К.Симонов. Белградские рассказы. 1. Старшина Ерещенко
К.Симонов || « Правда» №303, 18 декабря 1944 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: К подписанию Договора о союзе и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Французской Республикой (1 стр.). Договор о союзе и взаимной помощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Французской Республикой (1 стр.). От Советского Информбюро. Оперативная сводка за 17 декабря (2 стр.). Указ Президиума Верховного Совета СССР (2 стр.). У.Юсупов. - Хлопководство Узбекистана на под’еме (2 стр.). А.Костин. - Северо-восточнее Будапешта (3 стр.). Константин Симонов. - Белградские рассказы (3 стр.). СТИХИ: Дихан Абилев. - Дочь степей (3 стр.). НА ДЕРЕВЕНСКИЕ ТЕМЫ: И.Ширшин. - В избах-читальнях (3 стр.). Стефан Ендриховский. - Воссоединение польских земель в Польском государстве (4 стр.). Военные действия союзников в Европе (3 стр.). Положение в Греции (3 стр.). Заседание французского правительства (4 стр.). Обвинительный акт по делу главных военных преступников в Болгарии (4 стр.). Нарушение шведской границы немцами (4 стр.). Американский журнал о прибытии немцев в Мадрид (4 стр.). Деятельность общества «Финляндия - Советский Союз» (4 стр.). С.Маршак. - Речь на чемоданах (4 стр.).
# Все статьи за 18 декабря 1944 года.
1. Старшина Ерещенко
- Это было здесь же, в Белграде. На четвертый день боев. Наша восемнадцатая рота находилась в разбитом здании школы. Из-за стрельбы никакого прохода по улице не было - пробирались по дворам, вверх на крышу соседнего дома по пожарной лестнице и опять вниз.
Утром мы пошли за завтраком, только вернулись - приказ: наступать на другой квартал. Пошли в наступление.
По улице бьют два крупнокалиберных пулемета. Мы вдвоем с бойцом Абдулаевым перебежали через улицу. Обоих ранило в ноги, его сильно, меня легко, и еще немножко по голове царапнуло.
Перебежали. Ворота во двор заперты. Мы в окно под дом. Спрыгнули. Там темно. Я засветил фонарь. Было 8 утра.
Абдулаев дальше итти не мог. Ему совсем ногу перебило. Я его уже сам стащил в подвал. Его ранило выше колена. Я снял два брючных ремня с себя и с него и перетянул ему ногу. Говорю ему: «Не кричи, тише, здесь немцы. Убьют». И пошел наверх.
Вижу, проблескивает свет. Дверь на двор. У двери пулемет, направленный прямо на ворота, что были закрыты, и два немца. Я увидел их и сховался.
Тут у меня мечта, - что если я их не убью, то они меня убьют. Вынул пистолет и убил их обоих с расстояния пяти метров и обратно пошел в подвал.
А там Абдулаев просит пить.
«Откуда я тебе возьму. Подожди, полежи, сейчас найду вход в дом, достану тебе воды».
Пошел искать другой вход. Наверно, это был завод. Узкоколейка уходила в подвал. А вверх шли ступеньки. Чисто, пусто. Коридор поворачивает направо, а налево, оказывается, две комнаты. Зашел в них.
Слышу, кто-то идет по коридору. Скрылся за стенку, держа автомат. Подходит женщина-югославка, говорит:
- Здесь немцев нет.
Старая женщина, уборщица.
- А где немцы?
- Сейчас поведу.
И пошла по коридору, довела меня до окна. Там, снаружи, перед окном, огражденные камнями, лежат три немца. Старуха показала и ушла от греха.
Я бросил гранату в окно и взорвал пулемет и их убил двоих, а третий уполз.
Я стал выходить из комнаты. В это время в коридор по лестнице бросил гранату немец со второго этажа, но она меня не повредила. Я встал за выступ. Она прокатилась по ступенькам мимо меня и разорвалась ниже. Только все дымом заволокло по коридору.
Я пробежал быстро через коридор и открыл крючок на воротах. Когда я открыл их, через улицу были видны наши. Старший лейтенант Киселев и бойцы.
Я кричу им: «Дайте подмогу, я один остался, кругом немцы!»
Ко мне перебежали пулеметчик и стрелок, но его ранило. Добежал и лег. Мы его подняли и сразу в первый этаж перенесли.
Как они двое перебежали, больше никто не может перебежать - сильный огонь. Мы пошли по коридору и налево, в те комнаты, откуда виден дом, из которого немцы обстреливали всю улицу. Нам было видно, что на третьем этаже там приподнят железный занавес и оттуда бьет ручной пулемет.
Мы дали по ним две коротких очереди, и они замолчали. Но тут же в другое наше окно бросили снизу, с улицы, гранату. В комнате у нас были нары с матрацами. Граната разорвалась на этих матрацах, но пулеметчика все-таки ранило в плечо...
Я поверху, не снимая рубашки, перевязал его бинтом.
Потом спустился снова к Абдулаеву. Говорю: «Абдулаев!». А он опять просит: - Воды мне!
- Сейчас, отнесу тебя наверх. Берись за мои плечи.
Он взялся за мои плечи, обнял меня сзади, но не мог держаться и упал.
- Я, - говорит, - погибаю.
Я бегу вверх и говорю пулеметчику: «Там человек пропадает, пойдем».
Он говорит:
- Я тоже раненый.
Я ему говорю: «Это неважно, все мы тут раненые. Пойдем».
Мы с ним взяли матрац и пошли снова вниз за Абдулаевым. Так мы его и вынесли вверх на матраце. Сказали ему: «Сейчас мы принесем тебе воды». И пошли осматривать комнаты.
Всюду тишина. Дошли до последнего окна. Тут из противоположного здания по нас ударили из пулемета. Мы скрылись за стенку. Я выдернул кольцо и бросил гранату туда, но она не долетела и взорвалась под домом. Я вторую. Она влетела в окно, и больше мы ничего оттуда не слыхали.
Теперь мы уже свободно прошли мимо окна и в кухню. Там варилась фасоль, грелся чай и было ведро воды.
Я говорю товарищу: «Смотри кругом, пока я напьюсь воды и налью фляжку».
Я напился, потом он также напился.
Вернулись к Абдулаеву, дали ему воды, наконец.
Стало смеркаться. На улице мотор слышен - или танк или машина идет.
Смотрим, подошла немецкая самоходка и стала против самого нашего окна, - а гранат противотанковых у нас нет.
Я говорю пулеметчику:
- Я сейчас побегу за гранатами.
А самоходка подошла и начала стрелять вдоль по улице.
Я вернулся к воротам. Пулемет вдоль улицы бьет, и самоходка стреляет. Пройти никак нельзя. Кричу через улицу нашим: «Дайте гранату!». А они не слышат за грохотом.
Потом, как затихло, между двумя выстрелам, я опять закричал:
- Киньте мне гранату!
- Ну ладно, бросим, - кричат, - только сначала лови один запал.
Завернули в бумажку и бросили мне запал. Четыре метра не докинули.
Я по-пластунски подполз, взял запал, потом отполз. Тогда они прямо в ворота кинули гранату уже без запала.
Я поймал ее и бросился обратно по коридору в ту комнату, против которой стоит немецкая самоходка, вложил запал, дернул кольцо, бросил в переднюю гусеницу, а сам лег под окно.
Получился через три секунды взрыв. Я сразу поднялся. Два немца соскочили с пушки. Я выстрелил, одного убил, другой заполз за пушку. Пушка встала. Поставил пулеметчика наблюдать, а сам вернулся вниз, дал двум раненым воды. Потом выбежал через двор к воротам. Вдоль улицы бьет еще пулемет, но уже в темноте. Даст очередь и молчит. Все-таки легче.
С той стороны улицы в парадном наши сидят, но перейти им ко мне нельзя. А у меня трое раненых, только я один на ногах, потому что пулеметчик в последнее время тоже лег без сил - у него слишком много крови из плеча вышло. Надо им всем помощь поскорей оказать.
Тогда я вынес из комнаты, где были нары, три тюфяка на двор к воротам. И Абдулаева и другого раненого снес вниз и положил на тюфяки. Пулеметчик, правда, сам сошел и лег.
Я с кухни взял веревки, - там веревок много было, - и ковшик тяжелый железный.
Пулеметчик меня спрашивает: - Что ты делаешь?
Но я ничего не сказал ему: времени не было у меня с ним разговаривать.
Взял нож, проткнул в двух местах тюфяк, где Абдулаев лежал, веревку продел и на два узла, покрепче завязал. Потом к другому концу веревки ковшик привязал и к нашим в парадное через улицу кинул.
Они сначала испугались, думали - граната, а потом поняли, взяли ковшик и с ним конец веревки.
Я кричу им: «Давайте теперь быстрей тяните!» А Абдулаеву говорю: «Ты хоть зубами за матрац возьмись, если руки не держат, а то свалишься, пропадешь среди улицы».
Они натянули веревку и в одну секунду перетащили матрац с Абдулаевым через улицу. Быстро, как на салазках.
Потом отвязали веревку и вместе с ковшиком мне обратно кинули.
Так я всех трех раненых переправил и остался один на весь дом, как хозяин. Когда совсем темно стало, мне через улицу подкрепление подошло, и мы пошли другой дом занимать. Всего мы нашей ротой в те дни тридцать два дома заняли.
А так на веревке через улицу переправу делать - это я не в первый раз. Мы так и раньше и боеприпасы, и пищу, и даже термоса переправляли...
★
На этом обрывается рассказ старшины Ерещенко.
Мне остается только сказать еще несколько слов о том, как и где я встретил самого Ерещенко.
Было раннее утро. За ночь наши и югославские части, очистив район вокзала, наконец, прорвались через реку Сава, и бой шел на той стороне, в Земуне, последнем еще не взятом предместье Белграда.
Несмотря на ранний час, разбитые, почерневшие и кое-где еще дымившиеся улицы Белграда были полны народом.
Люди шли по тротуарам и мостовым, наступая на бесконечные хрустевшие осколки выбитых стекол, шагая через сорванные и обвисшие до земли провода.
И все-таки город имел праздничный вид: такое количество красно-бело-синих - югославских - и красных - наших флагов свешивалось со всех крыш, окон и балконов.
Мое внимание вдруг привлекла картина, неожиданная в своем странном сочетании печального и смешного.
Вдоль самого тротуара, по мостовой медленно двигалась телега. Она была доверху нагружена самым разнообразным домашним скарбом, густо покрытым пылью и обсыпанным известкой.
На передке телеги, рядом с равнодушным хмурым возчиком, неловко скорчившись, сидел седой генерал в форме старой югославской армии и в высоком круглом генеральском кепи французского образца.
Все это было такое же выцветшее и пыльное, как вещи, громоздившиеся сзади генерала на телеге: и потертое кепи, и мундир с поперечными складками, видимо, только что вынутый из нафталина, и увядшие позументы на штанах.
Куда он ехал, почему ехал с вещами и на телеге - никто, и я в том числе, не знал. Одно было ясно при взгляде на этого человека: все эти годы он, наверное, был в стороне от схватки и тихо сидел в своем углу, равнодушный ко всему, кроме сохранения собственной жизни.
И сейчас он так же равнодушно ехал по освобожденному Белграду с какими-то своими вещами, по каким-то своим делам.
Все встречные жители города тоже платили ему равнодушием, окидывая его короткими, то презрительными, то насмешливо-сочувственными, а чаще всего просто безразличными взглядами, и шли дальше.
Он не существовал для них. Только какой-то один партизан, вплотную столкнувшись с телегой, вдруг откозырял ему. Генерал неловко и поспешно ответил на приветствие и, зябким движением подняв воротник, еще больше, словно от холода, с’ежился на передке.
И в ту же самую минуту я увидел шедшего по тротуару старшину. Он шел, сильно хромая на раненую ногу. На нем была выгоревшая почти добела гимнастерка с двумя орденами, разбитые кирзовые сапоги и засаленная, выслужившая срок, пилотка, из-под которой белели бинты перевязки.
Рядом с ним, поддерживая его, шли двое влюбленно смотревших на него партизан из армии Тито.
Встречные снимали перед ними шапки, хлопали старшину по плечу, что-то радостно по-своему говорили ему и, долго не выпуская, трясли руки ему и обоим партизанам.
У старшины было красивое, еще совсем молодое лицо. Он шел смущенный и в то же время гордый вниманием к себе, скромно улыбаясь людям. Вскоре он поровнялся с телегой, везшей генерала, и, даже не заметив, обогнал ее своей широкой прихрамывающей походкой. // Константин Симонов. || # Продолжение следует.
***********************************************************************************************
Речь на чемоданах
В своей речи Сэлэши, заместитель премьер-министра марионеточного «правительства» Венгрии, заявил: «Я сам являюсь беженцем, переношу эту тяжелую участь и должен сказать, что правительство решило проявить заботу о судьбе беженцев».
Беглецов стремясь утешить,
Произнес под пушки наши
Речь трескучую Сэлэши
Из «правительства» Салаши.
Агент Гитлера венгерский,
Он скитается бездомный,
Дом покинув министерский
С кабинетом и приемной.
Он признался населенью,
Что кочует без приюта
И не знает, к сожаленью,
Предстоящего маршрута.
Говорил он очень плавно,
Очень пышно, очень длинно.
Не сказал он, что недавно
Взял билеты до Берлина.
Не сказал венгерцам просто,
Что испить из горькой чаши
Их заставили прохвосты -
И Сэлэши и Салаши.
С.Маршак.
___________________________________________________
С.Галаджев: Воспитание ненависти ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург: Помнить! || «Правда» №302, 17 декабря 1944 года
И.Эренбург: Освободительница || «Правда» №279, 20 ноября 1944 года
В.Терновой: В усадьбе немецкого рабовладельца ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург: Белокурая ведьма || «Красная звезда» №279, 25 ноября 1944 года
В.Рудный: В Восточной Пруссии || «Красный флот» №272, 17 ноября 1944 года
В.Коротеев: Семилетние пленники || «Красная звезда» №278, 24 ноября 1944 года
В.Рудный: В стране рабовладельцев || «Красный флот» №273, 18 ноября 1944 года
Д.Заславский: Морально-политическое поражение германского фашизма ("Правда", СССР)
Газета «Правда» №303 (9760), 18 декабря 1944 года