Всеволод Иванов. Великая битва
Вс.Иванов || « Известия» №101, 29 апреля 1945 года
Да здравствует могучий Советский Союз, отстоявший цивилизацию Европы от фашистских погромщиков! Слава советским войскам, водрузившим знамя победы над Берлином!
# Все статьи за 29 апреля 1945 года.
(От специального военного корреспондента «Известий»)
К югу от Франкфурта, по обе стороны Одера, тянется невысокая, метров в десять, дамба, предохраняющая поля от разливов и регулирующая течение реки. Дамба - давней работы: нависшие, угловатые ветлы, растущие у её подошвы, достигают иногда двух обхватов. Тонкие, молодые их листья - в голубой игре ветра, и смиренные тени их скользят по нашей машине, когда мы пробиваемся вдоль дамбы к лодочной переправе, чтобы попасть на западный берег в район нашего плацдарма.
Течение Одера быстрое. Гребцы налегают на вёсла. Мелькает мимо крошечный островок, покрытый пушисто-синими лозами. Посредине островка - яма: в полдень сюда попал снаряд, но мокрая земля уже осела, и ямы почти не видно. Только изломанные, искромсанные ветки чертят путь взрыва.
- «Он» часто подбрасывает сюда, - говорит гребец, - да ведь лодка увертлива. В лодке жить легко: и ехать не путём, и кормить не бензином, и гнать не кнутом…
Гребец, как и все встречные, разговорчив. Но люди здесь разговорчивы по-особому. Это не бесплодная, скверная болтливость, а стремление передать вам свои хорошие качества, глубокие думы. Мне кажется, что люди здесь хотят передать вам о человеческом подвиге такое, что вы не знаете и о чём слабо догадываетесь.
И, пока мы плывем в лодке, вглядываясь в противоположный берег, в изрытую дамбу, где расположилась дивизия, где рядом с орудием - землянка политотдела, а с землянкой - стойло для коня или укрытие автомашины, где дамба поделена на некое подобие клетей, - пока мы рассматриваем эти каракули войны, сопровождающие нас гребцы рассказывают о форсировании Одера.
День был холодный, лохматый, в надменно-серых тучах. Земля была мерзлая, холодная, грязная, и, однако, пришлось покинуть ее, чтоб под пулями и снарядами немцев перебираться на тот берег.
Горька война, но горечь её преодолевается и побеждается упорством и знанием. Так был побеждён Одер.
В числе других, на самодельном плотике, форсировал Одер старший сержант Абатуров. Он переплыл реку, выскочил на берег и увидал глубокий канал. За каналом - насыпь, и оттуда бьет немецкий пулемёт, и поблескивают огоньки его выстрелов, как чешуя. Но, как у рыбы не мясо, так и чешуя - не перья, и не улететь тебе от нашего гнева, фашист!
Абатуров бросился в ледяную воду, глотнул её горечи, победил её, переплыл канал и пополз вдоль скользкой насыпи. Он подкрался к немецкому пулемёту, навалился телом на его ствол. Наступила короткая тишина: короткий и бессмертный миг жизни, который осталось прожить Абатурову, потому что тело его было пронзено нулями. Что вспомнил он? О чём он подумал? Он вспомнил свою прекрасную родину. Он как бы встал перед ней во весь свой рост, - и он крикнул бойцам, которые ползли за ним, слова, священные для нашей родины, являющиеся воплощением творческих сил нашей родины. Он крикнул:
- Вперед, за Сталина, ребята!..
Будь же бессмертно-цветуща жизнь народа, породившего и воспитавшего такого сына!..
Переплыли на лодках, на плотах. Начали наводить переправу. Тем временем артиллерия долбила вражеский берег. Немцы отвечали довольно усердно. Укладывая доски штурмового мостика, командир взвода лейтенант Агафонов торопил:
- Попробуем-ка еще быстрей, друзья! Что касается «его», так «он» бьет с натугой теперь; ему теперь через тын да в яму! У него жизнь как бутылка теперь: головы нет, а горло цело. Клади доски быстрей, друзья! Кладем верную дорогу на Берлин!
Так стояли они, подбадриваемые шутками лейтенанта, долгие часы в воде, ползуче-ледяной, под промозглым и пасмурным ветром. Стояли с писанными мертвенно-серыми лицами, вбивали колья, стлали доски под разрывами снарядов, стояли, думая о тепле, которого, казалось, откусили б и от камня. Стояли, - не подумали уйти. Мало того, - переправа была готова раньше срока.
Будь же бессмертно-цветуща жизнь народа, породившего и воспитавшего таких детей!
Рванули к дамбе. Немцы укрепились на ней.
- Ну что ж? Река за нами, - сказал парторг, младший лейтенант Жаров. - Остается, выходит, только один верный путь: на Берлин.
А к дамбе прибывают новые группы немцев.
Пулемет противника заработал на фланге. Он может помешать нашему движению к дамбе. Под пулями немцев командир Рябцов бросился к пулемету. За ним автоматчики - Кукушкин и Котлун. Они подползли сзади к дзоту. Рябцов бросил туда гранату. Немецкий пулемет умолк.
- На дамбу, друзья! Отсюда видней Берлин!
Click to viewВорвались. Дамба космата от боя, от взрывов, от криков. Бой таков, что оставшихся в живых немцев вытаскивают из окопов за шиворот.
Звенящим от волнения голосом говорит о завоевании плацдарма за Одером младший сержант Моревин:
- Мы прошли вперед через множество трупов! Мы шли на Берлин.
Видна дорога, обсаженная деревьями, обширный луг и дальше - опять вода. Километрах в полутора отсюда немцы взорвали плотину. Вода хлынула на луг. Наш плацдарм, завоёванный с таким трудом, мог быть затоплен.
И тогда отдан был приказ - выбить немцев из района взорванной плотины. Выбить - заделать брешь.
После ожесточенного боя немцев выбили, а брешь начали заделывать. Подвозили на лодках бетон в мешках. Бутили два дня. Забутили. Вода остановилась и начала сбывать. Однако передний край проходил по воде, и там, в легкой бархатистой дымке, впереди среди разлившихся вод, сидит наша передовая рота.
Вскоре после того, как пролом был заделан, на плацдарм доставили фильм «Сердца четырех». Наступили сумерки. Пора бы смотреть фильм. Но как раз в это время немцы начали обстрел наших позиций. Бойцов от взрывов закрывала и защищала плотина. Воды разлившегося Одера, плескались у подножья ее. За плотиной, по направлению к западу, расстилался луг. Как бы превосходно было растянуть над этим лугом экран и смотреть фильм. Но луг не только обстреливается, - он и виден немцам! Ни «движок», который дает электричество, ни тем более экран нельзя вынести за плотину, в это обстреливаемое пространство. Неужели же отправить фильм обратно? Неужели же махнуть на искусство?
- Нет. Фильм надо посмотреть. Придумаем.
И придумали. Так как расстояние между экраном и зрителем, расположившимся на плотине, было слишком коротким, то экран укрепили среди лоз, на воде, на самом Одере. «Движок» втиснули в углубление. Смотрели. Правда, текст фильма заглушался порой звуками стрельбы, но его восполняли воображением...
Я стою на плотине, где смотрели фильм. Воды уходят. Луг обнажается.
II.
Горят леса. Собственно, горят не леса - деревья еще в весенней влаге и не загораются, а горит мох, сухая, прошлогодняя трава, сучья, всё, что скопилось у подножья деревьев. Однако дыму много, и часто в глубине леса видишь бойко ползущие ручьи пламени. От дыма придорожная трава кажется особенно четко зеленой. Небо во мгле, а солнце - огромное и какое-то холодно-оранжевое.
Мы возвратились с плацдарма и стоим теперь на террасе сельского дома, выходящего в сад. По тропинке, возле куста сирени, бегает ручной ёжик. Три генерала - командующий армией, командующий артиллерией армии и член Военного Совета армии - вышли сюда, к нам, на ми¬нутку отдохнуть после длинного совещания. Завтра - штурм укрепленных позиций противника на западном берегу Одера. Наводятся переправы, подвозятся войска, стягивается артиллерия. Завтрашний день начнется артиллерийской симфонией, где лейтмотивом будет: «К Берлину, товарищи! К Берлину! В Берлин!».
Командарм - седой и стройный, с чеховским лицом, с застенчивыми движениями. Командующий артиллерией - широкоплечий, грузный, в молодости бывший бурлаком и грузчиком на Волге, с массивным лицом, словно двумя взмахами резца вырезанным из гранита. Член Военного Совета - темноусый украинец с бархатными глазами. Все они одинаково бледны от волнения, все они погружены в напряженные думы.
И вдруг, видимо, уловив общие мысли, командарм говорит:
- А, знаете, я видел Льва Толстого. Мой отец был начальником железнодорожной станции неподалеку от Ясной Поляны. Толстой почти каждый день приезжал на станцию верхом за газетами. И каждый день я, мальчишка, выбегал на крыльцо, чтоб встретить его. Он ездил на маленькой лошаденке. Я не успею сказать: «Здравствуйте, Лев Николаевич», как он уже снимет шляпу и легкими, быстрыми шагами идет к станции...
И командарм смотрит в сад. И всем нам кажется упоминание о Льве Толстом таким уместным, таким понятным и таким трогательным, словно где-то здесь, за кустами воздушной сирени, прошла его тень. Нынче все - от командарма до бойца - под впечатлением огромной ответственности приближающейся битвы, в которой сыны великой отчизны будут защищать от фашизма культуру не только нашей страны, но и жизнь и культуру всего человечества, а кто лучше Льва Толстого мог понять и воспеть величие битвы за счастье человечества?..
III.
Вчера я встретил полковника Аралова.
Это - высокий, слегка сутулый человек с мягкими манерами и тихим голосом. Перед войной он был заместителем заведующего Литературным музеем в Москве. В 1941 году этот старый революционер пошёл добровольцем в ополченческую дивизию. Улыбаясь, он говорит:
- Я проделал блестящий путь: от Москвы-реки до Одера, и в одной и той же армии, - И он добавляет, относясь с мягкой иронией к своему возрасту: - А также не менее блестящую карьеру: от рядового до полковника.
Сейчас он начальник трофейного отдела армии. Он с гордостью говорит, что армия, где он служит, за время войны собрала и отправила тылу свыше ста тысяч тонн металлолома.
Окно его узкой и длинной комнаты выходит во двор помещичьего дома. За сараями и деревьями блестит капризно вода: не то речка, не то озерко. Окно открыто. Ласковый и пахучий запах молодой травы доносится сюда.
Вокруг - на столе, диване и просто на полу - книги, картины, китайская резьба по слоновой кости. Всё это было награблено немцами, и всё это найдено нашими бойцами. Аралов показывает нам собрание гравюр из Павловского дворца. Затем он бережно достает небольшую книгу в кожаном переплете, темно-коричневом, жирном на ощупь. С особым, игольчато-колющим чувством берешь эту книгу. Очарование времени, очарование гения охватывает вас.
Это - первое издание труда Коперника. Это - первый удар в великий колокол возрождения, удар медный, удар, сделанный рукою славянина.
И после того, как мы вдоволь нагляделись на Коперника, полковник подает нам «Колокол» Герцена.
Гений Коперника, гений Герцена, гений всего того, что освещало мир, хотел растоптать немецко-фашистский сапог. И здесь, на берегу Одера, советский воин, отбросив прочь немца, нашел, встретился и с гением Коперника, и с гением Герцена. Полковник говорит:
- Собирать запрятанные немцами наши предметы искусства оказалось не так легко. Бойцы привыкли собирать танки, орудия, машины. Увидит, - сейчас же сообщит своему командиру. А увидит статую, картину или книги, пройдет мимо, поделившись мнением только среди своих. Но стоило лишь провести небольшую раз'яснительную работу, как люди мгновенно переключились. Теперь сообщают обо всем. У людей обнаружился вкус к отысканию наших картин и вещей.
- Пожалуй, это и не так трудно, - говорит кто-то из нас. - Живопись у немцев ужасная, аляповатая. В любую квартиру войди: одни и те же цветные репродукции в золотых рамах, одни и те же изречения насчет того, что жена должна почитать мужа и блюсти дом.
- Да, - говорит, улыбаясь, полковник, - на этом унылом коленкоровом фоне бархатом выделяется наше искусство. И мы постараемся вернуть его нашей стране, куда б его немцы ни запрятали...
Неусыпно, священным чувством ненависти к врагу, умением воплощать это чувство в дело, то есть полностью уничтожать и громить врага, полны, как никогда, эти дни ярой сечи, великой битвы, гигантского наступления на Берлин, на мутно-мглистое, душное и несносное, как ядовитый туман, логово фашистского зверя.
IV.
Он пришёл, этот день наступления.
Пятый час утра. Скоро начнется артиллерийская подготовка. Но пока тишина такая, что, кажется, пролети мошка, и ту услышишь. К тому же над рекой и её окрестностями разлит, как масло, липкий туман: смесь речных испарений и дыма, нанесённого ветром из лесов.
Иду по ходам сообщений к наблюдательному пункту. Ноги вязнут в жидком, как мука, песке; руки задевают о доски, которыми обит ход. Иду долго - наблюдательный пункт на высоком холме.
Тесная комната. Вместо окна - щель шириною в ладонь и длиною метра в два. Несколько прошлогодних сухих стеблей травы еле заметно колышутся возле щели, а за ними угрюмая, сырая мгла. Сквозь мглу доносятся откуда-то голоса, но кто и о чем говорит - непонятно. Оказывается, разговаривают наши бойцы. В два часа ночи им сообщили о наступлении.
- Как они приняли эту весть?
- Давно, говорят, ждали. Пора.
Превосходство сил, моральное и физическое, явственно слышится в их ответе.
Рассвет прибывает по капле. Досадная, белесая мгла, словно кляча, ползет над Одером, уже слегка отличимым от берегов. Как и других, меня иголками колет забота: а вдруг немцы, узнав о наступлении, покинули траншеи и увели свои артиллерию?
И вдруг будто сбросили воз дров над головой. Холм вздрогнул, как куст. Посыпался из щелей песок, на секунду запорошив глаза. Где-то, на каком-то гребне ярко полыхнули гвардейские минометы. Источники света ринулись в небо, сразу определив его глубину. Земля тряслась в железном, безудержном грохоте. Передо мной встал воплощенный «бог войны» - сталинская артиллерия заговорила!
Сорок минут через этот млечный путь белесой мглы пробивала артиллерия дорогу нашим войскам. Она сверкала молнией, падала громом, она превращала пространство в кипящий котел воды и пламени, она вскрывала землю, - и ни в каком колодце, конечно, не укрыться врагу!
И когда над смутно причудливым Одером на мгновение из туч показалось солнце цвета желтой меди, наши войска пошли в атаку.
Они шли лесными массивами, среди топких лугов, по каналам, по дорогам, среди мин, среди разбитых немецких орудий, повозок, автомашин. Они прошли траншеи, ворвались во вторую линию. Они шли, как наводнение, разбивая у немцев не только технику, но и все надежды на какой-либо успех.
Немцы открыли шлюзы на одном из каналов, чтобы затопить населённый пункт, в который ворвались наши бойцы. Но бойцы, простые русские солдаты, - первыми среди них были сержант Кузнецов, ефрейтор Волокущий и младший сержант Артемьев, - под убийственным огнём пробрались к шлюзу и закрыли его.
На канале Одер - Шпрее немцы хотели взорвать мост. Бойцы двинулись так стремительно, что немцы оставили мост и убежали.
Мы пересекли железнодорожный путь и вышли на холм. Клеверное поле перерыто окопами, на желтом песке лежит трубка от «панцерфауста», а возле бетонного колпака - три трупа немецких солдат. Непогода, кажется, окончилась. В небе легкие, бледные и пушистые, как лён, облака. Проносятся самолеты. Наши летчики помогают пехоте штурмовать Франкфурт на Одере. За лазорево-синим лесом встают оранжевые клубы взрывов.
Возле холма - шоссе. По нему движется грузовая машина. Несколько легко раненых бойцов сидят в ней. Какая-то неисправность в моторе. Шофер остановил машину. Конногвардеец в кубанке поравнялся с машиной и спрашивает:
- Ну как, пехота, Франкфурт?
- А, берем. А как, казак, Берлин?
- Уже через плетень перелезли. Скоро в рейхстаг войдут, - отвечает тот и, поправив чёрную кубанку, от'езжает.
Пехотинец смотрит ему вслед и говорит:
- Оно верно: на немце теперь, как на камне, нету цвета. Хорошо-о!.. - И лицо его засияло таким томительно сильным чувством свершенного подвига, что ради того, чтоб увидеть это чувство, стоило и жить, и трудиться, и терпеть любые лишения, и идти, бог знает, как далеко!
И навсегда эти дни останутся в нас сладким восторгам, бессмертно тающим на дне наших сердец. Это - чистое и нежное сознание своего долга перед советской родиной, перед всем человечеством, перед всей культурой.
На искристом циферблате вечности сквозь близкую и лёгкую дымку времени отчетливо виден час, когда безжизненно упадет гитлеровская Германия.
Этот час видит весь мир. // Всеволод Иванов, специальный военный корреспондент "Известий". КЮСТРИН - БЕРЛИН.
*****************************************************************************
Сообщение ТАСС
2-8 апреля с. г. агентство Рейтер передало опубликованное канцелярией премьер-министра Великобритании заявление, в котором говорится, что Гиммлер сделал предложение, согласно которому Германия готова безоговорочно капитулировать перед Англией и Соединенными Штатами Америки. В этом заявлении сообщается, что правительства Англия и Соединенных Штатов ответили, что они примут безоговорочную капитуляцию только перед всеми союзниками, включая Советский Союз.
ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение подтверждается ответственными советскими кругами.
☆ ☆ ☆
Отклики в США на соединение армий союзных держав на территории Германии
НЬЮ-ЙОРК, 27 апреля. (ТАСС). В Соединенных Штатах Америки с ликованием встречено историческое сообщение о встрече войск Красной Армии англо-американскими войсками на территории Германии. Дневные газеты опубликовали это сообщение под громадными заголовками на первой странице; радиостанции немедленно сообщили об этом; информационные агентства распространили тексты заявлений И. В. Сталина, Г. Трумэна и У. Черчилля. Информационные агентства также начали распространять многочисленные сообщения от корреспондентов, которые были свидетелями обмена радостными приветствиями между советскими бойцами и американцами.
Корреспондент агентства Ассошиэйтед пресс, присутствовавший при встрече, пишет, что бойцы Красной Армии, встретив американцев, «приветствовали их, пожимали руки каждому, кого ни встречали с искренним удовольствием». Корреспондент заявляет, что он был свидетелем «празднования, подобного которому он никогда не видал».
☆ ☆ ☆
Еще более увеличить помощь фронту
Радостная весть о соединении в центре Германии победоносных войск Советского Союза, Великобритании и США мгновенно облетела все цехи и отделы московского завода «Красный пролетарий». В этот день коллектив его работал с большим под'емом. Уже в первые часы после этого волнующего сообщения рабочие цеха, где начальником Каменская, выпустили продукции в полтора раза больше задания.
На митинге в цехе №9 выступил инженер Клингер.
- Эти дни, - сказал он, - будут памятны не только нам, но и нашим внукам и правнукам. Красная Армия и армии союзных держав разгромили германские войска и соединились в сердце Германии. Чем ближе час окончательной победы, тем сокрушительнее будут удары по врагу. И мы, рабочие и инженеры, приложим все старания, чтобы фронт в эти решающие дни великой битвы получил от нас еще большую помощь.
В принятой резолюции на цеховых митингах краснопролетарцы заявили:
- Наша славная Красная Армия в Берлине доколачивает окруженные немецкие дивизии. Настал счастливый час, когда войска союзников плечом к плечу, единым фронтом сокрушают врага, приближают час окончательной победы.
☆ ☆ ☆
Показания Дитмара
ЛОНДОН, 28 апреля. (ТАСС). Как передает лондонское радио, сдавшийся союзникам гитлеровский пропагандист генерал Дитмар заявил, что, «возможно, уже покончено с генерал-фельдмаршалами фон Браухичем, фон Рундштедтом, а также с генерал-полковником Гудерианом».
☆ ☆ ☆
Пленение брата Геббельса
ЛОНДОН, 28 апреля. (ТАСС). Лондонское радио сообщает, что американские войска захватили в плен брата Геббельса - Ганса Геббельса в то время, когда он хотел скрыться из Дюссельдорфа. Ганс Геббельс является старым гитлеровцем.
☆ ☆ ☆
Об отмене затемнения в гор. Москве
В соответствии с решением правительства с 30 апреля с. г. в г. Москве отменяется затемнение и разрешается нормальное освещение улиц, жилых и других зданий.
________________________________________
Путь к Берлину ("Известия", СССР)
Советские танки в Германии ("Известия", СССР)
Битва за Берлин началась! ("The New York Times", США)
Россия: страну придется восстанавливать почти с нуля ("The Times", Великобритания)
Газета «Известия» №101 (8711), 29 апреля 1945 года