Таким вот образом, товарищи. Котиков любят все))
Это первая (и вторая) сказки для "Апрельских снежков". Играли темы "И был вечер, и было утро" и "Протянул руку - погладь кошку". Третья часть мерлезонского балета воспоследует, и будет это, скорее всего, тема "Пристальный взгляд"...
http://zoya-montrose.livejournal.com/23211.html Вот здесь третья обещанная часть.
И был вечер, и было утро…
Создатель работал в яростном азарте. Как забавна, оказывается, бывает гонка со временем! Время Он сотворил совсем недавно, и надоесть оно еще никому не успело. Нехватка времени была дополнительным вызовом мастерству, будоражила мозг, подстегивала воображение и вообще бодрила невероятно. Создателю нравилось, как внутри него бегают этакие маленькие пузырьки, заставляя быстро выдумывать все новые живые формы.
Сначала, с утра, Создатель лепил каждую тварюшку тщательно, вырисовывая каждое пятнышко на шкурке, приделывая каждое яркое перышко на единственно правильное место. Некоторые не особо кондиционные экземпляры он даже переделывал, наслаждаясь самим процессом творения. Потом, поглядев на новенькое солнышко, неожиданно шустро вылезшее на свежесозданное небушко, Создатель понял, что времени у Него не много, и начал оптимизировать процесс сборки.
Теперь все было более-менее понятно: на рабочем столе расположились разные формы для разных существ: полегче - для птиц небесных, чтобы летали, потяжелее - для зверей земных. Четыре ноги - животное, вообще без ног - рыба. Неудавшиеся рыбы, не сохранившие форму при отливке и растянувшиеся в длину при выемке, были объявлены гадами и пошли в дело, как миленькие. Создатель насвистывал сквозь зубы непонятный мотивчик, вынимая из обжиговой печки новую партию чуть измененных отливок, и отчетливо понимал - не поторопишься, и день безвозвратно потерян. Вдохновение - штука непредсказуемая, нахлынуло, значит, надо пахать как никогда. Уйдет и не вернется, тогда хоть усоздавайся, ничего не оживет. Запорешь дни творения, и не населится твоя земля, сиди один и кукуй. Кстати, а есть ли у нас, кому куковать? Ага, где тут птички…
Творец работал в поте лица. Пот заливал глаза, и жаль было тратить время на умывание. Творец нашел какую-то тряпочку на столе, потянул за нее - и рассыпал собранные в тряпке крошки от какого-то утреннего большого зверюги. Вот зараза, ругнулся Творец, хотел же в дело пустить и забыл совсем. Ну и ладно, пусть валяются. Потом, вечером, нужно будет придумать уборку, там и… Творец метнулся к печке, из которой начало тянуть подгорелым: что там вышло, неужели вся партия мартышек бракованная? Ох, нет, вроде целы… Творец радостно побросал отливки остывать на верстаке рядом с печкой и побежал на другой конец комнаты - следующие там кто?
Тем временем под столом началось какое-то шуршание и шмыгание. Явно там самозародилось нечто, мелкое и не очень умное, подумал Творец, ибо если у тебя есть ум, ты не будешь мешаться под ногами. А если ума нету… Тут Творец понял, что безвозвратно отвлекся от процесса созидания и решил перекусить, благо время стало уже обеденное.
Творец придумал бутерброд с сыром и маслом, налил себе горячей воды в относительно чистую лабораторную посуду, попутно отметив, что вчера творил в ней растения и, как обычно, забыл вымыть. Однако, раствор остатков листьев в кипятке на вкус получился вполне себе ничего и Творец решил, что запивать бутерброд этим очень даже можно. Он сел за стол, откусил кусок хлеба и расслабился, разглядывая утренние наработки с чувством хорошо выполненной работы. Это было приятное вновь созданное чувство, им можно было наслаждаться в тишине и покое.
До тех пор, пока Творец не заметил вылезшую из-под стола скотинку. Серо-бурую, с глазками-бусинками и странным длинным хвостом. Почему хвост, удивился Творец, не иначе нитка из полотенца прилипла? Тем временем, скотинка бесстрашно просеменила к лежащему на столе бутерброду и протянула к сыру розовую лапку.
- Ишь! - крикнул Творец, которому сыр был самому нужен. - Кыш!
Скотинка метнулась обратно под стол с громким топотом. Там она и затаилась - Творец чувствовал, как она сидит в темноте и прислушивается. Вот какая гадость, испортила мне обед, подумал Творец, быстренько дожевал бутерброд и приступил к работе, понемножку возвращая себе хорошее настроение.
И ведь вроде бы все осталось таким же, как с утра - ан нет! Вредное самозародившееся животное испортило весь день. Оно сидело под столом, одновременно возясь на полках и глядя из-под верстака. Оно шуршало и скрипело, и, самое страшное, что-то громко жевало. Нагло хрустя. Творец приделал очередную пару ножек - уже восьмую - какому-то мохнатому бедолаге. Нет, это уму непостижимо, до чего же надоедливый зверь получился путем халатного отношения к работе, раздраженно подумал Творец, машинально отправляя восьминогого уродца на обжиг. С верстака шмыгнула одна из серых нахалок, напугав Творца до еще не придуманных мурашек.
- Кыш, мешаешь! Меш, кышаешь! В общем… Мышь, скотина мелкая! - Творец раздраженно плюнул в сторону быстро удаляющегося хвоста. - Кстати, а если мы… Мурашки, с ножками, а что? Будут насекомые! - Творец повеселел и начал лепить из собранных на столе крошек. - Они, однако, тоже надоедают, но мы им сейчас влепим социализацию… Будут строем ходить…
Творец тихонько бормотал себе под нос разные умные вещи про новое зверье, время от времени отвлекаясь на шорохи и постукивания. Он уже почти привык, раз уж народилась жизнь, куда ее теперь. Пусть бегает. Лишь бы…
- Эй, мышь, озверела? А ну, выплюнь! - заорал Творец. Серая безобразница нахально отгрызала неотлитой еще модели голову и совершенно не обращала внимания на гневные вопли. Творец тихонечко поставил горячие отливки, аккуратно снял с руки защитную рукавицу и метко швырнул ее на стол.
- Сейчас мы тебя,заразу! Сделаем наконец что-нибудь с этой напастью! - Грозно сказал Творец. Послышался громкий писк и - о, счастье, стало тихо. Творец еще повозился у верстака, проверил температуру в печке, посмотрел на секундомер (полезный прибор, особенно, когда готовишь к выпуску в жизнь белого медведя, которого нельзя передержать в тепле). Тишина грела душу, да и ощущение, что кто-то подглядывает, куда-то делось. Хорошо-то как, подумал Творец и открыл дверцу печки.
- Ай! - Творец с удивлением посмотрел на обожженные пальцы. Не сильно, просто неожиданно. Ведь на другой руке есть рукавица, а тут… Ого, заработался в покое-то, она же в эту, как ее, мешь, то есть, мышь, была брошена с размаху! Надо подобрать, подумал Творец.
На столе не было ни мелкой серой наглой твари, ни большой рукавицы. Творец осмотрел стол, заглянул под стол и даже проверил полки над столом. Странно, нигде ничего… Жаль, рукавица была надежная, из пушистого ворсистого материала, чтобы ничего не выскользнуло. Творец все утро совершенствовал инструменты, каждый раз что-нибудь исправляя. Удобные были рукавички, вздохнул Творец и сел попить еще этой штуки из листьев. Раз уж повод выдался.
- Нет худа без добра, - сказал Творец сам себе. - Зато на сыр, кроме меня, никто не покушается! И это хорошо! Хотя как-то грустно, все же кто-то живой по лаборатории бегал…
Творец допил заварку (а не назвать ли это «чаем», подумал Он, звучит не хуже других) и на всякий случай еще раз посмотрел под стол.
И встретился взглядом с круглыми зелеными глазищами.
- Ого! Сегодня день сюрпризов, - протянул Творец. - Ну, положим, они мыши, потому что кыш и мешают. А ты - кто? Кто… Кто… А ну-ка, иди сюда, Кто, - и Творец попытался вытащить новое создание на свет. Создание обозначило свой отказ выходить, ощутимо царапнув Творца за голую руку.
- Ну-ну… - уважительно хмыкнул Творец. - А вот так?
Против руки в рукавице создание не потянуло. На свету оно оказалось в меру мохнатым, полосатым (полоски располагались в порядке, что-то напомнившем Творцу), с круглой башкой и четырьмя сильными лапами. Треугольные уши чутко пошевеливались на каждый шорох, и вообще создание было собранное и решительное. Хотя и не большое. Серьезное получилось создание.
- Где-то я тебя видел, Кто… - задумчиво сказал Творец, разглядывая животное. - Ладно, посиди пока.
Творец ссадил создание на стол и поднялся было, чтобы работать дальше. Все произошло очень быстро: сначала под стул метнулась мышь, потом мохнатой молнией на нее прыгнул новый зверь, раздался писк… Зверь подошел к Творцу и положил придушенную серую заразу к Его ногам. В глазах у зверя была гордость: «Понял, как с ними надо? Раз - и никто не мешает!»
- Ого, - Творец осторожно протянул руку и положил на полосатую голову. - Вот она где, моя рукавица… Молодец, Кто! Как-то не так я тебя зову, неудобно, надо по-другому… Молодец, Кот!
Кот прижмурил глаза: да, я такой! Потом мягко прыгнул с пола на стол, свернулся в плотный мохнатый клубок и заурчал. Творец прислушался: нет, не отвлекает, наоборот, мысли под урчание собрались в голове во вполне приемлемые идеи… А ведь замечательно получилось, радостно решил Творец - и сдернул с руки вторую рукавицу:
- Слушай, Кот, а ведь тебе одному скучно будет? Вот, смотри, - тебе подружка, Кошка! Живите, ребята, ловите мышей, пойте песни, - в общем, посмотрел Я на дело рук своих, и решил, что это хорошо весьма!
И был день, и был вечер. Творец запер лабораторию и пошел спать. Кот устроился у Творца в ногах, а Кошка осталась сторожить, чтобы мыши не попортили вновь сотворенных зверей, птиц, рыб и гадов земных. Она зорко следила со стола прищуренными глазами, не шевельнулось ли где серое пятнышко. А то - ишь!
Аврам нервно пригладил бороду и пошел навстречу трем путникам. Сара проводила мужа испуганным взглядом и побежала к очагу, присмотреть за бестолковыми девчонками-служанками. Муж велел, чтобы все было быстро и вкусно, и не дай, Господи, как вчера, когда из-за этих безруких все пригорело… Ну, пригорело, положим, не все, и совсем не все, но вы не представляете, какой скандал может устроить голодный мужчина, которому уже, на минуточку, никак не двадцать лет. И даже не пятьдесят, если уже смотреть правде в глаза… Сара вздохнула и махнула рукой - да ладно, гости-то молодые, съедят что дадут и еще попросят. Но, да, это таки важные персоны, надо таки проследить. Хотя - успеется, если Аврам начал разговаривать, то все очень надолго, уж Сара это знает, как никто другой. Вот, дошел, усаживает под дубом, сообразил в тенечке гостей устроить, слава Богу. Ой, все хлопоты, хлопоты…
-… Сидите мне и следите во все глаза: если найду одну осевшую пенку, та, чья пенка, здесь сидеть больше не будет! - Сара пригрозила служанкам (на всякий случай, все равно девочкам не справиться с любопытством, гости у нас такая редкость, а молодежь всегда хочет все знать) и понесла кувшин с прохладным молоком к дубу. Посланники посланниками, а в такую погоду холодненькое попить приятно. Хоть ты сама Святая Троица, перед жарой мы одинаковые. Тем более, если у вас дела с моим стариком, тут в горле точно пересохнет, улыбнулась Сара, ставя кувшин и чашки на белое полотно. Поклонилась, поморщившись (ой, старые кости, все трудней дается вежливость), жестом пригласила угощаться (порядочная женщина молчит, когда мужчины разговаривают). Дождалась Аврамова легкого кивка (доволен? Ну вот и славно) и повернулась было, чтобы уходить (не мешаю, не мешаю, у вас тут важные вопросы).
- Ой, простите меня, старуху, еще одну чашку надо было взять… - тихо пробормотала Сара. Один из гостей удивленно взглянул огромными ясными глазами на старую женщину, потом мягко улыбнулся ей. Поднял тонкую изящную руку и снял с груди, с сияющей белизной одежды, белую пушинку. Пушинка открыла голубенькие глазенки и зевнула. Гость легонько почесал пушинку между треугольными ушками и ссадил на колени. Сара умилилась чуть не до слез: пушинка встала на четыре толстенькие ноги и пошла себе молоку, налитому в широкой глиняной чашке.
- Ты куда, оно холодное! - Сара протянула к нахальной пушинке руку, но тут же отдернула ее и повернулась к гостю. - Ой, опять простите старую дуру, он ведь наверно как вы… Думала, маленький, простудится…
Гость, продолжая улыбаться, аккуратно взял малявку под пузико и протянул Саре. Кивнул: держи, это тебе. Покачал головой: это надо же! И, не убирая руку с барахтающейся белой пушинкой, отвернулся к остальным, слушать Аврама.
- Ну… Как скажешь, - пробормотала Сара. Перехватила протестующую пушинку поудобнее, посадила на согнутую в локте руку. Как ребенка, подумала Сара. Да ладно, Господи, какие уж тут дети, помирать пора, а я все о своем… Пушинка тоненько пискнула и завозилась, Сара очнулась от грустных мыслей и пошла на кухню. Детям холодное нельзя, тем более таким. Поэтому молоко тебе будет самое свежее и теплое, не пищи. Потерпишь, за пять минут еще никто не умер с голоду…
- … Ну, бабка, новостей у нас нынче! Представляешь, этот, с краю, говорит: через год прииду к вам, а у вас сын родился! Ты не смейся, старая, они люди-то не простые, да и не люди вовсе. Это я тебе точно скажу, и зовут тебя теперь Сарра - с длинным «р», как благородных! Да, и меня Авраамом будут звать, сказал. Внуков наобещал немеряное число, ты не хихикай, женщина, готовься лучше! И спрашивает меня: хорошая у тебя жена, можно ей доверять? Ну, говорю, как всем бабам, как Бог даст, а так - вроде можно. Он говорит, тогда хорошо, доверяй ей. Она у тебя правильная женщина, мудрая. А я киваю и думаю: к чему бы он?
А это что такое тут бегает? Ну-ка, брысь с ковра, животное, натрясешь мне в доме блох! Не животное, а кто? Где взяла, говоришь? Ай-яй-яй, вон оно как…. Тогда что ж, пусть бегает. Много жрет твой подарок? Ладно, не объест, может и правда, сгодится. Ишь ты, мелочь, иди сюда… Как же нам с тобой… Ибо должен же человек давать имя всякой твари…
- Я вот всегда хотела, чтобы у меня сын был, - медленно говорит Сара (то есть уже Сарра), гладя белого котенка, забравшегося к ней на коленки по подолу длинного платья. Котенок сворачивается в шарик и прячет нос в саррину руку. Авраам оглядывается по сторонам: в знакомой тишине шатра, кроме скрипа цикад за стенками, новый звук. Мирный и покойный уютный звук - котенку хорошо, он мурчит. Старик улыбается и говорит жене:
- Ну, не звать же нам его Авраамом? Это имя в этом доме уже занято. Пусть будет Баськой. Пошли, что ли, спать, бабка Сарра? Сын - это тебе не просто так…
… - Исаак! Быстро домой, отец зовет!
Мальчик неохотно сполз с толстой дубовой ветки. Ну и денек сегодня. Только что баранов привели, потом стадо загнали, потом хворосту наломал на завтра… Мама сказала, что воду можно позже натаскать, ближе к ночи, и вот опять… Чего ему там надо, отцу этому?
- Бась, ты со мной? - Мальчик спрыгнул на землю.
Большой белый кот остался наверху, на ветке. Прижмурил зеленые глазища: ты беги, друг, я тебя тут подожду. Мальчик пожал худенькими плечами - ну и ладно, - и побежал к дому.
Кот зевнул и лег. Подобрал под себя передние лапы, закрыл глаза и сделал вид, что спит. Коты никогда никуда не бегают, если их это не касается. Тем более по вечерней духоте. Тем более, денек выдался, действительно. Чего стоила одна змея в хворосте… С баранами, опять же, договариваться себе дороже. Нет уж, набегался. Хватит. Теперь вы сами.
На шелест в кроне старого дуба кот и ухом не дернул.
- Эй, не притворяйся, - голос, что ни говори, был ангельский. Прекрасный и мудрый, как небесным гостям положено. И хуже всего, что ведь не отстанет, подумал кот. Ладно, не буду притворяться, отреагирую. Кот легонько довернул белое ухо в сторону голоса - совсем немного: видишь, слышу тебя.
- Э, нетушки, - засмеялся голос. Рядом с котом на ветке проявился кудрявый юноша с крыльями. В сумерках, наверно, хорошо нас видать, подумал кот, беленькие такие сидим. Красивые. Хранители. Кот недовольно дернул хвостом.
- И чего тебе сегодня? Я вроде бы следил, как положено, - могу спать. Совесть у меня на месте, понял? Змею задрал, стадо успокоено, еще чего? Я кот, понятно тебе? Ангел-Хранитель здесь ты. Да? Вот и принимай смену. Навевай там сны… И вообще… - кот отчаянно зевнул, показательно разинув пасть. - Устал я. Как собака.
- Верю, верю, - хранитель стал серьезен, даже печален. - Завтра оба устанем. Завтра, кот, у нашего с тобой мальчика очень тяжелый день. Мы ему оба будем нужны, первый раз в жизни так будем нужны, как завтра. Ты даже не представляешь…
- И не собираюсь. - Кот уставился на хранителя огромными круглыми глазами, - ибо я есть бессмысленная тварь. Оно мне надо, представлять? Пфе! А кстати, что такое у нас с завтра?
- Испытывать его будут, - хранитель покачал красивой головой. - Неприятно, чтобы не сказать, опасно. Начальству, конечно, виднее, но - я бы не стал… Парень, конечно, хорошо воспитан, но ведь так и рехнуться можно…
- Нууу… - глубокомысленно муркнул кот. - Можно, наверно.
- Нет, ты сам подумай, - хранитель внимательно глянул коту в глаза, - он же отца любит. Верит ему, без разговоров, а тут такое… Нет, я бы не стал.
- Поэтому ты - хранитель. А не высший чин. А я - кот. Будем свое дело делать, и будет нам счастье, - кот сел на ветке, заинтересовавшись. - Что вообще делать-то надо? И учти, мать мальчишки обижать не дам. Серьезно.
- Вот и я о том же. - Хранитель положил тонкую руку на кошачий загривок. - Ты оставайся в доме, а я уж как-нибудь там выкручусь. И гори оно все огнем!
-Ладно, ладно, - муркнул кот, уворачиваясь от почесывания за ухом, - Не надо учить меня жить. Дома, значит, дома. Но ты мне там смотри, если что! - Кот потянулся, провел по коре лапой с выпущенными когтями. Хранитель усмехнулся, глядя на глубокие царапины в дереве.
- Вот и договорились, - и, таки цапнув возмущенного кота за шкирку и дружески потрепав, хранитель растаял в синей уже темени. Кот принялся яростно вылизываться, попутно размышляя, как же ему завтра правильнее действовать.
… Сарра посмотрела из-под руки на залитую утренним солнцем пыльную дорогу с двумя далекими фигурками. Большая и основательная, а рядом - маленькая и хрупкая. Мужчины ушли по мужским делам. Правда, отец что-то уж очень темнил и изворачивался, глаза прятал, как никогда. Что они задумали? Малыш поднялся ни свет ни заря, даже не завтракали, и лепешки не взяли, вчера ведь пекла… Ой, нехорошо-то как, прямо все сердце щемит с утра, а надо и до вечера дожить…. Авраам, старый ты дурень, хоть бы знак подал какой-нибудь, все облегчение.
Нет, за дровами так не уходят, я не первый день живу. И на верхние луга тоже, по этой дороге только в гору. А что там делать, в эту гору? Ой, как же нехорошо! Исаак бы маме не соврал, он воспитанный мальчик, видать, папа и ему не говорил. Знает, что мать у ребенка спросит… Что же у него стряслось такое, ой, Боже мой?
Сарра взмахом руки согнала ящерицу и села на прогретый солнышком камень у овечьего водопойного корыта. Надо бы заняться делами - а ведь никакой силы нет! Ну и пусть, переживем без сыра и без всего переживем, только бы этот жуткий день закончился. Страшно как, Господи, хотя вроде бы и не с чего… Сарра вытерла глаза уголком платка - ой, как нехорошо на душе!
- Сынок, сынок, - прошептала Сарра, - ты бы не ходил никуда?
Большой белый кот, на Сарриной памяти ни разу не расстававшийся с ребенком, вывернулся откуда-то из-за угла, подошел и потерся об коленки. Сарра подняла кота на руки, прижала к груди.
- Ты-то почему с ним не пошел, котик? Не взяли тебя? - Кот пискнул, соглашаясь.
- Вон оно что… Значит, нельзя? Ты же за ним должен смотреть, как Он велел?
Кот опять пискнул. На этот раз Сарра поняла звук как «ну, велел, теперь не велит». И понимающе покивала: - Вон оно как… Значит, Он… Ну, хоть сам-то поможет, если что?
Кот издал долгое ободряющее «мрррр». И ткнулся мокрым носом в мокрую саррину щеку. Ты, мол, хозяйка, подожди плакать, - обойдется. Я точно знаю.
Сарра устроила кота на коленках поудобнее, положила худую темную старушечью руку между белых ушей и оба стали ждать. Кот тихонько мурлыкал разные успокоительные песни без слов, Сарра смотрела на дорогу, сначала сквозь пелену слез, а потом просто смотрела. Раз кот знает, что все хорошо закончится, зачем тогда мучиться, нужно только подождать. Кот врать не будет, он не умеет. Все будет хорошо…