Старая черепаха
К.Паустовский || « Красная звезда» №260, 4 ноября 1942 года
Долой кровавую клику гитлеровских правителей и их пособников! К суровому ответу организаторов чудовищных злодеяний и кровавых преступлений против народов Советского Союза и всех оккупированных стран Европы! Из лозунгов ЦК ВКП(б) к 25-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции
# Все статьи за 4 ноября 1942 года.
Две девочки принесли на базар в Алма-Ата старую ручную черепаху. Девочкам очень хотелось пойти в кино на «Большой вальс». Деньги, выданные родителями на кино, девочки проели на мороженое в кафе «Лето» и сговорились тайком продать черепаху. Всегда ведь можно сказать родителям, что черепаха уползла в заросли в саду и потерялась. Родители поверят, потому что Алма-Ата - это город таких густых зарослей и садов, что даже с самолета почти не видно крыш, а только гуща листвы, и то темнеет, то серебрится от ветра среди степей и предгорий Алма-Тау.
В Алма-Ата тесно от тополей, берез и вязов. Трава колосится по краям асфальтовых тротуаров, и холодная вода шумит в арыках, переливаясь по камням.
Черепаха ни о чем не подозревала. Она прожила в семье у девочек пять лет. Поэтому она доверчиво сидела, высунув голову, жмурилась от базарного солнца и спокойно жевала капустный листок. А девочки таинственно шептали прохожим:
- Купите черепаху. Из нее будет очень вкусный суп! Ну, купите! Пожалуйста!
Тулиген - рабочий одного из алма-атинских заводов - проходил через базар и увидел черепаху. Он нахмурился, глаза его сузились, и он, не торгуясь, купил ее у девочек. А купив, сказал им, что они жестокие девочки и что следовало бы созвать их товарищей по школе и устроить над ними примерный суд. Разве можно продавать для еды такого доброго ручного зверя!
Девочки убежали, спрятались за забором, расплакались и не пошли в кино. Тулиген принес черепаху к себе во двор и подарил хромому мальчику - любителю и защитнику всяких зверей. А через неделю девочки пришли к Тулигену, принесли ему обратно деньги и, красные, не подымая глаз, попросили отдать им черепаху и ничего не рассказывать об этом их деду Захару Петровичу, известному в Алма-Ате садоводу. Тулиген усмехнулся, уговорил хромого мальчика отдать девочкам черепаху и сказал, что сейчас как раз и следует все рассказать деду. С тех пор девочки подружились с Тулигеном. Они провожали его на фронт, когда началась война. Даже обещали писать ему длинные письма.
Тулиген знал свой Казахстан, но по-настоящему он увидел его только по дороге на фронт. За Туркестаном страна лежала, будто выкованная из старой меди. Острые горы тонули в красноватом дыму. Розовые облака застыли в небе, и небо это напоминало рассказы старого Габита об Индии. Габит был там еще в младенчестве и все чмокал, удивлялся, вспоминая синее густое, гуще Арала, небо над Индом. Огромный воздух - целебный, настоенный на соках горьких и твердых трав - простирался над Казахстаном. В этом воздухе гудок паровоза летел в пустыни, не затихая, казалось, на сотни километров.
Горы своей страны, ее старинные могилы, ее сады и реки, запах ее очагов и сухие лепестки красных маков, - все это запомнил Тулиген и все это наполнило его сердце любовью и гордостью.
А на фронте сердце Тулигена загорелось ненавистью, когда он увидел развалины городов, где ветер разносил по воздуху сажу, увидел убитых детей с удивленными лицами, леса, превращенные в исполинские расщепленные частоколы, нежаркое солнце над маленькими реками, где валялись на дне погнутые немецкие каски и медленно плыли, вертясь, черные трупы немцев.
На заводе Тулиген был одним из лучших рабочих. В своей части он сделался лучшим автоматчиком. На первой учебной стрельбе Тулиген выбил двадцать три очка из тридцати, покраснел и долго, нахмурившись, рассматривал свои твердые коричневые руки.
- Хорошо стреляете! - сказал Тулигену сержант, но Тулиген поднял на него темные глаза.
- Зачем хорошо? - ответил он сердито. - Плохо! Тридцать пуль в цель - это хорошо! Двадцать три - плохо.
Через несколько дней Тулиген выбил из автомата тридцать очков из тридцати. Он вытер ладонью пот и усмехнулся:
- Пуля должна слушаться казаха, как собака хозяина.
Шли дни боев, но письма все не приходили. Да и кто ему мог писать? У Тулигена родных не было, а девочки из Алма-Ата его должно быть давно позабыли. На них даже нельзя было и сердиться, - растрепанные косы, плутовские глаза, пальцы, липкие от черешен. Смешные девочки! Но Тулиген ждал писем и, осматривая по утрам автомат, напевал фальцетом неизвестно где услышанную глупую песенку:
Пишут девочки из дому
Ване дорогому:
«Мы тебе послали чаю,
Очень мы скучаем».
Как-то утром автоматчики сидели в сарае около избы. Недавно сошел снег, но по лугам уже цвели желтые липкие цветы без запаха - холодные северные цветы.
Командиру автоматчиков принесли приказ. Взвод немцев подходил по шоссе, - его необходимо было немедленно уничтожить.
Пока автоматчики проверяли оружие и готовились выступать, Тулиген исчез. Бойцы хватились Тулигена, быстро заглянули в клеть, в избу, - его нигде не было. Бойцы выругались, - куда он девался, чорт! - и двинулись навстречу немцам. Шли быстро, скрытно, всматриваясь пристально в шоссе. До поворота за околицей деревни оно было совершенно безлюдно. Внезапно за поворотом забил, загрохотал автомат. Послышались ответные, беспорядочные выстрелы, какие-то крики: кричали явно немцы и кричали что-то непохожее на «хайль» и на «хох». Пожалуй, это были крики растерянности и испуга. Бойцы бросились бегом вдоль шоссе и наткнулись на ухмылявшегося Тулигена. Он лежал около старого пня. По сосновой коре бежали цепью рыжие муравьи, а Тулиген курил и пускал на муравья крепкий табачный дым.
- Ты что тут делаешь?
Тулиген оглянулся, и на лице его отразилось страшное удивление.
- Ай-ай-ай! - сказал он и покачал головой.
- Зачем такое беспокойство! Зачем вы все сбежались сюда?
Тулиген показал на шоссе. Там лежало больше десяти убитых немцев. Тулиген опередил свой отряд и бросился вперед.
- Ну, - сказал командир автоматчиков, - за это ты, Тулиген, у меня запоешь.
Командир вынул из кармана письмо в треугольном самодельном конверте и показал его Тулигену:
- Это тебе. Принесли перед самым боем. Пой, - тогда дам. Пой!
Тулиген поднялся, встал на колени и запел вполголоса, косясь на письмо, казахскую народную песню «Жайдарма». Бойцы слушали и похлопывали друг друга по плечу.
Письмо было от девочек.
«Вчера была гроза, - писали они, - и было много радуг, и яблони уже отцвели, а дедушка Захар все боится, чтобы их не с’ели гусеницы, и мы обмазываем деревья клеем - тогда гусеницы прилипают. Яблоки мы пошлем вам. В горах цветут тюльпаны и пионы, и мы собираем их и деремся с мальчишками, которые по дороге караулят девочек, чтобы отнять цветы. Но это - пустяки и не то. После испытаний мы уезжаем все в колхоз на работы, и очень довольны, и решили работать здорово. И еще мы послали много подарков на фронт и целуем тебя и вместе с нами кланяется черепаха - мудрая чучундра, - ее теперь никто не смеет обижать».
Тулиген засмеялся, сложил письмо, спрятал в каску, вытер всей ладонью лицо и незаметно прихватил и глаза. Смешные девочки, - косы с ленточками торчат в разные стороны, серые, испуганные глаза, синяки на коленках. Очень смешные!
Вскоре приехали в дивизию гости из родного города, привезли подарки. Но гостей бойцы увидели только через несколько суток. Шел бой, и пока бойцов отвели на отдых, до тех пор они даже и не знали о приезде гостей. Приехал в дивизию и Захар Петрович. Это был старик, маленький, бородатый и на вид сердитый, а на самом деле - необычайный добряк.
Когда бойцы собрались, чтобы получать подарки, надо было кому-нибудь из гостей сказать бойцам речь. Захар Петрович вышел вперед, махнул рукой на галок, поднявших крик в ветвях берез, и спросил, - есть ли среди бойцов Тулиген. Бойцы переглянулись, нахмурились, начали снимать каски, и Захар Петрович, еще ничего не понимая, тоже снял шапку. И вдруг ему сообщили, что Тулигена уже нет и что письмо от дочек, от своих внучек, он уже никому не передаст и не получит на него ответа.
- А что, товарищи,- хрипло спросил Захар Петрович и откашлялся, - неужто погиб тот боец, что научил моих внучек доброте человеческой?
Тогда Захару Петровичу рассказали, что Тулиген погиб вчера утром. Части эсэсовцев пошли в атаку на нашу узловую станцию. Гвардейцы преградили им дорогу. На самом опасном месте - у шоссе залегли автоматчики. Впереди автоматчиков лежал Тулиген. Он подпустил к себе немцев. Он видел их так близко в первый раз и, укрывшись, всматривался в них. Позади солдат бежал на сильных, но кривых ногах офицер. Он потерял каску, и Тулиген видел растрепанный мокрый пробор на голове офицера и его красные, налитые кровью, торчащие уши - они просвечивали на солнце. Тулиген прилег, и первый диск пошел вращаться и разносить врага.
Немцы валились на изрытую землю. Грохот автомата заглушал их вопли. Тулиген выпустил второй диск, третий. Немцы бросились назад. Тулигена ударило в левое плечо, что-то треснуло, потом как будто кипяток полился из рукава. Тулиген посмотрел на плечо. Оно было разорвано, но Тулиген не почувствовал боли. Он только видел, как на траву торопливо капала кровь, будто сыпались ягоды спелой брусники.
Тулиген поднял глаза. Офицер перебегал, отступая, от дерева к дереву. Тулиген вскочил, схватил автомат, - зарядов больше не было. Он бросился за офицером, догнал его и замахнулся автоматом. Только в эту минуту он почувствовал хрустящую боль в плече. Офицер выстрелил в Тулигена в упор из парабеллума, но Тулиген, падая, все же успел со страшной силой обрушить на голову офицера удар тяжелого приклада. Офицер упал. А невдалеке упал и Тулиген.
Вечером бойцы провели Захара Петровича на могилу Тулигена. Стоя над могилой, сняв шапку, Захар Петрович долго о чем-то думал, поглядывал в заросли, где листья уже не шевелились от пуль. По этому случаю в ветвях осторожно щелкнул молодой соловей, прислушался, потом щелкнул смелее, громче и пустил короткую дробь.
- Выбирает себе время промежду двух атак, - сказал маленький гвардеец в большой каске. - Тоже, значит, прикидывает что к чему. Вроде нашего брата.
Все печально улыбнулись, и Захар Петрович рассказал бойцам все, что знал о Тулигене. Знал он мало - только историю с девочками и черепахой. Рассказал и добавил, что вот, мол, как будто все это - настоящая история, пустяк, а сразу видно по ней человека, видны его сердечность и его справедливость. Вот придет победа, бойцы снимут каски, вытрут с лица пот, вздохнут полной грудью и услышат, как пахнет трава, и лес, и озера, и увидят чистое, негрозное небо, и в это самое время каждый вспомнит о таких, как Тулиген, и найдет для них слова великой благодарности, уважения и любви. Потому что они дрались за жизнь, за свободу, за счастье, а не будь их, - земля превратилась бы в страшную фашистскую каторгу и человека низвели бы до положения скота.
Бойцы слушали, соглашались, а один все время что-то мастерил перочинным ножом, прячась за спинами товарищей. Когда все возвращались в деревню, он подошел к Захару Петровичу, протянул ему вырезанную из ивы дудочку, сказал:
- Это вашим девочкам жалейка. На ней играть легко, только надо покрепче прижимать пальцы к этим вот дырочкам. От нас, от товарищей Тулигена, пусть будет им ответный подарок.
Захар Петрович потряс бойцу руку, поцеловал его в обветренные щеки и похвалил жалейку.
- Работа мастера, - сказал он.
- А мы - пастухи бывшие, - ответил боец и покраснел. - Из-под Пронска. У вас там, в казахской земле, может этих жалеек и вовсе нету. У нее песня чистая, у жалейки. Простая. Никогда не забудешь.
Захар Петрович привез жалейку домой. И теперь в Алма-Ате в те вечера, когда теплый воздух как будто достигает вершин Тянь-Шаня и не шелохнет листом, из густого сада доносятся простые и ясные звуки. Они напоминают заокские луга, дым костров и деревенские рассветы, когда свирель поет в глубокой тишине, и звезды быстро бледнеют, гаснут в летнем небе.
Если раздвинуть ветки молодых вязов и заглянуть в сад, то можно увидеть, как играет на жалейке девочка с растрепанными косами, а другая, сероглазая девочка кормит листьями молодой капусты старую ручную черепаху. // Константин Паустовский.
_________________________________________
К.Паустовский: Подпасок ("Известия", СССР)
К.Паустовский: Крымская весна ("Известия", СССР)
Газета «Красная Звезда» №260 (5324), 4 ноября 1942 года