К.Симонов || «
Красная звезда» №228, 27 сентября 1941 года
Русская винтовка - грозное оружие. До конца использовать огневую мощь винтовки. Пассивный стрелок многое прозевает, отважный и активный не даст врагу безнаказанно появиться в поле своего зрения. Стреляй метко. Каждой пулей бей врага.
# Все статьи за
27 сентября 1941 года.
(От специального корреспондента «Красной звезды»)
Утром поступили тревожные известия с одного из полуостровов, занятых нашими передовыми частями. Комиссар Николаев приказал перебросить туда на лодках свежую роту и сам, сев на маленькую моторку, быстро переправился на тот берег.
Сойдя на берег, мы узнали, что ночью рота фашистов с мотоциклами переправилась на лодках на эту узкую песчаную косу.
Наше боевое охранение, стиснутое с двух сторон, погибло в неравном бою. Немцы, пользуясь темнотой, двинулись вперед и были остановлены только в 400 метрах от стоявшей на железнодорожных платформах морской батареи. Моряки-батарейцы, решив дорого продать свою жизнь, повернули орудия и встретили наступавшую пехоту и мотоциклы прямой наводкой. Бросая мотоциклы и оружие, фашисты оставили занятый уже ими было хутор и откатились назад на два километра в окопы, отбитые ими у нашего боевого охранения.
Но положение оставалось тревожным. Впереди батареи все еще не было наших войск. А немцы с противоположного высокого берега держали под жестоким минометным огнем всю низкую песчаную косу, не давая нам подойти обратно к окопам. Два километра до этих окопов - песок да редкие кустики и ни одной ямки - были открыты со всех сторон. Каждый сантиметр простреливался врагом.
Медлить нельзя было, каждую минуту немцы могли перебросить сюда новые крупные силы. Комиссар встал во главе свежей роты и, тяжело переступая по осыпавшемуся под ногами песку, повел ее в наступление.
Немцы молчали. Мы шли вперед с винтовками наперевес, торопясь и напряженно ожидая, когда разорвется первая мина.
Но мы прошли еще 200 метров, 500, 700, а немцы молчали.
Было тяжело итти по песку. Люди сухим языком обводили пересохшие губы и, упрямо сжав их, продолжали двигаться вперед.
И только в километре от вражеских окопов сразу в шахматном порядке ударили минометные батареи немцев. Мины рвались целой полосой впереди нас. Черные дымные разрывы закрывали людей друг от друга.
Рота первый раз была в бою, одни продолжали итти, другие, не выдержав, прижимались к земле. Вдруг совсем рядом грохнул особенно близкий разрыв. Я прижался к земле, так же, как и шедшие со мною рядом бойцы. И вдруг, подняв головы, мы в десяти шагах от себя, сквозь дым и пыль увидели комиссара. Он шел все той же своей неторопливой, тяжелой походкой, словно вдавливая гвозди в землю. Шел спокойно, не пригибаясь, легко неся на плече такую же, как у всех, трехлинейку.
Он шел так, что, видя его,
нельзя было не подняться вслед за ним. Шел так, будто ничего другого и невозможно было делать, как только итти вперед, вот так же просто и спокойно. И, должно быть, то же самое чувство, что и я, испытали все лежавшие рядом со мной бойцы.
Мы поднялись и пошли за комиссаром, невольно стараясь подражать ему итти так же спокойно, быстро и в то же время неторопливо, как он.
Через пятьсот метров к минометному огню прибавился еще и пулеметный. Некоторые не выдерживали и ложились.
Тогда комиссар, наклонившись над красноармейцем, спокойно хлопал его по плечу.
- Землячок, а землячок!
Боец поднимал голову.
- Что лежишь?
- Стреляют.
- Так это ничего, что стреляют, видишь - я же стою.
- Шибко стреляют, товарищ комиссар, уже приподнимаясь, говорил боец.
- А ты, что ж, думал - на войне стрелять не будут? Это так уж раз и навсегда, заведено - ты идешь, а в тебя стреляют. На то и война.
И поднявшийся «землячок» шел вперед, вслед за комиссаром, уже сам теперь увлекая и подбадривая других. Через полчаса немцы были выбиты, рота заняла окопы. Теперь, заняв эти окопы, мы поняли, что произошло здесь ночью.
Немцы с двух сторон в темноте подкрались к окопам. Наши бойцы, сидевшие там, приняли бой. Он был жестоким и неравным.
На прибрежном песке, около крайнего окопа, лежали три трупа.
Рядом двое: политрук с пересеченными пулеметной очередью ногами и санитар. Санитар, жертвуя собой, видимо, решил спасти политрука. Взвалив его бесчувственное тело на плечи, он пополз вдоль берега. Но немцы настигли их и
варварски искололи штыками.
Так они и лежат рядом. Политрук и санитар, тесно прижавшись друг к другу, не разлученные даже самой смертью.
За несколько шагов от них - третий, красноармеец. Кровь застыла в жилах, когда мы увидали его.
Должно быть он защищался до последнего, может быть, убил офицера, во всяком случае его сопротивление дорого обошлось фашистам.
Раз'яренные, они распяли его, тяжело раненого, на прибрежном песке, облили бензином из мотоциклетного бака и
зажгли живьем, предварительно выколов штыком глаза. Он лежит сейчас перед нами - страшный, обугленный, с
запекшимися от жары кровавыми ямами вместо глаз. Он лежит, взывая о мести, ничего не прощающей, немедленной мести этим мерзавцам, которых даже не стоит называть зверьми. Им нет названия.
Вот они лежат тут же рядом, вот валяются их шапки с эмблемами из черепов, их черные нарукавные повязки с надписью «Адольф Гитлер», изодранные нашими пулями и забрызганные их подлой кровью мундиры. Да, подлой кровью, - это не кровь солдат, это черная кровь выродков и садистов.
Некоторых они успели унести с собой, некоторых нет. Вот лежит, широко раскинув свои руки грабителя, обер-лейтенант СС. Пуля пробила ему голову. Из кармана его мундира торчит номер «Фелькишер беобахтер». Мы развертываем газету. Вся последняя страница ее в черных крестах, извещающих о гибели на восточном фронте очередной порции этих разбойников с большой дороги.
Рядом с обер-лейтенантом лежит взорванный гранатой мотоцикл. Из него вывалилась всякая требуха,
огрызки недоеденного хлеба, сверток тонкой желтой кожи, пачки папирос - очевидно, содержание очередной, так и
неотправленной посылки в свой немецкий фатерлянд.
В фатерлянд не дойдет еще одна посылка. В «Фелькишер беобахтер» появится еще один крест. Мы сидим в отбитых у немцев окопах и с удовольствием слышим, как, громя их минометные гнезда, со свистом летят через наши головы тяжелые снаряды морской артиллерии.
Пo-одному вылезая из окопов, красноармейцы смотрят на труп своего сожженного товарища.
- Да, правильно, смотрите, как следует смотрите, - говорит комиссар. - Смотрите и ненавидьте, смотрите и не давайте пощады!
И они смотрят, люди, только что ходившие в свою первую атаку, они смотрят, и их сердца наполняются ненавистью и гневом, которого хватит на десять, на сто, на столько атак, сколько потребуется, чтобы все эти штурмовики, эсэсовцы, вся эта погань, пятнающая своим присутствием землю, была раздавлена и сметена с нее. Над лиманами поднимается холодный ветер. Боевой и будничный день сменяется такой же боевой и будничной ночью. Комиссар приказал проверить посты. Когда это необходимо, он с поднятой головой идет в самое пекло, презирая смерть, но он ни за что в жизни не согласен ни на одну напрасную жертву, ни на одну лишнюю гибель.
- Ночью не спать, ни в коем случае не спать.
А черная, как сажа, южная ночь вступает над нами в свои права, требуя острого охотничьего внимания к каждому шороху песка, к каждому всплеску воды. //
Константин Симонов. ЮЖНЫЙ УЧАСТОК ФРОНТА.
_________________________________
Смерть немецким оккупантам! ("Известия", СССР)***
К.Симонов:
В лапах у фашистского зверя ("Красная звезда", СССР)
************************************************************************************************************
Точность и правдивость сведений о неприятеле - закон для разведчика. Зорко наблюдай за всем, что происходит у врага, и точно докладывай об этом командиру.
☆ ☆ ☆
Полковая почта
(От специального корреспондента «Красной звезды»)
Новенький «Пикап» остановился на опушке леса. Дальше ехать нельзя. Поляну обстреливают немецкие минометы, а в воздухе гудит фашистский разведчик. Часовой не пропускает машину к штабу, хотя и знает почтальона.
- Сейчас ехать опасно, товарищ Степанов, - об'ясняет он.
Степанов спешит. Вместе с водителем Прохоровым он разгружает машину. Почта сегодня богатая. В адрес полка прибыли 44 посылки, 123 письма, 8 телеграмм, больше тысячи экземпляров разных газет. Через час-полтора все это уже на командном пункте. К Степанову идут командиры, бойцы. Они отходят от него радостные - кто с письмом, кто с посылкой, кто с телеграммой.
С разрешения адресатов мы познакомились с частью почты этого дня. Майору Корученевскому пришла телеграмма от жены из Саратова:
«Поздравляю наградой, крепко целуем все, подробности письмом».
Лейтенанту Васильчику пишет отец из Кировской области:
«Мы здесь, Коля, много читаем о немецких автоматчиках. В газетах пишут, будто стреляют они, не целясь. Так тогда с ними драться нетрудно. Пусть он идет себе и палит, а ты его возьми на мушку - и конец. Прошу тебя, передай своим бойцам: мол, старик совет дает. А еще передай им, что я выслал на твое имя посылку с грушами и сушеной вишней. Частицу возьми себе, а остальное между бойцами раздашь».
Пулеметчику Алексею Сафину написал сын - ученик четвертого класса 1-й Вольской начальной школы:
«Вчера был у нас диктант, мне выставили отлично. Ты говорил, что, если я буду отличником, ты будешь отлично бить немцев. У меня «отлично» не только по русскому, рисование - «отлично», география - «отлично». Пиши ты теперь, что у тебя отлично. Мама говорит, чтоб твое письмо ко мне подтвердил командир. Пусть подтвердит. Отметки учителей я приложил к письму».
Сержанту Климову пришла посылка. В ней теплые шерстяные чулки - двенадцать пар, сало, папиросы, конфеты. Вместе с посылкой письмо. Отец, бригадир колхоза «Советская Волга» Куйбышевской области, пишет:
«За нас будь спокоен, Петруша, хлеба убрали сполна. Нам пришлось 194 пуда, брать не стали - прошлогоднего на два года хватит. Все продали государству. Все разговоры только о вас и идут; пуще немца бить надо, уж больно гадина он... Мать связала двенадцать пар носков. Парочку тебе, а другие товарищам дай, небось прохладно стало по ночам»...
Бодрые, радостные вести приносят письма с родины. Родители, жены, дети, знакомые пишут воинам Красной армии о том, как они помогают фронту трудом, сбережением, хлебом, отличной учебой. Бойцу и командиру нечего беспокоиться о доме. Там их помнят, о них думают.
Многие красноармейцы и командиры тут же написали ответные письма. Лейтенант Васильчик ответил отцу:
«Твой совет, папаша, об автоматчиках чуть-чуть запоздал. Мы с первого дня боремся с автоматчиками прицельным огнем. Но я передал все же твой совет бойцам - спасибо говорят тебе. За посылку - тоже спасибо. Просят тебя написать в следующем письме, как ты немецкого полковника в мировую войну в плен взял. Я им про это рассказывал. Напиши».
Пулеметчик Сафин выслал сыну справку, выданную командиром:
«Настоящая дана Алексею Семеновичу Сафину - командиру пулемета третьей роты, в том, что он и его расчет за все время боев дрались отлично: стрельба - «отлично», меткость - «отлично». Уничтожено не меньше 150 немецких солдат и офицеров, еще 8 огневых точек и 11 автомашин врага. Дисциплина - образцовая, самочувствие - отличное. Постановлением правительства награжден медалью «За отвагу».
Командир роты лейтенант Зубенко».
Но война есть война. В этот день из штаба полка пошло несколько необычных писем. Вот одно из них, в город Горький:
«Ваш сын Гримберг Василий Емельянович пал смертью храбрых в боях с фашистами в 12 часов дня 9 сентября 1941 года. В бою он проявил храбрость и отвагу. Его отделение зашло в тыл неприятеля. Бойцы под командованием вашего сына уничтожили гранатами 13 немецких автомашин с боеприпасами и оружием...».
Почтальон Степанов увез с собой 99 писем, 19 телеграмм, 21 денежный перевод. В ответ на письма с родины бойцы и командиры полка послали своим близким бодрые, полные любви слова. // Политрук
П.Трояновский. ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ.
________________________________________________
Кровь за кровь и смерть за смерть!* || «Правда» №232, 22 августа 1941 года
Смерть немецким оккупантам! || «Красная звезда» №267, 13 ноября 1941 года
И.Эренбург:
Презрение к смерти* || «Красная звезда» №169, 20 июля 1941 года
Мщение и смерть фашистско-немецким псам!* || «Правда» №254, 13 сентября 1941 года
Газета «Красная Звезда» №228 (4983), 27 сентября 1941 года