В немецком городе
К.Буковский || « Красная звезда» №37, 14 февраля 1945 года
Войска 2-го Украинского фронта, при содействии войск 3-го Украинского фронта, после полуторамесячной осады и упорных боев в трудных условиях большого города завершили разгром окруженной группировки противника в Будапеште и тем самым полностью овладели столицей Венгрии городом Будапешт.
Слава доблестным воинам Красной Армии!
# Все статьи за 14 февраля 1945 года.
(От специального корреспондента «Красной звезды»)
На фасаде большого и угрюмого серого здания при в’езде на Фридрихштрассе выведено крупно по-немецки: «Мы не капитулируем». А рядом с этим письменным обетом верности фашистской Германии из окон второго и третьего этажей свисают белые простыни - знак немецкий покорности. Тут же на стенах видна и причина этой покорности - зияющие пробоины от русских снарядов.
«Сдаюсь на милость победителя». Вот уже две недели город униженно испрашивает этой милости белыми флагами капитуляции на домах, белыми повязками на рукавах жителей - тех самых немцев, которые еще недавно кричали со стен домов, со страниц газет о своей готовности сражаться до последнего вздоха. «Умрем, но не сдадимся», - писала утром 23 января глейвицкая газета «Вандерер», а вечером редакция этого фашистского листка бежала из Глейвица, с трудом нагоняя «надежду» города - фольксштурмовцев.
Город Глейвиц пал, атакованный с тыла. Бежать было некуда, и скрыться успели только крупные хищники - владельцы заводов, директора банков, гестаповцы. Мелкие хищники остались. Осталось и население больших, похожих на каменные мешки, домов-коробок, густо столпившихся вокруг заводских труб. Остались и рабы - жители обнесенных проволокой бараков, согнанные в Глейвиц. Любопытное зрелище представлял собою город в первый день его падения, когда сошлись на улицах русские танкисты с освобожденными Красной Армией невольниками. Немцы не смели тогда выходить из домов, и только пожары выгоняли их на шумные, запруженные людьми улицы.
Мы приехали в Глейвиц спустя две недели, чтобы посмотреть, что делается в этом промышленном немецком городе, населенном десятками тысяч жителей, уже после того, как через него прокатилась буря войны, в относительно мирной обстановке.
Внешне город как будто мало изменился, но в домах, на заводах, в немецких семьях проходил какой-то внутренний процесс, отражающий в себе тот огромный переворот, который произошел в жизни города. Стоит побыть в Глейвице несколько часов, и почувствуешь это. Немцы прежде всего хотят приноровиться к этому перевороту, стушеваться, стать незаметными и как-нибудь, тем или иным способом избежать ответственности за всё содеянное в прошлом. Ради этого они согласны изменить чему угодно своему: нации, убеждениям, привычкам.
Мы входим в квартиру обыкновенного среднего служащего из акционерного общества по добыче руды Ганса Мюллера. Мешая ломаные польские слова с немецкими, этот опрятненький, прилизанный немец-чиновник старается изо всех сил убедить нас, что он отнюдь не немец, а поляк. Только он забыл свой язык, потому что немцы его запрещали. Он бормочет о каких-то прежних демократических склонностях и ищет бумажку, которая должна уверить нас, что он был почти что сторонником Тельмана и едва ли не его сподвижником. Он дергает себя за галстук, выражая немедленную готовность удавить фюрера, если бы только он попался ему в руки. Как противно это кривлянье скользкого, мокрого от испуга немца с его низкими поклонами!
Дом, в котором живет Ганс Мюллер, принадлежит тому же акционерному обществу, в котором он работал. Все квартиры в нем наполнены таким же чиновным людом и сделаны по одному немецкому образцу. Обойдешь их все снизу доверху, - и как будто побывал в одной квартире. Самый дом, как две капли воды, похож на стоящую рядом жилую коробку и на все дома по улице, в городе, в соседних городах. Вся Германия кажется построенной по одному стандарту.
Мы едем по городу. На исполосованных снарядами, засыпанных щебнем и битым стеклом улицах его вместе со следами боя и несостоявшегося бегства лежит печать блудливого смирения. Унылые немки очищают лопатами щебень, сметают с тротуаров мусор, заколачивают досками пустоту витрин.
С витринами нашкодили сами немки. На другой день после взятия города, когда из него ушли наши передовые части, многие чинные фрау, оправившись от испуга, занялись было обычным для них ремеслом. Они начали грабить свои же немецкие магазины, брошенные виллы, квартиры соседей. Понадобился приказ советского военного коменданта, понадобилось небольшое моральное внушение нескольким особо зарвавшимся фрау, чтобы этот грабеж прекратился. Рецидив его мы застали на вокзале. Перрон был завален чемоданами, узлами, подушками. Это были следы недавних напрасных попыток пробиться в переполненные вагоны последнего поезда, отходившего на Берлин. Теперь в брошенных чемоданах копалось десятка полтора алчных немок.
Подлая природа людей, привыкших жить насилием и мародерством, сказалась и в самом их несчастье. Они с трудом мирятся даже с необходимостью приводить в порядок свой же город. На всё требуется приказ коменданта. Чтобы пустить электростанцию, надо было изловить спрятавшегося немца инженера, собрать его подчиненных и заставить их дать свет в городские квартиры. С пуском водопровода было еще труднее.
Привычка к приказу вошла в немецкую плоть и кровь. Немец ничего не сделает без предварительною разрешения. Местному пастору надо провести богослужение. Он идет к военному коменданту и спрашивает его, можно ли открыть кирку, можно ли хоронить усопших прихожан. Фрау Зейдлиц почувствовала приближение родов. Раньше она, наверное, пошла бы в магистратуру, а теперь она и спрашивает согласия на роды у коменданта. Трубочист Манке просит письменного позволения лазать по крышам. Мы просидели час в приемной дежурного коменданта, пропустили целую серию таких просителей. Стало ясно: дело тут не в испуге по поводу прихода русских, дело в привычке, привитой немцам дубинкой гестапо.
Глейвиц - город заводов, шахт и рудников. Многолетняя черная копоть лежит на его мостовой, на тротуарах, на полях вокруг города. Здания Глейвица - серые, мрачные, прокопченные, покрытые угольной пылью. В заводских поселках Борзигверк, Юлиенхютте, Бохум, Эдельштапе и других жили десятки тысяч литейщиков, металлистов, горняков, шахтеров, химиков. Война выкачала из поселков мужскую рабочую часть населения. Остались немцы-мастера, немцы-надсмотрщики, немцы - погонщики рабов, а город оброс лагерями военнопленных. Находясь на положении рабочего скота, пленные добывали для немцев руду, ковали и плавили сталь... Заводы дымили, копоть попрежнему оседала на улицах города, где злобные немцы плевали в лицо русским девушкам, а немецкие школьники забрасывали этих девушек камнями. Теперь лагери опустели. По улицам Глейвица ходят последние из освобожденных обитателей этих лагерей не успевшие еще покинуть город. А немцы, немки и их дети, уже присмиревшие, заискивающие, шмыгают бочком мимо людей, распрямивших плечи и сбросивших с себя рабские знаки.
Около грязных бараков в рабочем лагере на северной окраине города лежат до сих пор неубранные трупы. Это восставшие русские рабочие убили накануне прихода наших войск своих надсмотрщиков-немцев. Мы видели этих своих соотечественников марширующими по улицам Глейвица. Всё взрослое мужское население лагеря добровольно пошло в Красную Армию.
Во дворе каменноугольной шахты «Ориген», принадлежавшей концерну «Герман Геринг», собрались забойщики, откатчики, мастера. Из четырех тысяч рабочих здесь больше половины были невольники. Они ушли, освобожденные Красной Армией. Немцы собрались, чтобы возобновить работу на шахте. Времена меняются. Пришла пора для немцев работать на русских.
В особняке директора шести крупных глейвицких предприятий Пауля Кеммлера мы встретили группу девушек-украинок. Они остались работать переводчицами при военной и хозяйственной администрации города. Две недели назад они были чернорабочими на заводах Пауля Кеммлера. Генерал-директор жил здесь с удобствами, на широкую ногу. На Восточном фронте у него был сын Эрнст. Тот баловался рисованием. В шкафах отцовского кабинета лежит альбом с его зарисовками горящих русских городов, обнаженных, растерзанных женщин, плоских немецких штыков, воткнутых в живое человеческое тело. Рядом с этим альбомом сохранились почтовые соболезнования по поводу безвременной кончины этого директорского отпрыска в холодных снегах России.
Убит сын-насильник. Сбежал отец-рабовладелец, бросив на произвол судьбы свой особняк и доверенные ему заводы, а хмурые немцы - мастера и надсмотрщики, становятся к станкам на этих же заводах, чтобы ковать оружие для высшей в мире справедливости. //Подполковник К.Буковский, гор. ГЛЕЙВИЦ. (По телеграфу).
*****************************************************************************************************************
БУДАПЕШТ. Советские самолеты над столицей Венгрии.
Снимок нашего спец. фотокорр, капитана Ф.Левшина.
___________________________________________
В логове фашистского зверя || «Правда» №25, 29 января 1945 года
Б.Полевой: Русские люди || «Правда» №25, 29 января 1945 года
М.Мержанов: Торжество победы || «Правда» №26, 31 января 1945 года
Е.Кригер: Твой час наступает, Германия! || «Известия» №26, 1 февраля 1945 года
Е.Гехман: На немецком военном заводе || «Красная звезда» №32, 8 февраля 1945 года
Л.Кудреватых: В разбойничьем гнезде немецкого помещика ("Известия", СССР)
Газета «Красная Звезда» №37 (6025), 14 февраля 1945 года