Представьте себе Рим времён императора Цезаря. На форуме открывается выставка современного искусства, вход бесплатный. На выставку допускаются все свободные граждане, кроме проституток, лицедеев и представителей других позорных профессий. Цицерон собирается выступить с обличающим тредом, но утром его руки находят прибитыми к дверям форума, поверх афиши выставки современного искусства. Голову Цицерона находят позднее. Намного позднее.
Представили себе картину?
«Ghoulubs», based on the cherubs in Raphael's «Sistine Madonna». Hillary White, 2012.
И вот уже Средние века, Франция, королевский дворец. Французский король - давайте не называть его имени - заказывает придворному художнику написать сюжет «Рука Цицерона в современном искусстве». А художник, допустим, Жорж Константинопольский, знает об этом всё то же, что и мы с вами. Перед живописцем рождается дилемма: долго и нудно выписывать портрет римского философа в окружении неких исторических экспонатов, или же сверстать в средневековом фотошопе афишу выставки современного искусства, окунуть в киноварь свою правую ладонь и поставить на распечатке кровавую пятерню - работа готова, можно сдаваться и ехать на дачу - пятница, вечер.
«Alien the Terrible», based on Ilya Repin's «Ivan the Terrible And His Son Ivan». Hillary White, 2012.
А тем временем на царском подворье в России проходит ежегодный ярморочный вертеп со специально приглашёнными гостями из образованной немчуры. Ихний заправила намерен удивить русского самодержавца, для чего и устраивает артаксерксово действо - одноактное представление по библейской тематике, без антракта. При постановке немец совершает ошибку № 4 из Наставления для начинающих театральных сценаристов - чрезмерно длительное развитие сюжетной линии. Действо длится без малого 10 часов кряду - повторюсь ещё раз - без антракта.
Царь высидел весь сеанс. Вежливо поинтересовался, кто автор. В полнейшей тишине зала получил ответ - больше всех внимал царю и вращал очами царский конферансье, ответственный за приглашение иностранца.
Снедаемый глазами бояр, царь задал гастролёру уточняющий вопрос: как подобные действа принято ставить в германиях и много ли оные собирают в широком прокате? Затем внимательно выслушал ответы на немецком. Помолчал. Сдержанно ответил:«Спасибо». И в этот самый момент молчавший до сих пор царский конферансье, не в силах более себя сдерживать, закричал: «Виват!!! Виват!!! Комедиантен данке!!» И рассыпался в аплодисментах. Чуть ладоши себе не отбил.
Царь сдержался и сейчас. Однако, уже утром третьего дня ладоши конферансье волочились за телегой, везущей немецкого театрала в сторону западной границы. Теперь мы знаем, что первая художественная постановка в России шла 10 часов, не прерывалась курительным антрактом и навела тревожный смысл на пословицу «работать не покладая рук».
«Bert et un de ses freres», based on the painting «Gabrielle d'Estrees et une de ses sœurs». Hillary White, 2010.
Но, давайте теперь представим, как в оккупированной нацистами Чехословакии, никому ещё не известный Клаус Штапспедалли проводит испытание самоиграющего бронированного рояля Стейнвей. Звукоизвлекающий механизм рояля имел двойное питание - от электрической сети через тороидальный трансформатор и от ручного завода посредством кривого стартёра. Самоиграющий рояль Штапспедалли существенно проигрывал своим классическим аналогам по акустике и репертуару, зато был неуязвим перед всеми современными видами ручного стрелкового оружия и осколками гранат и при полном заводе мог самостоятельно исполнять полутораминутные музыкальные фрагменты.
Первую публичную демонстрацию самоиграющего бронированного рояля Клаус Штапспедалли проводит оккупационным властям в здании Архива города Брно. Немцам рояль нравится, младшие офицеры смеются над прыгающими клавишами, садятся за работающий инструмент, изображая пианиста. Чешского инженера хвалят. Следующую демонстрацию, уже для старшего офицерского состава, назначают тремя неделями позже. На это время Клаусу Штапспедалли дают задание механизировать также педали и крышку рояля.
Отпущенное время он провёл в работе: установил тяги к педалям, механизировал клавишную крышку и нарастил спиральную пружину. И увеличил мощность исходящих каскадов. Последняя фраза ничего не значит, мне просто нравится звучание слов.
«The Anatomy Lesson of Dr. Bird», based on Rembrandt's «The Anatomy Lesson of Dr. Nicolaes Tulp». Hillary White, 2010.
От скучных инженерных подробностей давайте перейдём к самому интересному. Три недели спустя, за день до открытия передвижной выставки современного искусства, Клаус Штапспедалли заводит кривым стартёром свой модифицированный бронированный рояль перед оберстлейтенантом Вильгельмом Кемпфом. Присутствовавший на прошлой демонстрации унтерфельдфебель Герхард Хорст надеется на одобрение командира и предвкушает увольнительную. Напомню: завтра в городе Брно открывается передвижная (кочующая) выставка современного искусства земель Моравии и Силезии - толпа народу, солдаты при параде, местные девушки наденут свои лучшие наряды.
«The Best Supper», based on Hans Holbein the Younger's «The Last Supper». Hillary White, 2012.
Между тем, усовершенствованный рояль начинает исполнение 5-минутного фрагмента Апассионаты - клавиши прыгают как живые, ритмично дергаются педали, сам Штапспедалли лихо наяривает кривым стартёром, будто шофёр из немых фильмов Чарли Чаплина. Немецкий офицер с недоверием смотрит на покрытый заклёпками, будто мурашками, рояль. Смысл бронирования музыкального инструмента от него ускользает, как и выбор музыкального фрагмента - соната № 23 фа минор - любимое произведение советского идеолога Ленина. Офицер ждёт подвоха. Унтерфельдфебель Герхард не сводит глаз с сурового лица офицера и решается на смелый шаг.
«Song Of The Electric Mayhem», based on William Bouguereau's «Song Of The Angels». Hillary White, 2012.
Волевым стремительным движением он перекидывает винтовку за спину, в один прыжок оказывается у рояля и, приседая на невидимый стул, принимается изображать ресторанного тапёра. Унтерфельдфебель уверен - испытанная шутка вот-вот сработает и порадует командира. В ожидании, улыбаясь от уха до уха, он через плечо смотрит на старшего офицера. Кисти его рук бегают по прыгающим клавишам, Клопспедалли остервенело вращает стартёр, оберстлейтенант Кемпф кладёт руку на кабуру пистолета. Бах!
Это опустилась на клавиши механизированная стальная крышка весом 230 кг. И снова поднялась, открыв взору прыгающие клавиши, играющие теперь отрубленными кистями унтерфельдфебеля Хорста.
«Alice Meeting Humpty Dealer», based on John Tenniel's «Alice Meeting Humpty Dumpty». Hillary White, 2012.
Буквально на пару секунд унтерфельдфебель будто завис в воздухе - без рук, без опоры, сидя на несуществующем стуле. И медленно осел, заваливаясь на спину и брызгая из обеих культей фонтанчиками крови. Одна из отрубленных кистей упала вслед за ним на пол, а другая, с часами на запястье, продолжала скакать по роялю, подбрасываемая механическими клавишами. Бам! Снова хлопнула механизированная 230-килограммовая крышка.
Для подъема тяжелой крышки мощности электропривода уже не хватало и Клопспедалли был вынужден непрерывно вращать стартёр. Находясь по другую сторону инструмента, он так и не понял что произошло. Бам! Снова хлопнула крышка. Шокированный безрукий унтерфельдфебель наконец заорал. Бам!
«Alf Devouring His Cat», based on Francisco Goya's «Saturn Devouring His Son». Hillary White, 2012.
А на следующий день, перед открытием выставки современного искусства нацистский офицер расстреливает создателя бронированного самоиграющего рояля Клауса Штапспедалли как участника чешского сопротивления. Хотя он и чехом-то не был. Для чего он забронировал рояль, мы, разумеется, уже никогда не узнаем.
Но раз уж этот секрет останется навсегда не раскрытым, позвольте мне задать вопрос: что общего у всех этих историй? У Цицерона, французского придворного живописца, немецкого театрала и чешского подпольщика (не доказано) - что у них общего?
Если бы нацистский офицер, угрожая пистолетом, потребовал от меня ответа на этот вопрос, я бы сказал ему: Их нихт шпрехен зи дойч, немецко-фашистская гадина! Гитлер капут. Но вам я скажу по-другому. Их связывает преемственность в искусстве!
Любой бред, оформленный по классическим законам, может стать интересным, если актуализировать его референсами современной поп-культуры. Именно так и поступает американская художница Хиллари Уайт.
«Portrait of a Little Critter», based on Agnolo Bronzino's «Portrait of Giovanni de' Medici as a Child». Hillary White, 2012.
И тут вы можете спросить меня, что интересного я вижу в картинах Хиллари Уайт? И вот уже я попался в логическую западню, и над моей головой почти захлопнулась крышка рояля, но чу! У западни нету дна...
Мы все непрерывно падаем в пространстве художественного осмысления реальности. И нереальности. Мимо проносятся редкие шедевры и облака шлака, а наш взгляд и наш слух стараются задержаться на том, что вызывает эмоции. И так до самой земли. Бам!
И пока вы не задали следующий вопрос, я изложу гипотезу, согласно которой массовому зрителю всё труднее становится воспринимать оригиналы, испытанные веками образцы мировой живописи. Он их уже не понимает. Библейские сюжеты не известны широкой аудитории XXI-го века. А если известны, то непонятны. А если понятны, то не близки и потому не интересны. Другое дело - современные герои массмедиа и телешоу, массовый зритель знает про них всё.
«Nightmare at Café Terrace», based on Vincent Van Gogh's «Café Terrace at Night». Hillary White, 2011.
Современный зритель вырос не в церкви и не в Эрмитаже. Герой его детства - Микки Маус, а не младенец Христос. Имея в культурном багаже Диснея и Грейнинга, он с пониманием и любовью осваивает культурный пласт, паразитирующий на популярности многосерийной мультипликации. Но, посещая сайт выставки современного искусства, он скорее нажмёт лайк не под компьютерным гифом убегающей в 125-й раз мыши, а под вручную написанной Робертом Крайгом картиной иисусоподобного Мики Мауса - сюжетная сцена, достойная художественного осмысления. Вы спросите: почему? У меня есть ответ.
Он хочет видеть руку автора.
Серьёзному же зрителю для глубокого эстетического созерцания современного искусства требуются сразу обе руки.