Алексей Толстой. Ни шагу назад!

[0gnev]

А.Толстой || « Правда» №215, 3 августа 1942 года

Остервенелый враг продолжает лезть в глубь нашей страны, сжигает наши города и села, убивает, угоняет в рабство тысячи советских людей.

Воин Красной Армии! Все будущее твоей страны, твоих детей властно требует от тебя: останови гитлеровского зверя, отведи разбойничью руку, занесенную над твоей отчизной!

# Все статьи за 3 августа 1942 года.

Как может красноармейское сердце терпеть далее то, что немец наступает, а мы продолжаем отдавать ему нашу землю, наши города и села, обрекать наших детей, жен и матерей на жестокие муки и горькое посмешище!




Верховное германское командование торопится упредить неизбежные, страшные ему, события. Оно пытается захватить как можно больше советской земли и воспользоваться не им посеянным хлебом на Дону и Кубани и этим еще раз подхлестнуть настроение у себя в тылу и на фронте; у Гитлера доверчивых дураков еще много, и вагоны с советской пшеницей, несомненно, вызовут взрыв торжества у людей с голодными болячками на губах.

Германский тыл смотрит на каждого своего солдата как на добытчика: он-то уж привоюет и хуторок с мельницей и пшеничным полем, и в Берлин пригонит рабынь - славянских девушек, не пропустит ни куска сала, ни хвоста вяленой рыбки, аккуратно упакует для посылки одеяло с пуховой подушкой, и казачьи суконные шаровары, и сдернет с казачки юбку и кофточку, и залезет в ее сундук, вытерев кровь со своей лапы.

Гитлеровские солдаты идут на добычу. Они прут: они понимают, что неотделимо связаны с Гитлером и всей фашистской Германией общностью кровавого преступления, - они боятся суда больше, чем смерти.

Германское командование намеревается вырваться к богатейшим районам нашей страны, к хлебу и нефти.

Тогда немцам уже не понадобится зарывать свои танки, тогда фашистские пикировщики с командами безусых, белобрысых мальчишек, жадных до убийства, снова и снова будут бомбить и жечь наши города и селения, все, что попадет им в окуляр стереотрубы; будут гоняться за одиночной машиной, подстреливать из пулемета путника на дороге, девочку с лукошком грибов или 14-летнего кормильца в отцовском жилете ниже колен, пропахивающего картошку вместе с меньшим братишкой, который ведет лошадь по борозде. Сейчас и не позже, в эти дни, сегодня каждый воин Красной Армии должен сказать своей совести: Стоп! Ни шагу назад! Стой, русский человек, врасти ногами в родную землю.

Священную ненависть, жгучее томление отомстить врагу за все его кровавые дела надо соединить с упорством. Упорство всего Красного фронта, всех частей и всех родов оружия, всех воинов - от генерала до еще необстрелянного красноармейца, встречающего гранатой набегающий танк, - вот обо что должна в кровь и смерть разбиться наступающая фашистская армия.

Могучее, богатырское русское упорство в обороне и встречном бою, в контратаках и в наступлении, на земле и в воздухе, - вот знамя Красной Армии.

Преклоняя колени, целуем край нашего святого знамени, клянемся - не выдать земли русской, не отступить более ни на шаг.

Больше нельзя оглядываться на наши необ'ятные просторы и думать, что у нас еще очень много земли, куда можно попятиться, собираясь с силами. Силы собраны, взор во взор - пусть немец опустит глаза, в которых ужасом мелькнет тень смерти. Немцев должно остановить. Перед силой русского оружия упадут фашистские знамена. // Алексей Толстой.

*****************************************************************************************************************
Защищать каждую пядь родной земли до последней капли крови!

☆ ☆ ☆

Почему погиб Иван Топчий

Вчера погиб Иван Топчий, боец нашей роты. Он был убит на моих глазах. Мне достаточно на одно мгновенье сосредоточиться, и я представляю себе его падающим в предсмертной агонии.

Сегодня, когда наша часть вернулась на оставленные позиции, мы нашли его в траве. На скупом солнце его лицо сделалось серым, но на нем как-то особенно живо застыла печать испуга.

Иван Топчий был парень как будто неглупый и добродушный. Но то, что отталкивало от него - была его нерешительность, слабохарактерность. Когда он спрашивал у товарища совета, это было не стремление еще раз проверить себя, а желание заставить кого-то другого решать за него. Он был счастлив, когда находил широкую спину чужой воли, за которой мог надежно скрыться.

Был ли Топчий труслив?




Я много об этом думал раньше. Рассуждения приводили меня к тому, что человек, не способный решать своих маленьких каждодневных задач, не мог, конечно, быть убежденным человеком и в более общем смысле. Мог ли он твердо, раз и навсегда определять свою цель, свое место в стране, в войне, в жизни? Мог ли он верить в звезду своей страны и в свое собственное счастье, если он вообще не способен был на твердое убеждение и на святую, непреклонную веру?

В сложные переделки я попадал с Топчием дважды. Первый раз это было под Каневом, у моста через Днепр. Около реки стоял наш бронепоезд, по которому немцы били из пушек и минометов. Вокруг моста вздымались серые столбы воды, у насыпи в воздух взлетали куски шпал и груды земли.

По этому пути нужно было пройти на правый берег. Путь был краток, но пройти его значило пережить вечность.

Кто бывал под немецкими минами, тот отлично знает, с какой методичностью раздается их отвратительный свист. Разрыв. Полминуты напряженной тишины. Снова разрыв. И ровно через полминуты все начинается сначала. Свист нарастает постепенно, мина летит медленно. Сам Топчий с дрожью в голосе утверждал, что не раз видел собственными глазами ее кривую траекторию!

Мы научились уходить от немецких мин. Если она свистит справа, мы мгновенно перебираемся влево. Главное - быстро ориентироваться, намертво овладеть собой, подобрать всего себя для бешеного прыжка.

Медлил один только Топчий. Когда раздавался взрыв, он еще долго не мог решиться, не мог оторваться от бугорка, который его так надежно укрывал. Самое дорогое мгновенье он тратил на борьбу с собой, на преодоление своего малодушия. Когда же он, наконец, пересиливал себя, подымался и начинал бежать, издалека уже долетал отзвук нового, зловещего свиста. Разрыв почти всегда заставал его бегущим. Получалось очень смешно: когда вздымался столб земли и дыма и все мы уже лежали на земле, укрытые в складках местности, он один (тот, кто больше всех этого боялся!) стоял среди ровного поля, совершенно беспомощный, растерянный и жалкий.

В конце концов он оказался единственным раненым среди нас. Иначе и быть не могло. Топчий боялся, поэтому и попал в беду. Он боялся, поэтому так глупо и растерянно действовал, поэтому совершенно лишился способности управлять собой. Он не имел того непреодолимого убеждения, которое заставляет человека презирать опасность и делает его героем. Бесхарактерность, казавшаяся безобидной, неприятная мягкотелость заводила его очень далеко!

Война тяжела, и много отважных людей сложили свои головы, с честью и славой отстаивая свободу родной земли. На послевоенной перекличке победы мы недосчитаемся многих смельчаков, многих решительных и твердых людей. Но ни один трус не осквернит своим присутствием торжества нашей победы. Война очистит нас от людей, которые в тяжелые минуты испытаний находили время для размышлений о судьбе своей шкуры. Погибает трус - это логично и неопровержимо. Этот закон звучит, как грозное предостережение каждому человеку, который в решительный момент ступает не твердой ногой воина, а, нерешительно идя в нашем строю, приносит на поле боя свои обывательские сомнения.

Иван Топчий не мог не погибнуть. Все его поведение в последнем бою было поведением обреченного человека. Как хорошо, что своим низменным инстинктом он не заразил других и только один расплатился за свою позорную трусость!

Тяжел был бой у реки. Над землей стоял гуд и скрежет, и грохот оглашал задымленные поля с адской силой. В этом страшном бою нас четверо оказалось отсеченными от роты. Немцы окружили нас на западном берегу реки. С нами было два миномета, к которым давно не было мин. Грозное оружие молчало, и четыре бойца могли отбиваться от врага только своими верными винтовками.

Бездействующие минометы особенно обременяли нас. Кто-то предложил взорвать их и бросить. В нашем положении такой выход мог показаться верным. Но взорвать минометы было нечем, а бросить целыми - этого сделать мы не могли.

И вдруг кто-то заметил впереди, метрах в пятистах, несколько ящиков с минами. Мы поняли, что нужно приложить все силы к тому, чтобы добраться до них, и во что бы то ни стало выпустить эти мины по немцам.

Идея пришла в голову всем одновременно, и, не совещаясь друг с другом, мы двинули вперед.

Все, кроме Ивана Топчия. В самый решительный момент он бросился назад, к переправе. Я видел, как он бежал туда, изредка оглядываясь, как вор. Он и действительно был вором, потому что, уйдя от нас, он унес с собой четвертую часть нашей силы, которая и без того была мала. Он пробежал всего несколько шагов, потом остановился, широко взмахнул руками и рухнул в траву.

Такова была его смерть, смерть трусливого человека, смерть существа, не верившего в свою удачу и считавшего своей удачей спасение себя. Глупец! Он решил, что его спасти могут ноги. Он не додумался до того, что у родины нет ног и спасать себя она будет, не убегая от опасности, а грудью отражая надвинувшуюся беду.

Страх лишил его рассудка, ибо только сумасшедший в припадке безумия мог броситься туда, где выхода быть не могло. Мы же добрались до ящиков с минами и зарядили свои минометы. Мы крошили немцев с тыла и уложили их, а не себя. Мы все остались живы, хотя могли погибнуть каждую секунду. Но вера дала нам спокойствие, которого ничто не могло нас лишить, и мы смотрели вперед ясными глазами и ничего, кроме своей победы, видеть не желали.

Нет, не случайно погиб Топчий! Трус не мог не погибнуть.

★

Мы верим в незыблемость жизни - поэтому нам не страшна смерть.

Мы мужественно идем на гибель, если этого требует счастье нашей родины. Мы способны перенести самые тяжелые жертвы во имя торжества нашего дела. Но разве посмеет кто-нибудь назвать смертью такую самоотверженность? 'Разве в минуты победного торжества погибшие со славой не будут стоять вместе с живыми в одном строю, в одной шеренге?

В стремлении к победе - наша жизнь.

В победе жизни - наше бессмертие. // Савва Голованивский. На Дону.

*****************************************************************************************************************
КЛЯТВА

Клянусь: назад ни шагу!
Скорей я мертвый сам
На эту землю лягу,
Чем эту землю сдам!

Клянусь, мы будем квиты
С врагом… Даю обет,
Что кровью будут смыты
Следы его побед!

А если я нарушу
Ту клятву, что даю,
А если вдруг я струшу
Перед врагом, в бою,

Суровой мерой мерьте
Позор моей вины:
Пусть покарает смертью
Меня закон войны!

Иосиф Уткин.

_________________________________________________
Остановить врага!* ("Известия", СССР)***
Н.Тихонов: Ни шагу назад!* ("Известия", СССР)*
Е.Кригер: На Дону это знают* ("Известия", СССР)
И.Эренбург: Сильнее смерти* ("Красная звезда", СССР)**
Стойко защищать родную землю!* ("Красная звезда", СССР)***
Б.Горбатов: Пядь родной земли || «Правда» №213, 1 августа 1942 года
Г.Александров: Остановить, отбросить и разгромить врага! ("Красная звезда", СССР)

Газета «Правда» №215 (8986), 3 августа 1942 года