Вот он, почти новый, с ровной крышкой, ещё не намоченной Гондурасскими дождями, не запыленной Перуанскими песками, и не видевший Бразилии, где он так и остался.
Коля тянется поцелуем к жене, Лёня подмигивает сельской красавице, а я просто по дурацки улыбаюсь. Диана спрашивает совета у бабы Уляны - стоит ли заводить ребёнка в этом году.
А что же на самом деле скрывается за этими улыбками, поцелуями, подмигиваниями?
Читатель ждёт всяческих безобразий, немножко нижнего белья, ругательств и взаимных обвинений.
А их нет и не будет. Улыбки, поцелуи и всё прочее настоящее и искреннее. Если не верите, они скреплены печатями многих организаций - от важных консульств Латиноамериканских стран до простой Никарагуанской прачечной. Сертификатом для этих улыбок - счётчик пройденных нами километров, количество вместе спетых песен и сыгранных спектаклей. И не так важно, что произойдёт потом, главное - что уже произошло.
А вот что для меня был табурет? Обуза китайским Мандарином у меня на плечах? Бездушная деревяшка? Или священный символ нашего путешествия? Что будет если его не будет?
Поначалу, и правда, ездить с ним было одно мучение. Тяжёлый, неудобный, всё время грозился упасть с рюкзака. Он постоянно забывался, мешался под ногами, не влезал в транспорт. Ну что с ним делать? Дня сдачи его на поруки каждый ждал с нетерпением. Совершенно безумная затея тащить этот табурет. Ладно хоть есть не просит, как Магда.
Но немного походив с ним по свету, приноровившись к ношению и даже сдружившись, вдруг, начинаешь ловить себя на мысли, что чего-то не хватает. Что-то забыл. Даже если табурет за тысячу километров важно восседает на закорках у товарища. Ведь на табурете можно сидеть, стоять, под ним можно жить, накрыв простынёй, или прозаично застелить газеткой и раскладывать бутерброды с авокадо. Тут и стул, и стол, и дом. К табурету привыкаешь, и он уже как часть снаряжения, или как рука или нога. "Мажу маслом бутерброд, сразу мысль - Как народ?" - точнее табурет.
Он шагал с нами по улицам Нью Йорка, подпевал нам в метро Торонто, пролетел всю Канаду из края в край до самого Ванкувера с Колей и Валей. Проехал в знаменитой "Хонде Одессе" половину США, стоял на краю Великого Каньона, забирался на пирамиды Чичен Ицы и спускался к священному озеру Атитлан. Табурет слушал сказки индейцев Мачу Пикчу, рассказывал небылицы за вечерним столом в Санта Крусе, привязывался, любил, спешил и задерживался. Целый год он жил неспокойной жизнью скитальца и, как все мы, терял и находил, рос и падал, менялся вместе с нами, худел и поправлялся, старел с каждым днём и молодился, завидев на горизонте новых слушательниц необычайных историй.
Но год для обычного табурета фабрики "Дружба", это очень много, и даже усиленный металическими уголками, наш друг стал изнашиваться, дряхлеть, болеть. Сначала, подхватив с виду неопасную плесень и поотбив уголки, он держался бодряком. Отказывался от лекарств и ни за что не хотел, чтоб его считали слабым звеном. Даже выкинул мягкое сиденье, чтобы выглядеть пожёстче - эдаким Крепким орешком. Но болезнь прогрессировала, появились провалы в памяти и в крышке. Затянувшийся недуг дал свои плоды - в очередном приступе табурет скрутило так, что на нём невозможно стало сидеть. Он перестал выполнять свою природную функцию, а затем и окончательно сдал, потеряв крышку. В этот момент, табурет забыл себя - "Кто он, что делает на другом краю Земли, кто эти люди вокруг? Что-то не в порядке у них? Откуда разногласия, если все, вроде, идут вместе? Что за фестивали и куда меня несут? Что-то знакомое во всём этом, но никак не могу вспомнить что..."
Табурет ослеп, мир растворился в сером мареве и он уже не понимал что происходит и не видел ничего вокруг себя.
Но забытье продлилось недолго, получив новую крышку, табурет вдруг вспомнил всё! Он вспомнил, для чего рождён. Что он свободен, как настоящий бразилец, что он создан для карнавала, для музыки томными вечерами в Рио. Он для любви и страсти, для скрепления прочных союзов и тайных измен. Он для того, чтобы нести на себе прекрасных бразилианок, танцевать самбу и греться под жарким солнцем Баийи. Он для того, чтобы каждый день вдыхать сытный запах фейжоады и мокеки на кухне доброй мулатки, украдкой облизывать случайно упавшую на него каплю сладкого мингау и притопывать ножками от удовольствия, попробовав асаи. Он понял, что не хочет быть знаменем и фетишем для людей, которых он и так уже не обьединяет. Ему не улыбалось стоять на скале, где его будут обдувать ветра двух океанов, символом чьих бы то ни было амбиций, обжигаемый холодом Антарктиды, старея и разрушаясь в полном одиночестве, становясь, иногда, темой для пары интернет-фотографий с проходящих возле мыса Горн туристических кораблей. Подгадав момент посреди штата Минас Жераис, он распахнул на полном ходу багажную дверь автобуса и шагнул в тёплую ночь, прихватив с собой в качестве сообщника рюкзак, к которому привязался не только душой, но и всеми ножками.
Нет, он не покончил жизнь самоубийством, он начал новую, полную интересных событий, весёлых людей и праздника под названием Бразилия.
Да, так а самое главное? Что же будет, если табурета с нами не будет?
Путешествие немного напоминало знаменитую кашу из топора, в нашем случае - из табурета. Так сварим же хорошую кашку в Ушуайе!