Когда я была маленькой,
а в Калининград мы ездили каждое лето, до воды приходилось идти, хоть немного, но всё же. По теплому суровому песку, который не имеет ничего общего с киношным и становится всё крупнее, в августе - по сохнущим водорослям. Иногда попадались майские или колорадские жуки, а однажды почти у берега плавали два лебедя. Мама пыталась подплыть к ним, но не прокатило.
Потом я вдруг стала понемногу расти, вчетвером мы больше никуда и не ездили, в Светлогорске появлялись реже, а прошлым летом я была там одна. Этот город самый лучший город на земле. Так странно наблюдать, как ты меняешься, а он живет сам по себе, живет, как и положено любому городу, растет и прячет куда-то вглубь то, что было в мои три-четыре года. Но он славный и я люблю его. У него больше нет, а у меня есть деревянная эстрада, где как-то летним вечером я на потеху отдыхающим самозабвенно и старательно (читай "громко") пела "Во кузнице", а через пару лет танцевала псевдонародные танцы. Еще у меня есть детский парк аттракционов, где кроме машинок и вечной Кадышевой не было, кажется, ничего. И овчарка Буря хозяйки какой-то из квартир. Стадион с прорезиненными дорожками и теннисные корты. Там везде теперь что-то перестроено или в процессе, но я-то знаю.
И еще у меня есть те пляжи с крупным песком. А их нет.
А море мое осталось, мудрое, хладнокровное, сильное. Жалко сосен, песчаных обрывов, волнорезов и знакомых отмелей. Но это всё слишком так, как должно быть, чтобы жалеть.
Моё море.