А.Сурков. Лицом к лицу
А.Сурков || « Красная звезда» №184, 7 августа 1942 года
Воин Красной Армии! Свято выполняй сталинский наказ: «...Отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу».
# Все статьи за 7 августа 1942 года.
Посреди широкой, иссеченной оврагами степи стрелок Иван Твердохлебов выкопал себе круглую, глубокую яму, называемую «ласточкиным гнездом». Пахучими стеблями чабреца и полыни он прикрыл влажные комья жирной земли, чтобы не видно было ни с земли, ни с воздуха.
Закончив работу, Твердохлебов сел на край ямы и разулся. Давно пора было перемотать портянки и проветрить ноги, вспотевшие от долгой ходьбы и трудной землекопной работы.
Едва осязаемый степной ветерок приятно щекотал голые ступни, сушил на лице капельки пота. Твердохлебов, прищурясь, смотрел в небо. Освещенное клонящимся к закату солнцем, небо было забито белой ватой почти неподвижных облаков. В синюю его глубину ввинчивались по спирали узкокрылые стремительные копчики. Совсем высоко, под самыми облаками, парили серые степные орлы, опираясь неподвижными крыльями на неподвижный, густой от зноя воздух.
Твердохлебов осмотрелся по сторонам. Слева и справа от себя он увидел товарищей в свежеотрытых окопах и «ласточкиных гнездах». Стрелки хлопотливо прилаживали к бойницам рвов винтовки, ручные пулеметы и длинные, голенастые противотанковые ружья. На их касках и пилотках увядала светлозеленая полынь. Вокруг Твердохлебова и его товарищей лежала степь, бескрайная и безлюдная, наполненная ритмическим покачиванием махровых метелок травы и опушенных цветением ржаных колосьев. Твердохлебов напряг слух и не различил никаких звуков, кроме мерного, убаюкивающего шелеста степных трав и злаков.
В эту музыку мира и благодати вплелось далекое, едва уловимое слухом жужжание. Оно разрасталось с каждым мгновением, быстро заполняя собой небо и степь. Оно двоилось, то будто возникая из земной глубины, то прорываясь в голубые окна между облаками.
Твердохлебов тряхнул головой, как бы прогоняя сон, торопливо намотал на ноги не успевшие провялиться портянки и обулся.
- Начинается!
Спрыгнув в жерло «ласточкиного гнезда», Твердохлебов удобно положил на возвышающийся край ямы автомат, вынул из сумки две бутылки с самовоспламеняющейся жидкостью и поставил их у ног. Соседи справа и слева делали то же самое.
Чтобы выдохнуть распирающий легкие воздух, Твердохлебов помахал рукой в сторону соседа слева и срывающимся голосом прокричал, показывая на небо:
- Держись, Кирин. Начинается музыка.
От выкрика, от выдохнутого воздуха он почувствовал облегчение и прямо взглянул по направлению нарастающего гула.
С запада на фоне розовато-золотых облаков наметились быстро растущие черные точки. Сначала они плыли правильными треугольниками, потом стали вытягиваться в длинную цепочку.
- На боевой курс ложатся, будет сейчас звон, - громко сказал Твердохлебов, ни к кому не обращаясь.
Восемнадцать боевых машин, опоясав край неба отлогой полудугой, заходили на цель, прерывисто воя своими тридцатью шестью моторами. Вслушиваясь в этот вой, Твердохлебов вспомнил: «Вот так пурга гудет ночью у нас, в Прииртышьи». Вспомнил и почувствовал, как неистово колотится о ребра сердце. Облизнул языком губы. Они были сухи и шершавы.
Сначала нестройно, потом все гуще и стройнее навстречу приближающимся самолетам ударили скорострельные пушки и зенитные пулеметы.
Белые облачка разрывов и едва видимые трассы пулеметных очередей заполнили пространство между самолетами. Когда головной «Юнкерс», поровнявшись с линией обороны, под острым углом ринулся в пике, и в вой моторов впился пронзительный визг падающих бомб, Твердохлебов присел на дно окопчика, глубоко вобрав голову в плечи. Лоб коснулся стенки «ласточкиного гнезда». От прикосновения к влажной, прохладной земле стало легче дышать.
Не двигаясь, не поднимая головы, Твердохлебов сидел на дне ямы, слушая страшную, рвущую барабанные перепонки, музыку воздушной бомбардировки. Земля стонала и колотилась, как в лихорадке. Твердохлебов чувствовал себя в яме, как в люльке зыбких ярмарочных качелей. Комья чернозема, взвихренные воздушными волнами, сыпались сверху, забиваясь за ворот. Было страшно поднять голову, но еще страшнее было сидеть неподвижно в черном жерле ямы. Огромным усилием воли Твердохлебов заставил себя привстать. В голубом круглом окошке неба прямо над собой он увидел самолет. Вот он почти поровнялся с ямой и круто пошел вниз. Не думая, не рассуждая, Твердохлебов схватил автомат, упер приклад в ключицу, и когда от самолета отделились черными продолговатыми каплями бомбы, пустил навстречу растущему вою длинную очередь.
Бомбы разорвались совсем рядом. Самолет выходил из пике. Очевидно, пули твердохлебовского автомата прошли стороной или высота была слишком велика, чтобы автоматные пули могли причинить вред машине. Но движение было сделано, и теперь уже ни вой бомб, ни грохот разрывов не могли вбить осмелевшего стрелка в черную глубину ямы. Вместе с десятками других товарищей он высунул из ямы голову и следил за эволюциями идущих на очередной заход вражьих машин, полный гневной и мстительной решимости - ковырнуть пулей нахального пикировщика. И когда на третьем заходе два бомбардировщика, охваченные пламенем, рухнули вниз, он, забыв об опасности, по пояс высунулся из ямы и, размахивая автоматом, кричал вместе с другими:
- Ура! Подковали гада... Подковали...
Еще пикировщики не очистили небо над линией обороны, когда со сверлящим свистом прилетел и разорвался первый снаряд огневого налета. За первым второй, третий, четвертый. Сотни снарядов черной пеной взбили землю на узком пространстве, занятом зарывшимися в землю стрелками. От свиста снарядов и дробного воя разлетающихся осколков Твердохлебов вновь присел на дно ямы. От тьмы и сырости, от гнетущего одиночества заныло сердце. Чтобы обмануть нервы, он стал считать, как считают люди во время бессонницы:
- Раз, два, три, четыре, пять...
Сколько раз повторил Твердохлебов этот пятерочный счет, ни он, никто другой не скажут. Только может быть на двухсотом повторе его подбросило вверх, как пружиной.
Привычный слух стрелка уловил приближавшийся рев танковых моторов. Этот рев предвещал начало главного.
Склоняющееся к западу солнце ударило лучами прямо в глаза и на короткое мгновение ослепило. Когда оранжевые круги разошлись, Твердохлебов увидел поле, изрытое и обезображенное десятками бомбовых и снарядных воронок. Чуть приметными бугорками выделялись над блеклыми стеблями маскировочной травы каски товарищей. Железная буря прошла над головами, а головы уцелели и упрямо тянулись к солнцу, к жизни, к борьбе.
От близости и нерушимой твердости этих зеленых бугорков веяло незримым ветерком спокойствия и твердости. Уже не колеблясь, Твердохлебов взглянул вперед.
Тупорылая, подслеповатая бронированная смерть надвигалась на окопы, приседая в рытвинах, приминая траву плоскими ребристыми лапами.
Танки шли быстро, с неширокими интервалами. Земля вокруг них фонтанила разрывами снарядов противотанковой артиллерии. Уже около десятка смертельно раненых машин застыло на месте. Некоторые горели, окутанные пеленой черного дыма, пробиваемой косматыми клочьями пламени. Сквозь завесу расстилающегося дыма Твердохлебов увидел на танках второй линии фигуры немецких автоматчиков. Автоматчики сидели, низко пригнувшись к броне, как бы желая втиснуться в массивную толщу стали. За танками бежали, стреляя с хода, солдаты.
От зрелища пылающих вражьих машин, от близкого, уже совсем физического ощущения человечьих фигур, блуждающих в дыму и железной чаще идущих танков, каждая мышца стрелка налилась упрямой силой жизни. Руки сами потянулись к автомату. Глаз, пристально наметив первую цель, повел в ее сторону черный столбик мушки.
Короткая очередь частыми нервными толчками вбилась в плечо лихорадкой отдачи. Твердохлебов хлестнул очередью пошире. Все движения приобрели нужную резкость и точность. Пришло то невозмутимое спокойствие крайнего напряжения, которое обретают сильные душой люди перед лицом неотвратимой опасности.
Твердохлебов переступил с ноги на ногу, выбирая локтями прочную точку опоры. Слабый стеклянный звон напомнил о бутылках с горючим. Напоминание было как раз кстати. Темная масса среднего танка, вращающего башней с коротким стволом пушки, вплотную наползла на твердохлебовскую яму.
Стрелок крепко сжал пальцами правой руки горлышко бутылки, откинулся всем корпусом направо и назад, сильным рывком бросил бутылку навстречу танку. И как раз в это время сильный толчок в плечо бросил его на дно «ласточкиного гнезда». Автомат свалился на голову, и настала долгая, ревущая и урчащая тьма.
Ребристые гусеницы не замеченного Твердохлебовым другого танка, визжа и скрежеща, растирали чернозем над его головой. Влажные комья земли сыпались на каску, на плечи, забивали пространство между телом и стенками ямы. Твердохлебову показалось, что время остановилось, что все железо мира навалилось нестерпимой своей тяжестью на его тело, и тяжесть эта гнетет, продавливая череп, расплющивая позвонки. Вязкая земля забила рот, обступила со всех сторон, запирая дыхание. Почудилось Твердохлебову, что металл гусениц коснулся каски и прогрызает ее, как крупная нарезка широкой слесарной пилы.
Оглушенный, задушенный, почти лишившийся сознания, сидел стрелок на дне засыпанной ямы, крепко сжимая пальцами правой руки горлышко последней бутылки.
- Конец! Конец! Конец!
И вдруг стало легче. Повинуясь инстинкту противоборства, Твердохлебов нечеловеческим напряжением всех мышц тела протиснулся сквозь месиво рыхлой земли, поднялся в рост над черной воронкой изуродованного «ласточкиного гнезда» и, падая вниз лицом, скорее чутьем, чем зрением опознав черное пятно отползающего танка, швырнул ему вслед бутылку.
- Н-на тебе! Н-на!..
Как встал над танком столб жаркого пламени, как рвались баки с горючим, как, корежа массивную сталь броневого покрытия, рвались внутри танка снаряды боекомплекта, - Твердохлебов не видел и не слышал. Он лежал вниз лицом, раскинув руки, будто рухнувшая наземь большая, тяжелая птица. Из уголка сухих, потрескавшихся губ проступала пузырьками кровянистая пена. Сквозь крепко стиснутые пальцы его рук сочилась мякоть рыхлого чернозема.
Когда Твердохлебов пришел в себя, синие летние сумерки, тронутые легкой дымкой тумана, застилали горизонт. На поле боя было пустынно и тихо. Только кое-где, чадя, дымились изувеченные немецкие танки. Над легкими запахами степных трав навис смрад горелого металла и мяса.
Черный от копоти бронебойщик Кирин взял Твердохлебова под руку и подвел к обезображенному, обугленному трупу среднего танка. Твердохлебов с трудом держался на ногах. Боясь, что товарищ вновь впадет в беспамятство, Кирин насильно втиснул в рот Твердохлебова горлышко фляжки.
- На, пей. Пей, тебе говорю, еловая голова. Я с твоей башки еле каску снял, аж по брови втиснулась. Ну, вот, легче стало. Ведь я же говорил. Вода - она человеку жизнь дает. А теперь любуйся на крестника - здорово ты его разделал... Теперь сюда смотри - этого мы с тобой на пару подковали. Прыткий был, горит, а вперед прет. Я его двумя прямыми... Присел!..
- Кто присел? Где присел?..
Твердохлебов повел бровями и ощутил ноющую боль в голове. В ушах звенело. Тошнота подкатывалась к горлу. Слова Кирина доходили откуда-то издалека, как будто из-под земли.
- Да я ж тебе толкую, еловая голова, что этого вот ты спалил, а того мы с тобой на пару... Понял?
На этот раз Твердохлебов понял.
- Так этого значит я, а того мы оба… Вот здорово! А ты не шутишь, Кирин?..
Тряхнул головой, выпрямил плечи. Чего-то нехватало. Привычная тяжесть не давила плечо. Заторопился, заволновался:
- Постой. Постой. А где же автомат! Ведь у меня автомат был...
И, шатаясь, пошел к развороченному «ласточкиному гнезду». // Алексей Сурков. НА ДОНУ. (Спец. корр. «Красной звезды»).
**************************************************************************************************************************************************
БРЯНСКИЙ ФРОНТ. Немецкие солдаты сдаются в плен нашим войскам.
Снимок нашего спец. фотокорр. В.Темина
★
# Сводка Совинформбюро за 6 августа 1942 года
Сдавшийся в плен солдат 111 полка 35 немецкой пехотной дивизии Вильгельм Б. рассказал: «Официальные данные немецкого командования о потерях германских войск на Восточном фронте раздражают население. Никто не верит этим цифрам. Оснований для такого недоверия очень много. Все госпитали Германии и оккупированных ею стран переполнены ранеными. Ежедневно десятки семейств любого небольшого поселка получают извещения о гибели их близких и родных. Я из Филлингена. Население этого городка составляло 8 тысяч человек. Из жителей этого города 350 человек убиты в России. Многие ранены, некоторые вернулись калеками. А сколько пропало без вести. Война кое-кому открыла глаза и показала, что гитлеровский режим несет германскому народу. Но пока еще многие боятся сказать что-либо открыто. Опору Гитлера составляют эсэсовцы и штурмовики. Это хладнокровные убийцы, которые сегодня убивают русских, поляков, чехов и готовы весь мир залить кровью. Их надо уничтожить потому, что это не люди, а палачи».
★
На одном из участков фронта сдались в плен 60 немецких солдат. Пленный обер-фельдфебель Алоиз У. сообщил: «В нашей роте насчитывалось 180 человек. 120 из них убиты и ранены в боях. Накануне последнего боя командир роты лейтенант Шуберт приказал нам любой ценой и, несмотря ни на какие жертвы, отразить атаку русских. Однако, как только показались русские танки, Шуберт сбежал. У нас была возможность обороняться или оставить занимаемые позиции и отступить. Однако мы решили, что с нас уже хватит. При приближении танков была дана команда: «Не стреляйте, поднимайте руки и выходите». Вся рота, в количестве 60 солдат, сдалась в плен. Мы рекомендуем нашим товарищам не рисковать жизнью. // Совинформбюро.
___________________________________________
Ненависть к врагу || «Правда» №192, 11 июля 1942 года
Огонь по детоубийцам! || «Правда» №212, 31 июля 1942 года
А.Толстой: Смерть рабовладельцам! ("Красная звезда", СССР)**
А.Толстой: Ни шагу назад! || «Правда» №215, 3 августа 1942 года
Н.Тихонов: Ни шагу назад! || «Известия» №180, 2 августа 1942 года
Б.Горбатов: Пядь родной земли || «Правда» №213, 1 августа 1942 года
И.Эренбург: Орда на Дону || «Красная звезда» №162, 12 июля 1942 года
И.Эренбург: Остановить! || «Красная звезда» №176, 29 июля 1942 года
А.Довженко: Ночь перед боем || «Красная звезда» №179, 1 августа 1942 года
Газета «Красная Звезда» №184 (5248), 7 августа 1942 года