказали о его роли в "деле Таганцева", и месяцем позже расстреляли.
Неизвестно, писал ли стихи Николай под арестом. Наверное, писал, он же поэт. Но в любом случае из-за решётки ещё ни одно стихотворение так и не дошло. Однако почитателей Гумилёва это не останавливало, и они раз за разом находили новые "последние произведения великого поэта". Одним из таких "последних" было стихотворение, ныне приписываемое Сергею Колбасьеву:
[В час вечерний, в час заката...]
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Проплывает Петроград…
И горит на рдяном диске
Ангел твой на обелиске,
Словно солнца младший брат.
А у нас на утлой лодке
Только синие решётки
Перекрещенных штыков,
Где лобзавший руку дамам
Низко кланяется хамам -
Видно, жребий наш таков.
Я не трушу, я спокоен,
Я - поэт, моряк и воин,
Не поддамся палачу.
Пусть клеймит клеймом позорным -
Знаю, сгустком крови чёрным
За свободу я плачу.
Но за стих и за отвагу,
За сонеты и за шпагу -
Знаю - город гордый мой
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Отвезёт меня домой.
Кстати, считается, что это стихотворение Колбасьев тоже написал перед расстрелом.
Впрочем, как бы то ни было, это стихотворение имело широкое хождение в советских поствоенных литературных кругах.
Иосиф Бродский, молодой, но уже начитанный, несомненно слышал об этой истории. Неизвестно, знал ли он об истинном авторе этих строк или нет - во всяком случае, он периодически обсуждал вопрос авторства этого текста с Ахматовой. Но одно известно точно: тема эта Бродского очень впечатлила. Наложившись на недавно прочитанную биографию испанского поэта-авангардиста Федерико Гарсия Лорки, расстрелянного как республиканца на заре гражданской войны, эта история превратилась в одно из известнейших стихотворений раннего Иосифа Александровича: "Определение поэзии".
Существует своего рода легенда,
что перед расстрелом он увидел,
как над головами солдат поднимается
солнце. И тогда он произнес:
«А все-таки восходит солнце…»
Возможно, это было началом стихотворения.
Запоминать пейзажи
за окнами в комнатах женщин,
за окнами в квартирах
родственников,
за окнами в кабинетах
сотрудников.
Запоминать пейзажи
за могилами единоверцев.
Запоминать,
как медленно опускается снег,
когда нас призывают к любви.
Запоминать небо,
лежащее на мокром асфальте,
когда напоминают о любви к ближнему.
Запоминать,
как сползающие по стеклу мутные потоки дождя
искажают пропорции зданий,
когда нам объясняют, что мы должны
делать.
Запоминать,
как над бесприютной землею
простирает последние прямые руки
крест.
Лунной ночью
запоминать длинную тень,
отброшенную деревом или человеком.
Лунной ночью
запоминать тяжелые речные волны,
блестящие, словно складки поношенных
брюк.
А на рассвете
запоминать белую дорогу,
с которой сворачивают конвоиры,
запоминать,
как восходит солнце
над чужими затылками конвоиров.
Конечно, при Хрущёве (кстати, удивительно, но в органах при Хрущёве работали чуть ли не более старательно, чем при Сталине, по крайней мере Вассерман убедительно это доказывал) не стоило лишний раз упоминать расстрелянного и пока ещё не реабилитированного монархиста Гумилёва. Вероятно, поэтому в самом начале текста всё-таки стоит посвящение Федерико Гарсия Лорке. Тем не менее, есть вполне ощутимые подозрения, что речь в тексте шла именно о Гумилёве. На это указывают, например:
- "мокрый асфальт". Лорка был казнён в горах;
- "потоки дождя". Лорку расстреляли в середине августа, а на юге Испании в это время довольно тепло, чего нельзя сказать о конце августа в Петрограде. Впрочем, я в Испании не был и точно сказать не смогу. Тут нужна помощь опытного в этом вопросе человека;
- "крест". В горах он вряд ли бы появился, а рядом с тюрьмой на Гороховой, где держали Гумилёва, стоит Александровская колонна с ангелом, держащим огромный крест;
- ну и плюс очевидная параллель с самым известным негумилёвским стихотворением Гумилёва: "час заката" - "восходящее солнце".
Бродский познакомился с Анной Ахматовой на её квартирнике в Комарове поздним летом 1961 года. Ей к тому времени было уже за семьдесят, она успела перенести два инфаркта и врачи заставляли её как минимум раз в сутки заниматься пешими прогулками. Бродскому только-только исполнилось 21. Как он сам рассказывал, первое время он даже не уделял особого внимания тому факту, что общается с легендарной поэтессой, человеком-эпохой и всем остальным, что нередко упоминают в литературе рядом с фамилией Ахматовой. Ничего такого особенного не происходило: они просто общались, болтали о жизни и литературе. Разве что Анна Андреевна иногда жаловалась на то, что их взгляды на литературу не совпадают. Так, Ахматова была просто без ума от стихов своего бывшего мужа - Николая Гумилёва. Бродский же говорил примерно следующее:
"Гумилев мне не нравится и никогда не нравился. И когда мы обсуждали его с Анной Андреевной, я - исключительно чтобы ее не огорчать - не высказывал своего подлинного мнения. Поскольку ее сентимент по отношению к Гумилеву определялся одним словом - любовь. Хотя я и не скрывал, что, с моей точки зрения, стихи Гумилева - это не бог весть что такое."