Глава 15.
Весь тот сезон их приводили к нам. Скорбных вдов с повешенными мужьями и кричащими младенцами. Седовласых бабуль с беззубыми ртами и свирепыми взглядами. Сыновей фермеров с посуровевшими лицами, отданных теперь в ученье ремеслу мщения.
Их выгoняли из разорённых, сожжёных домов и бросaли на произвол судьбы умирать. Значительная часть наcеления западного Миссури состояла теперь из жалких, потрёпанных жизнью граждан.
- Погляди-ка на них, - сказал Кейв Уайатт, - Чёртовы янки морят детей голодом, чтобы досадить бойцам. Подлые это игры.
Да, они были подлыми, но мы играли в них на том же поле.
В том жe кошмарном месяце июле федералы арестовали сестёр Чёрного Джона. Тюрьмой им служил второй этаж ликёрного склада в Канзас Сити.
Чёрный Джон рвал и метал, и клялся, что заставит их дорого заплатить за такое нарушение правил. Разразившись гневной проповедью, обещавшей всякие ужасы, он грозился совершить чудеса против целых армий.
Однажды утром я увидел Чёрного Джона причёсывающимся, держа перед собой ручное зеркало. Всмотревшись в своё отражение, он сказал: "Как поживаете, Чёрный Джон?" Затем он улыбнулся и ответил сам себе: "Чертовски хорошо, мистер Амброуз, чертовски хорошо".
На некоторое время мы снова вернулись к синей форме янки. Трюк был прост, но работал безотказно. Двадцать или тридцать наших ребят подъезжали к скауту-федералу, и Джордж Клайд спрашивал у него: "Как идёт охота за мятежниками, лейтенант?" Не успевал тот ответить или внимательнее присмотреться к нам, что могло бы вызвать подозрения, как мы расстреливали его в упор, отправляя прямиком на тот свет. Такой обман был делом не слишком благородным, но удавался почти всегда.
Я не видел Сью Ли уже несколько месяцев. Я знал, что её отправили в округ Генри, и она жила там у родных Говарда Сэйлса. Я часто вспоминал о ней, но не слыxал ничего нового, пока Говард не подошёл ко мне в лагере и не сказал: “Эта девчонка Сью Ли беременна, Родел”.
Его лицо хранило строгое выражение.
- Беременна? - сказал я, - Я не знал.
- Ну так теперь ты знаешь, чёрт побери, - Говард сплюнул и гневно воззрился на меня, - Тебе лучше жениться на ней, парень. Неладно оно будет, если не женишься.
- Мне? - сказал я, - Нет, мне ни на ком жениться не надо.
- Не надо? - Говарду Сэйлсу было лет тридцать или даже больше, и юношеские замашки его товарищей частенько приводили его в раздражение, - Такой, значит, ты человек, Немчик?
Моё лицо, наверное, тоже посерьёзнело при этом, и я сказал:
- Я позабочусь о ней, Сэйлс. И ты уже наговорил мне достаточно грубостей.
Он усмехнулся:
- Ты с ней что, поиграл и бросил, Немчик? Мы не хотим там дома скандала на нашу голову. Девице нужен муж, и побыстрее.
- Всё будет устроено, - сказал я, - Когда можно будет.
Он смягчился, услышав мои слова.
- Это всё, о чём я прошу, - сказал он, - Я понимаю, что сейчас нельзя. Дьявол, мы все в своё время дел натворили, - Он шутливо ударил меня по плечу, - Знаешь, там все очень хорошо к ней относятся, ты не сомневайся.
- Да я никогда и не сомневался.
Позже тем вечером я рассказал Холту о затруднительном положении Сью Ли. Он вытянул свои толстые губы и уставился в землю, погрузившись в глубокую задумчивость.
- Может, так будет лучше, - наконец, произнёс он, - Я тут обдумал это дело с разных сторон: может статься, она будет тебе хорошей женой.
- Мы тут кое о чём забыли упомянуть, - сказал я, - А что, если она не захочет выйти за меня? То есть, даже если я бы и хотел жениться на ней, она, может, за меня не пойдёт.
Наверное, у него где-то промелькнула мысль, что я был или пессимистом, или дураком, но одно было ясно как день - он пришёл к выводу, что соображал я туго.
- А как такое может случиться? - спросил он.
В это время мимо нас проходил Джордж Клайд, неся жестянку бобов. Он остановился рядом с нами с написанным на лице любопытством.
- Вы двое неплохо спелись, как я погляжу, - сказал он. Он окинул нас обоих взглядом, и мне показалось, что он нашёл себя с нами пятым колесом в телеге, - Зима прошла, и вы стали что две старые перечницы - регулярно хором челюстями шамкаете.
Я рассказал ему насчёт Сью Ли. Он рассмеялся, добавив: “Чёрт, это у неё ребёнок от Чайлза - по крайней мере, мне так кажется”.
Я только кисло взглянул на него.
- Не говори мне, что он от тебя, даже если он - твой.
- Нет, не мой.
- Тогда не будь идиотом, Немчик. Женись на какой-нибудь девчонке, которая беременна от тебя - это, на мой взгляд, приятная часть.
- Если ты так считаешь, значит, так оно и есть, - сказал я, - Я сам не знаю. Может, я ещё не созрел до женитьбы на ком бы то ни было. Может, мой удел - оставаться холостым.
- Ага, - подтвердил Клайд, одобрительно кивая головой, - Так оно, Немчик, ещё лучше. Рассуждаешь верно, парень.
Он сказал, что я рассудил правильно, и, возможно, это было правдой, но я задумался, а в какую сторону меня понесёт, если я опять увижу её милый отколотый зубик, или этот пленительный шрам у неё на лбу, или eё жаркие, тёмные глаза.
Федералы не давали нам сидеть на месте. Крупные соединения синемундирников заходили на нашу территорию, и мы рассеивались по местности, чтобы собраться потом на рандеву в районе поспокойнее. Часто нескольких бойцов, которых там ожидали, не оказывалoсь на месте, и мы понимали, что их уже не было в живых.
Добрая порция Миссури представлялась нам теперь именно в таком стиле. Нас встречали целые поселения битого стекла и пепла. Только каминные трубы и оставались стоять, единственное, что уцелело в смерче разгрома. Дороги были запружены беженцами, ограбленными до нитки, в последней рубахe на плечах.
Увиденное забирало весь ветер из наших парусов.
Там, где у нас были шансы, мы наказывали врага. Но их было так много, а нас - мало. К концу лета мы уже чувствовали, что будем разбиты. Кроткими овечками мы из-за этого не стали, но на градус, другой, упали духом.
Многие из нас встретили жестокую смерть.
Под Остином в округе Кэсс после изнурительной скачки в адскую жару мы наткнулись на двух старух в засаленной одежде. Старушенции направлялись в Техас, но, судя по их виду, могли туда и не доехать. Окинув нас взглядом, одна из них сказала другой;
- Мятежники, Айзиз. Эти люди - мятежники.
- Вижу, чего уж там, - сказала вторая бабуля, - Когда помочь-то уже поздно, они горазды кулаками махать.
У Чёрного Джона, кивнувшего женщинам, их сарказм вызвал некоторое раздражение.
- Покажите нам, где тут янки, леди, и мы атакуем их.
Старухи угрюмо смотрели на нас. Одна из них указала на тропу, ведущую на восток, и сказала:
- А вы идите этой дорогой, мистер Бушвакер, пока не увидите сгоревший амбар. Дальше за амбаром будут деревья. Там вы найдёте для себя кое-что интересное.
- И что же это может быть? - спросил Чёрный Джон.
- Ах, да мятежники. Там болтаются без дела мятежники.
Мы проследовали указанным путём и упёрлись прямо в старушечий каламбур. Высоко в ветвях, разложившиеся до неузнаваемости, там качались семеро повешенных повстанцев. Это было мрачное зрелище, внушающее суеверный страх. Трупы свисали меж листьев, как грязные побрякушки в лохмах отвратительной потаскухи.
- Сдаётся мне, это Картер Макфи - сказал Кейв Уайатт. Кейв смотрел на верхушку высокого дерева, - Сдаётся мне, это Картер Макфи и братья Прайсы. Хотя я не уверен. Они все были у Квонтрилла.
Времени было достаточно, и поэтому мы провели его в христианских трудах на земляных работах. Янки вешали людей в такой манере, чтобы помучить местных патриотов и поиздеваться над ними. Но эти убийства придавали нам решимости продолжать борьбу. Любой южанин или заблуждавшийся федерал, которого ловили хоронящим экс-мятежников, был расстрелян на месте солдатами. В результате такой политики многие мёртвые южане месяцами гнили у всех на виду.
Сегодня мы сделали всё, как полагается, но мне показалось, что ребята занервничали, получив возможность заглянуть в своё собственное будущее.
По прошествии определённого времени начинаешь задумываться о подобных вещах. В таких случаях я нередко ощущал у себя на плече мёртвую руку Джека Булла, давящую на меня тяжестью мрачных воспоминаний. Всё это лишь наводило на меня тоску, и, несмотря ни на что, грустные мысли продолжали возвращаться ко мне. С горькой памятью так всегда: как ни старайся оставить её позади, далеко от неё всё равно не уедешь.
На самом деле последней каплей стало обрушение женской тюрьмы в Канзасе Сити. Девушек расплющило, как лепестки роз между страниц семейной библии. Юнионисты ослабили стены, сделав подкоп под фундамент, и добились таким образом того, чего хотели, а именно, смерти наших родных.
Две сестры Чёрного Джона были убиты, а третья осталась калекой. Погибло ещё пятеро истинных южанок, и в их числе - мать Райли Кроуфорда и жена Питта Макесона.
На Чёрного Джона эта весть произвела ужасное впечатление. Я тоже воспринял её неважно. Бушвакеры и выжидающие, и даже некоторые федералы, узнав об этом, восприняли её не лучше. Вдоль всей границы между севером и югом вскипал гнев и замышлялись безумные планы отмщения.
Федералы перешли последнюю сдерживающую нас черту, и можете мне поверить, что с такими, как мы, не стоило обращаться подобным образом.
Это было сумрачное и грозное собрание. Ребята из всех групп были возмущены известиями о раздавленных женщинах и смерти наших товарищей, и безнадёжной войной.
Наша группировка, в которой смешались люди Амброуза и Клайда, была одной из групп покрупнее, но самым большим было соединение Квонтрилла, насчитывающее около ста двадцати покрывших себя славой бойцов. Некоторые группы были просто отрядами, состоящими из членов одной семьи.
У капитана Квонтрила была репутация, хорошо известная по всей нашей территории и в некоторых отдалённых концах страны. Он обладал женственной внешностью, тонкими чертами лица и прикрытыми тяжёлыми веками глазами. Убивал он при первой возможности, оптом и в розницу. Многие относились к нему с любовью.
- Патриоты Юга! - провозгласил он с телеги, - Пришло время ответить ударом на удар. Янки полагают, что они могут выживать наших людей из их домов и убивать нас безнаказанно. Они забрали себе в голову, что мы не мужчины, а беззубая кучка представителей мужского пола, позволяющих убивать наших женщин, когда им заблагорассудится, просто из спортивного интереса. Ну, так это не так, и нам всем это хорошо известно. Мы едем в Лоренс, чтобы истребить крыс прямо в их норе!
Внушающие страх слушатели при этом прокричали "Ура!", ибо Лоренс являлся местом, которое нам больше всего на свете хотелось стереть с лица земли. Но я посмотрел вокруг на смешавшиеся банды головорезов и подумал, что сказать - одно дело, а вот исполнить это будет задачей потруднее.
Я подошёл к Джорджу Клайду, осклабившемуся в предвкушении приключений.
- Джордж, - сказал я, - Лоренс в сорока пяти милях отсюда в глубине Канзаса. Там нас ждёт неизвестно сколько армий, и у нас там совсем нет друзей.
- Точно, Немчик! - весело подтвердил Клайд, - Мы устроим этим ублюдкам сюрприз. Они там дрыхнут, как сурки, думая, что нам до них не достать.
Я не стал спорить с Клайдом по этому поводу, но оказалось, что многие разделяли мои мысли. "Мы никогда не вернёмся назад, - сказал Кейв Уайатт, - Даже если мы доберёмся туда, потом в прериях они изрубят нас на куски. Но я так думаю, что этот город будет долго нас помнить".
Бродя по лагерю, я слышал много отголосков подобных настроений. Почти все были уверены, что свой последний вдох они сделают до конца этого путешествия. Там нас ждали полчища федералов, и мы думали, что видим Миссури в последний раз.
По всему выходило, что в городе случится лютое побоище, уличные бои с янки, и всё это потом закончится формой массового самоубийства, когда подоспеют их регулярные армии. Такое состояние умов подпитывалось льющимся рекой виски. Тупые и самонадеянные дела лучше всего совершать на пьяную голову, считали мы, и наливались бормотухой.
Всю ночь перед выездом мы продолжали, не просыхая, буянить в предвкушении приключений, и спали поэтому мало. Я обнаружил себя выпивающим с незнакомцами, едущими по той же стороне дороги, и увидел вблизи некоторых из тех, кто успел прославиться. По лагерю шатались Фрэнк Джеймс с Колманом Янгером, и Кит Далтон точил лясы с братьями Башемами и Пенсами, и Пэйном Джонсом, и Пейтоном Лонгом. Широкая известность этих людей далеко превосходила всё, чего удалось добиться большинству из нас, и они ходили вразвалку по лагерю, пьяные в дым и ни чем особенным не отличающиеся от всех остальных.
Присутствие в рейде таких нешуточных людей внушило мне уверенность в своих собственных силах.
- Холт, - сказал я, - В летописях этот отряд когда-нибудь назовут спартанским.
Холт, нарезавшийся пойлом, глянул на меня, и, еле шевеля языком, сказал:
- Правда, что ли? Мне нипочём не узнать.
К рассвету я настолько нагрузился, что перестал обращать внимание на всё остальное. Квонтрилл повёл нас на Лоренс рано утром. Нас насчитывалось триста с лишним конных, и вид мы имели грозный: длинные волосы южан, стелющиеся на ветру из-под мягких шляп, разношенные рубаxи с каймой, богатый урожай торчащих отовсюду пистолетов и обросшие щетиной лица с красными от сивухи глазами.
Я присоединился к отряду разведки во главе основной группы. Джордж Клайд ехал впереди, будучи знакомым с этой местностью, где он ранее участвовал в стычках с канзасцами Джима Лэйна. Его взгляд постоянно перебегал с одной вехи на другую, и он кивал, находя их на старых местах.
Солнце не знало пощады. От запёкшейся почвы поднимался жар, и лошади храпeли. Земля была сравнительно ровной и бедной на тенистые деревья.
К полудню мы добрались до южной стороны Спринг Хилла в штате Канзас. Капитан Квонтрилл объявил привал. На протяжении последующих нескольких миль располагались заставы федералов, и, согласно его плану, мы должны были проскользнуть мимо них ночью. Мы разбрелись вокруг покрытого ряской пруда и, пока не стемнело, атаковали виски.
Мой мозг, подстрекаемый пойлом и усталостью, сбросил с себя оковы и извлёк на поверхность ненужные мне идеи. Во мне проявилось весьма нежелательное качество: мне стало жаль себя. Мне стало жаль себя и свой удел. Самокопание с таким паршивым результатом не входило в число радующих меня черт характера, но оно было тут как тут, притаившееся у меня между ушей. Жизнь представлялась мне одним протяжным стоном.
А не был ли я и в самом деле больным на голову, задумался я. Я взглянул на моих товарищей; некоторые из них были заняты швырянием камней в лягушек, в то время как другие смазывали пистолеты или шептались с бутылкой. Увиденное заставило меня задуматься о том же, только ещё явственней.
Малыш и Рэй Хадспеты присели со мной на минуту. Эти ребята смотрели на вещи с оптимизмом. Малыш сказал:
- Слышь, Немчик, в Лоренсе есть магазин "Деликатесы и одежда Буша". Он битком набит отличными тряпками, копчёными окороками и вкуснющей выпечкой. Первым делом мы собираемся его очистить. Пойдём с нами, а?
- Может, и пойду.
- Вот и ладно. Ты не промахнёшься, - остекленевшие глаза Бэйба закатились, и он рассмеялся, - Если мы-таки доберёмся до дома, мы будем богатые шмотьём и хавкой.
- Это точно, - сказал Рэй. Он был немного старше Малышa и посдержанней, - Не могут же они расчитывать прикончить нас всех до одного.
Когда мир потемнел настолько, чтобы в нём стало можно перемещаться незаметно, мы вышли на марш. Мы объехали кругом заставу в Спринг Хилле, и, хотя мне показалось, что нас заметили, мы не столкнулись ни с какими трудностями.
Я чувствовал резь в глазах, и их нелегко было держать открытыми. Туман довольно ловко выбирал, куда поставить копыто, но каждая встряска оставалась встряской. В хвосте отряда пьяные пели песни, пока их не угомонили. Тут и там слышны были обрывки случайного смеха. "Я ещё не отошёл после того, как мне у Блю Кат чуть яйца не отстрелили, - услышал я чей-то голос, - Но я не пропущу такого и за шесть куриных крылышек". Незнакомец ударил меня по плечу и протянул бутылку: "Глотни-ка виски, приятель, - сказал он, - Глаза оно от гнуса не защитит, но он тебе покажется милее". Я принял его лекарство и погрузился в пьяную хмарь глубже, чем мне того хотелось.
До Лоренса добираться надо было всю ночь. К полуночи мы заблудились. Командиры, посовещавшись, решили завербовать проводника. Хозяина следующего же дома у нас на пути выволокли во двор и велели указывать нам дорогу до тех пор, пока он знал, куда идти. Когда он тоже заблудился, здоровенный рыжий мужичина по имени Прингл перерезал ему горло, и в следующем доме мы взяли себе нового проводника.
Скоро я едва мог держаться в седле. Чтобы не сломать себе шею, я попросил Холта привязать меня к луке седла на случай, если я забудусь и упаду с лошади. Многие ребята закрепились точно так же. Поход получался не из лёгких.
Я клевал носом верхом на лошади, приходя в себя на минуту, другую и видя сны ярче, чем всё, с чем я когда-либо сталкивался наяву. Это было странное состояние, в котором я тогда пребывал; мои видения оставались отрывочны, и мои мысли отлетали рикошетом от того, что я видел или думал, что видел.
Долгое путешествие протекало причудливым образом. Мои глаза открылись, чтобы увидеть стоящего под факелом на коленях лысого человека, за чей язык держалась рука одного из наших. Это не разбудило меня. "Да, точно, - послышался тихий голос, - Я из Либерти, с Джарреттом буду. Я жил в Либерти, пока мог". Чья-то рука толкнула меня, и я, очнувшись, узнал Кейва Уайатта: "Видим сладкие сны, Немчуркин? - спросил он, - Ты так мирно спал, что я не мог удержаться". К ритму лошадиного аллюра тоже можно привыкнуть. Вы не проснётесь, даже когда смерть заглянет вам в глаза. "Матушка, - сказал я по-немецки то ли во сне, то ли наяву, - Посуда во дворе, где я её бросил. Я не хочу её мыть. Джек Булл посуду не моет. Я хочу ловить бобров в горах, как Джим Бриджер". Моя лошадь остановилась перед ещё одной факельной сценой, и завершение остановки разбудило меня. "Ты кругами нас водишь, ублюдок немецкий?" "Нет, нет, - умолял тот, - Клянусь, не знаю я никаких кругов". Я видел, как его забили до смерти, и мы отправились дальше. Я просто не мог не спать. Мои веки были тяжелы, как плотные занавеси. Поблизости от меня кто-то сказал: "Не трогай его, Джим. Он - немец, но он свой. Он уже давно с Чёрным Джоном". Позже, не знаю точно когда, меня подтолкнул локтем Холт: "Помнишь Джека Булла?" - спросил он. "Да", - ответил я. "Я тоже", - сказал он и поехал рядом. Я вернулся туда, где я был, спрашивая себя, а случился ли вообще этот разговор. Приближался стук копыт. Я узнал голос Чёрного Джона, объезжавшего колонну. "В живых никого не оставлять", - говорил он, - "Время живых ушло. Ни один, достаточно взрослый, чтобы взвести курок, не должен остаться в живых, ребята. Ни один". У меня перед глазами вдруг встала живая картина: я увидел, как Алф Боуден стреляет моему отцу в шею и гонит затем истекающего кровью старика-чужеземца по главной улице города, пиная его сапогом, мимо Эйсы Чайлза и Джексона Эванса. Я увидел себя и Джека Булла сидящими на одеяле у разгоревшегося костра, играя в фараон с немецким мальчишкой, застреленным мною в спину, и несколькими раздавленными сёстрами.
Это привело меня в сознание. Я пришёл в себя и в себе остался. Поискав глазами и найдя в колонне Холта, я подъехал к нему. Он спал. Его подбородок упирался ему в грудь, и он храпел во сне. Я растолкал его и сказал: "Не принимай его близко к сердцу, Холт. Это всего лишь сон".
Он медленно кивнул мне, и его голова снова опустилась ему на грудь.
Со мной поравнялся незнакомый мне человек Квонтрилла, одетый в красную рубаху. Его голова безостановочно тряслась. "Чего им от нас надо? - сказал он. "У них своя земля, им незачем приходить сюда и помыкать нами. Чего им от нас надо?"
У меня не нашлось для него ответа, кроме взгляда налитых кровью глаз, и он подъехал к следующему человеку и опять просил: "Чего им от нас надо?"