Василий Гроссман. Старик
В.Гроссман || « Красная звезда» №32, 8 февраля 1942 года
Выше наступательный порыв. Крепче удар по немецким захватчикам. Смелым маневром, решительными атаками уничтожать живую силу и технику врага!
# Все статьи за 8 февраля 1942 года.
О старике Семене Михеиче говорили, как о самом тихом человеке в селе. Он не пил, не курил, никогда не досадовал на соседей. Ни разу не слышали, чтобы он поругался со своей старухой. Голос у него был мягкий, тихий. И движения были мягкие, тихие.
Когда начали подходить немцы, кто-то из соседей стал собираться в партизаны:
- Диду? пошли в партизаны, - говорили ему шутя.
Но он отвечал:
- Это не моей души дело стрелять да убивать.
- Ты за немцев, что ли? - спросил его сосед Федька.
- Какое там за немцев, - отвечал Семен Михеич, - у них правды нет. Только какой из меня воин? Не та во мне природа. Мне лошадь кнутом ударить совестно. Сердце у меня мягкое.
Старуха Филиппова, заступаясь за мужа, сказала:
- Он же все с пчелами. Вот и стал такой тихий. Пчела не любит сердитого человека.
- Верно, не любит, - подтвердил старик.
- Вот наш председатель Прокофий, его пчела не выносит, - шумный он, скорый.
Во время этого разговора подошел сам председатель. За поясом у него были две гранаты, за плечами винтовка.
- О чем разговор? - спросил он.
- Да вот, суровый ты человек, - сказал Семен Михеич. - А вот у нас в роду никто крови не проливал. Мать курицу зарезать боялась, соседок просила.
- Смотри, дед, - ответил на это председатель, - до немцев очень добрым не будь, ответишь за это перед народом.
И он пошел широким шагом вдоль по улице.
Старик только покачал головой, а старуха так обиделась на председателя, что даже сплюнула.
...Немцы простояли в селе три месяца без двух дней. Сначала здесь прошли передовые части германской армии. Они ограбили село начисто. Бабы заходили в темные пустые хлевы и плакали, вспоминая коров. Исчезли из хат полушубки, вышитые рушники, ватные кацавейки,одеяла, подушки. Днем бабы и старики собирались и проклинали немцев, перечисляли свои обиды.
Семен Михеич молчал, слушая гневные разговоры, и вздыхал. Он пострадал от немцев не меньше других. Они разорили его любимые ульи, забрали запасы меда, пшеницы. Даже старинную кровать, на которой он спал долгие десятилетия, вывез на грузовике какой-то красноглазый унтер.
Вечером старики становились у икон и молились богу в темной пустой хате. Ночью старуха плакала, а старик утешал ее.
- Ну, что плакать? - говорил он. - Ведь это горе все терпят, весь народ страдает. Мы с тобой одинокие, старые, проживем как-нибудь.
В декабре приехал штаб немецкой дивизии. Квартирьеры выбрали лучший дом под железной крышей для генерала, согнали баб белить стены и мыть полы, а мужиков заставили мостить перед домом тротуар из красных кирпичей. Деду Семену приказали вымостить длинную кирпичную дорожку от двора до уборной на огороде. Унтер-офицер сердился, что Семен Михеич неаккуратно ладит дорожку, и два раза приказывал ему перекладывать кирпичи. Дед впервые в жизни выругался нехорошим словом.
В избе у Семена Михеича поселился врач. Это был худой человек с маленькой лысой головой. Семена Михеича и Филипповну выселили в холодные сени. Ночью они из-за холода не могли спать и слышали, как врач кричал каркающим голосом в телефонную трубку:
- Камышеваха! Камышеваха!
Он требовал вагонов для эвакуации раненых. Раненых и обмороженных было много, а поезда почти не ходили - партизаны разрушали пути. «Должно быть, Прокофий старается», - думал старик.
«Арцт» кричал охрипшим голосом на приходивших к нему и каждую минуту вызывал денщика для разных поручений. Денщик боялся его до полусмерти. Каждый раз у денщика, заходящего в комнату, было такое страдающее, поблекшее лицо, что Семену Михеичу даже жалко становилось.
Врач приказал Семену Михеичу рубить дрова для печки. Ему нравилось слушать звуки топора. Иногда ночью он вызывал денщика и приказывал гнать Семена Михеича рубить дрова.
- Почему русский не работает? Русский слишком много спит.
И Семен Михеич рубил в темноте дрова под окнами у немца. Он стал сумрачен, молчалив, по нескольку дней иногда не произносил ни слова. И вздыхать перестал. Глядел молча, как каменный. Старуха со страхом поглядывала на него: не спятил ли старик?
Однажды ночью он сказал ей:
- Знаешь, Филипповна, зверь сожрет, что ему надо, корову зарежет, улей разорит - это бог с ним. А эти душу мою заплевали. Звери души не трогают. Я думал, не люди они. А теперь вижу: и не звери. Хуже диких зверей.
- Ты помолись богу, легче будет, - сказала ему Филипповна.
- Нет, - сказал старик, - не будет легче.
Утром вся в слезах пришла соседка Галя Якименко. Шопотом, оглядываясь на дверь, за которой сидел страшный «арцт», она стала рассказывать о своих постояльцах. У нее в избе жили пять штабных офицеров.
- Жрут и пьют, как медведи, день и ночь. Напьются - кричат, блюют, передо мной голые ходят без стыда. А теперь, как морозы пошли, вы, дедушка, не поверите даже, до чего дошло! Стали в постели себе гадить! Раньше хоть на пол нужду справляли, а теперь не встают с постели. Потом снимут белье загаженное - стирай. Я говорю: не буду стирать, убейте лучше! Бить меня стали. Убейте, говорю, не буду, позора такого на себя не возьму - и ушла из двора. Кто они - люди или звери?
Семен Михеич ничего не ответил. Темная туча страдания и позора нависла над селом. Казалось, пришел конец жизни, перестало солнце светить, нечем было дышать. Страшнее голода, страшнее холодных ночей в погребах и землянках, страшнее всего были душевные унижения.
Что происходило в эти дни в душе старого пасечника? Молча вставал он, когда «арцту» хотелось слышать ночью звуки топора, надевал шапку и шел рубить дрова. Гулко ударял топор по мерзлым поленьям. Иногда старик распрямлялся, чтобы передохнуть. Тогда к окну подходил дивизионный врач и поглядывал, почему не стучит топор. Через мгновение выскакивал из сеней денщик и испуганным голосом кричал:
- Рус, рубай, рубай, рус!
Как-то денщик, оживленный, шепнул старику:
- Генерал капут. Летел фронт. Рус та-та-та. Капут генерал.
Так и не дождались на этот раз немцы своего генерала.
Потом приехал из Харькова мешочник. Он рассказывал о ценах на махорку, хлеб, горох, о сыпном тифе среди немецких солдат и, склонившись к самому уху старика, тихо проговорил:
- Листовки есть и по радио слышал: идут красные обратно. Уже тридцать городов у немцев отбили. Скоро сюда придут.
Старик выслушал новости, пошел в погреб и, выкопав из земли банку меду, принес ее мешочнику.
- Возьми за добрые вести.
А однажды вечером прибежал денщик «арцта» и стал поспешно укладывать вещи.
- Цурюк, цурюк, - об'яснял он и замахал руками в сторону Полтавы.
Пришли связисты и быстро сняли телефон. Стрельбы не было слышно, но немцы собирались, точно под огнем. Бегали по улице с полными руками вещей, падали в снег, кричали. А нескольких денщиков бабы видели плачущими. Они задыхались. Замерзшие пальцы не удерживали тяжелых офицерских чемоданов. Едва дойдя до околицы деревни, они уже выбились из сил, а итти надо было пешком, степью. Машины стояли в снегу без горючего, на санках уехали офицеры.
Старики, бывшие еще в первую германскую войну ратниками ополчения, об'ясняли бабам:
- Не иначе, как наши зашли герману с тыла...
Ночью штаб дивизии ушел, и деревню заняли автоматчики. Заросшие рыжими и черными бородами, с облезшей шкурой на носах, со щеками, припеченными морозом, они разговаривали лающим языком и, выходя на улицу, пускали в воздух очереди из автоматов. Ночью приставали они к девчатам и молодым бабам.
На рассвете начался бой. Старики и бабы полезли в погреб. Оттуда слышны были пулеметные очереди. Ухали разрывы снарядов. Бабы вскрикивали, дети плакали, а старики степенно говорили:
- Ну, нечего гомонить. Это наши бьют из трехдюймовки.
А Семен Михеич сидел в погребе на опрокинутом ведре и думал.
- Что, Михеич? - спросил его старик Кондрат, имевший «Георгия» еще за японскую войну. - Пришлось и тебе, тихому, бой послушать.
Михеич не ответил.
Бой разгорался. Стало греметь так, что бабы закрывали детей платками. И вдруг невдалеке послышался чей-то неясный голос.
- Наши, наши! - крикнула Галя Якименко. - Кто со мной пойдет?
- Я пойду, - отозвался Семен Михеич.
Они вылезли из погреба. Уже вечерело. Огромное солнце садилось в розовый от пожаров снег. Среди двора стоял красноармеец с винтовкой.
- Добрые люди, - тихо сказал он, - помогите, ранен я.
- Голубь мой родной! - крикнула Галя и бросилась к раненому. Она обняла его и торопливо повела к хате. Семен Михеич шел поодаль.
- Кровь вы свою за нас проливаете, голубчики наши! - говорила женщина.- Сейчас уложим тебя, обогреем.
Со стороны колодца послышалась стрельба. К дому подбежал немец-автоматчик. Он увидел раненого красноармейца и обнимающую его женщину и с ходу выстрелил. Боец вдруг отяжелел, начал опускаться на землю и выскользнул из рук пытавшейся удержать его женщины. Немец снова выстрелил. Галя Якименко повалилась на землю.
Семен Михеич не помнил, как очутилась в его руках тяжелая дубина. Никогда в жизни он не испытывал чувства, подобного этому. Гнев, грозный и жаркий, гнев, очищающий от страшных унижений последних месяцев, гнев за себя, за других, за тысячи тысяч стариков, детей, девчат, женщин, гнев за поруганную врагом землю охватил его, как пламя. Он высоко занес над головой дубину и пошел на немца. Он шел, высокий, величественный старик-пасечник с белоснежными кудрями - живое воплощение великой отечественной войны.
- Хальт! - крикнул немец и вскинул автомат. Но старик со страшной силой обрушил на него удар дубины.
В это время появились во дворе бойцы. Впереди всех бежал человек в черном кожухе с гранатой в руке. Это был Прокофий, председатель колхоза. Он увидел страшную и грозную картину: тела убитых у дверей хаты, лежащего у порога немца и ярко освещенного пламенем тихого пасечника с дубиной в руке. // Василий Гроссман. с. Лозовенька Харьковской области.
____________________________
Б.Ямпольский: Русский дом* ("Красная звезда", СССР)**
П.Трояновский: Во имя родины* ("Красная звезда", СССР)
*****************************************************************************************************************
Славные Герои Советского Союза
В золотой список Героев Советского Союза вошли еще десять имен отважных воинов - зачинателей замечательного движения истребителей фашистов.
Зародилось это движение в частях Ленинградского фронта по инициативе старшины Ивана Вежливцева. Искусный снайпер, храбрый воин, он подал пример того, как надо уничтожать поганую немчуру. Непрерывно участвуя в боях, он меньше, чем за три месяца истребил 134 немецких солдата и офицера.
Десятки бойцов и командиров, овладевших снайперским искусством, откликнулись на призыв тов. Вежливцева. Красноармеец Голиченков был одним из первых в N соединении, кто открыл личный счет уничтоженных фашистов. Бесстрашный воин, хладнокровный и экономный стрелок за короткое время истребил 140 вражеских офицеров и солдат.
Рядом с Вежливцевым и Голиченковым в списке новых героев значатся имена их последователей - заместителя политрука Александра Калинина и старшего сержанта Степана Лоскутова. На личном счету Калинина 155 уничтоженных фашистов. Лоскутов уничтожил 117 немцев. Двое храбрецов истребили целую роту противника.
Много раз рота старшего лейтенанта Синявина участвовала в ожесточенных боях с врагом, и всегда победа была на ее стороне. Способный командир, отважный и умелый воин, тов. Синявин личным примером учил, как надо громить гитлеровских бандитов. Своей рукой он уничтожил 190 немецких солдат и офицеров.
Сержант Пчелинцев истребил 102 фашистов. Меткий стрелок, умеющий находить всегда удачную позицию для обстрела, он научил этому искусству семерых снайперов, которые теперь, так же как и он, беспощадно истребляют врагов. Десять снайперов подготовил красноармеец Смолячков, имеющий на своем счету 125 уничтоженных фашистов.
Помощника начальника штаба N стрелкового полка лейтенанта Козлова называют грозой фашистов. Однажды лейтенант повел в бой роту. Выдвинувшись на шоссейную дорогу, он лично подорвал гранатами две грузовые и две легковые вражеские машины, истребил 40 солдат и офицеров, захватил оружие и ценные документы. В другом бою при попытке противника атаковать передний край нашей обороны, он расстрелял из автомата и уничтожил гранатами до двух взводов пехоты. За время отечественной войны тов. Козлов истребил до трехсот солдат и офицеров.
Среди истребителей немчуры немало храбрых танкистов. Боевую славу заслужил лейтенант Фомин. Однажды он под ураганным артиллерийским огнем противника повел свой танк на немецкие укрепления, расстреливая на ходу и давя гусеницами фашистов. В разгаре боя танк лейтенанта был подбит артиллерийским снарядом. Тов. Фомин со своим экипажем не бросил боевой машины. Оставаясь в танке в течение пяти суток, они продолжали беспощадно громить немецкие укрепления, расстреливать из пулеметов их живую силу. Все попытки фашистов захватить и уничтожить советский танк и его героический экипаж оказались тщетными.
На шестые сутки танк Фомина был эвакуирован с поля боя нашими подоспевшими подразделениями. За пять дней пребывания лейтенанта Фомина в танке он уничтожил 6 дзотов, две противотанковые пушки, истребил около двухсот солдат и офицеров.
Героически дерется с немецкими оккупантами танк младшего лейтенанта Яковлева. Во время боя его экипаж шесть дней не выходил из машины, беспощадно уничтожая фашистов и их технику. После занятия нашими частями одного выгодного рубежа, обозленный противник трижды пытался возвратить его, переходя в контратаки. Тов. Яковлев подпускал атакующих фашистов на 100 метров, а затем расстреливал их в упор. Только за одну ночь им было истреблено свыше 200 вражеских солдат и офицеров, уничтожено два дзота, три противотанковых орудия, четыре пулеметных гнезда, три миномета с прислугой и склад боеприпасов. Танк тов. Яковлева имел девять пробоин. Но отважный командир сумел его вывести с поля боя.
________________________________________________
Ю.Яновский: Жизнь во тьме* ("Известия", СССР)**
К.Симонов: Земля моя!** ("Красная звезда", СССР)**
А.Сурков: Земля под пеплом ("Красная звезда", СССР)**
Бр. Тур: Колосья в крови* ("Красная звезда", СССР)**
П.Трояновский: Возвращение ("Красная звезда", СССР)
В.Апресян: Байковое одеяло* ("Красная звезда", СССР)
Откровения фашистского ублюдка* ("Красная звезда", СССР)**
Газета «Красная Звезда» №32 (5096), 8 февраля 1942 года